«Если Бога нет, то жить вообще незачем»

Биографическая справка

Да, в общем, что тут говорить — Шевчук он и есть Шевчук. За что мы его и любим.

Дискография ДДТ:

Свинья на радуге (1982)

Компромисс (1983)

Периферия (1984)

Время (1985)

Я получил эту роль (1988)

Оттепель (1990)

Пластун (1991)

Актриса Весна (1992)

Черный Пес Петербург (1993)

Это все (1994)

Любовь (1996)

Рожденный в СССР (1997)

Мир номер ноль (1999)

Просвистела (1999)

Метель августа (2000)

Единочество. Часть 1 (2002)

Единочество. Часть 2. Живой (2003)

Песни (2003)

Город без окон. Вход (2004)

Город без окон. Выход (2004)

Пропавший без вести (2005)

Про храм

— Папа и мама состояли в коммунистической партии. Хотя сейчас и папа, и мама — верующие. Вспомнили со временем, что они — крещеные. Это, конечно, хорошо. А как я пришел в храм? Как и многие сегодня туда попадают, благодаря личной трагедии. Это было давно. В храм я пришел где-то году в 1992. Когда у меня стряслась беда, я понял, что все потеряло смысл. А когда все теряет смысл, то ты понимаешь, что если нет Бога, то уже жить вообще незачем! Вот так я пришел к Богу. Еще мне помогли мои собственные размышления и прекрасные люди, которые были рядом. Философские беседы с ними. Все-таки я — очкарик!

— Сейчас, накануне юбилея ДДТ, темп жизни у Вас и членов группы очень напряженный. Впрочем, со временем у Вас, наверное, всегда не очень хорошо. Несмотря на такую занятость, Вам удается соблюдать образ жизни православного человека?

— Я не могу назвать себя до конца воцерковленным человеком. Не так часто я бываю в храме, как надо, честно говоря. Это факт. И я каюсь в этом — грешен.

А вот на гастролях я обычно захожу в храм. Перед концертом: помолиться, свечку поставить, чтобы концерт был хороший, с батюшкой поговорить. Обычно батюшки терпимо относятся к тому, что мы сейчас концерт будем давать. Они точно знают, что мы не несем людям ничего плохого. Понимаете, рок-культура, она ведь разная. Как писал Волошин: «Назовите мне имя Вашего Бога, и я скажу, кто Вы.» Для кого-то в нашей рок-культуре главное — деньги, для кого-то — слава и популярность. Для нас, Слава Богу, это не так.

Так вот, я хотя в храм и не так часто хожу, но замечаю: народу-то становится все больше и больше! Не так много, как хотелось бы, но все больше и больше. На эту Пасху мы были с моим сыном Витей у нас в Питере в храме: хорошо. Много молодежи.

Про наставников, друзей и поклонников

— У меня много учителей и наставников. Но, конечно, особый человек в моей жизни — мой духовник. Это так здорово и легко, когда ты сомневаешься, терзаешься чем-то, придти к батюшке. И он тебе все скажет. Делать это или не делать. Хотя, конечно, в этом есть некоторое упрощение. Поэтому я стараюсь все-таки сам разобраться во всем. Часто не спрашиваю. Только уж совсем когда невмоготу — тогда иду за советом.

Я, кстати, со многими батюшками дружу. Но совершенно особенные отношения у меня с отцом Андреем Кураевым. Мы беседуем с ним на какие-то волнующие меня темы. Я с ним советуюсь. Он — хороший, светлый человек. И интеллектуал при этом. Мне с ним интересно говорить на любые темы. Он иногда бывает у меня на концертах. Однажды, когда я его спросил после выступления: «Ну, как?», он ответил: «Кающийся грешник. Нормально!»

Я — кающийся грешник. Наверное, любой художник, артист — он в чем-то всегда кается.

— Вы каетесь на сцене, соответственно — открыто говорите о своей вере. При этом Вы стараетесь поделиться своей верой с поклонниками группы?

— Я не страдаю комплексом мессии. Знаете, когда пить человек бросает, то начинает морщиться на окружающих пьяниц. Начинает всех учить и советы давать: что ж ты делаешь! И так всех «грузит», что действительно больше вреда приносит, нежели пользы. В вопросах веры все сложно, поэтому надо очень мягко действовать.

У размышляющего, думающего человека всегда идет поиск. В этом нет ничего плохого. Ведь на самом деле все дороги ведут к храму. В этом я искренне убежден. Но я не такой ортодокс, чтобы топтать чужие святыни. Это нехорошо. Поучение, да еще со сцены — это более смахивает не на проповедь, а на крестовые походы. Я, кстати, изучал эпоху крестовых походов. Ничего хорошего в них не было, могу Вам сказать.

— То есть Вы не призываете своих поклонников идти в церковь?

— Я считаю, у нас вообще нет поклонников как таковых. Я даже слово «поклонник» не люблю. Просто у нас есть единомышленники, люди с которыми мы беседуем, которые с нами любят поговорить. Я, в отличие от Кости Кинчева, не за монолог, но за диалог. Выслушать и понять, а вместе с тем объяснить другому человеку, как ты понимаешь окружающий мир. Хотя не всегда так получается. Вообще, в обычной жизни я человек очень горячий, поэтому могу быть деспотом, кричать, топать ногами.

А еще я человек все время сомневающийся. От этого я мучаюсь. Я в беседах сомневаюсь, читая — сомневаюсь, веруя — сомневаюсь. Это такой удел очкариков, наверное, на генетическом уровне. Сомнения грызут. Я сомневался, мне было совсем худо, пока я не прочел фразу митрополита Антония Сурожского. Он пишет в своих записках: «хорошо, что сомневаетесь, это значит, что Вы должны подняться на новую ступень понимания Бога». Так что сомнения — это хорошо. Но, сомневаясь, как я могу призывать к чему-то?

Так вот, слово «поклонник» я не люблю. А слово «фанат» — ненавижу. Фанатизм плох всегда. Не важно, в чем. Потому что фанат — это человек, который одержим. И, конечно, Церковь этого не любит. Нельзя быть одержимым. Если человек одержим политической или эстетической идеей, то все остальные, у которых другое мнение — его враги. А врага надо уничтожать. И в этом, безусловно, зло. От фанатизма, одержимости — только зло! Многие журналисты, кстати, нам пеняют — вы одержимы рок-н-роллом! Это неправда! Я ничем не одержим. Разве я похож на одержимого? Иногда, может быть, актерствую на сцене. Но это для сценического образа! Это — только игра. Какой я одержимый?

Про ДДТ и новый альбом

— Сейчас у ДДТ эпоха зрелости. Я похож на того волка в чепчике, к которому приходит Красная шапочка (молодежь): «Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие уши?» — «Для того, чтобы лучше тебя слышать». То есть мы действительно стали зорче видеть и лучше слышать. Мне это нравится. Но мой инструментарий, те художественные средства, которыми я владею, они уже не удовлетворяют нюансированности восприятия молодых людей. А это значит — надо как-то расти. Это хорошо. Это и есть зрелость. Зрелость — это когда ты одну строчку можешь шлифовать неделю. А юность — это когда ты за неделю пишешь альбом.

— Сколько времени ушло у группы на новый альбом? Я успела прослушать «Пропавшего без вести» — он слишком отличается от того, что Вы делали раньше…

— Мы записывали этот альбом очень долго. Альбом получился тяжелый. Как сама жизнь. И в то же время легкий и воздушный, как сама жизнь. Там есть все. Там есть сверкающее белое и пронзительное черное. Есть и полутона. Звук очень интересный и современный. Русский рок, русская поэзия, наконец, встретились с английским и американским качеством звука. На юбилее мы будем, надеюсь, играть наш новый альбом.

Про Питер

— Первый раз в Питер нас с сестрой папа привез. Я учился в седьмом классе. Ходил-бродил по городу. Пытался поступить в Нахимовское училище, мечтал быть моряком. У меня даже кличка была в детстве — Боцман. Я ходил в клешах, тельняшке. Все дядья были моряки. Во второй раз я оказался в Санкт-Петербурге на практике по истории искусств. Писал искусствоведческую работу по Веласкесу. В Эрмитаже мы практически «прожили» месяц. Потом следующий приезд был где-то в 1982 году: я привез первый альбом ДДТ — магнитоальбом, полуподпольно записанный. Показал его некоторым музыкантам, которые для меня в тот момент были небожителями. Мне сказали: давай действуй дальше! Все нормально.

А в четвертый раз, в восемьдесят пятом году я переехал в Питер. Насовсем. Вот так.

— А кто в тот момент для Вас был — небожителем?

— Я показал свой первый альбом Жоре Аргановскому из группы «Россияне». В тот момент авторитеты — Майк Науменко, Борис Гребенщиков. Они влияли на меня, на то, что я делал. Майк Науменко, да и Владимир Семенович Высоцкий дали мне юмор. Борис Гребенщиков — это, конечно, раздвижение пространств. Жора Аргановский как раз добавил социальности: «По улице ходила мерзость под ручку вместе с дрянью!» Он был очень жесткий человек. Его группа называлась «Россияне». Очень хорошая была команда. А он сам потом пропал без вести. Наш первый концерт в Питере был как раз на вечере его памяти. В 1987 году.

— Почему возникла мысль уехать именно в Питер, а не в Москву?

— Мне друзья помогли перебраться в Питер. Хотя одно время я жил в Москве. Звали в столице оставаться. Но Питер мне больше нравился. Потому что в Питере сложнее, и соответственно — интереснее. Москва — более добродушная. Она принимает всех хорошо. Если ты талантлив, необычен, интересен, то в Москве ты — король. А в Питере — нет.

Жизнь была очень тяжелая. Полуголодная. Лимита — чего говорить. Но когда есть убежденность и жажда творчества… В Питере мы собирали группу года два. Заново. Сложно это было. Теперь от того состава первого, от него остался только Доца (Михаил Доценко, ударник).

— Из предисловия к альбому «Черный Пес Петербург» можно понять, что Вы долгие годы жили в коммуналке. Юрий Юлианович, это не поэтический образ? Действительно жили?

— У меня в жизни был целый коммунальный период. Снимал квартиры. У друзей жили с молодой женой. Около пяти лет мы так мыкались. Первую квартиру я купил в девяносто четвертом году. А так — коммуналка. Сосед разводил попугаев. Ванны вообще не было. Но сосед приспособил унитаз: в него можно было вставать, сверху — лилась тоненькая струйка, это был душ. А внизу пола не было, земля уже… Так вот. Как у всех нормальных людей.

Мама помогала из Уфы, присылала какие-то денежки. Работал дворником, ночным сторожем. Как-то выкручивались. Прописки не было, поэтому я мог работать только на лимитных местах: дворник, сторож, кочегар. Этот путь было необходимо пройти. И Питер — это, слава Богу, не фабрика звезд. В том и суть. Для того, чтобы стать художником, надо помучиться, как ни банально это звучит. Человек должен пройти через мытарства, лишения. Но в какой-то момент не прекратить заниматься своим любимым делом. Не сдаться. Господь всегда поможет! Это точно.

Беседовала Алёна СЕРИНА

Oпубликованo в 5 (28) 2005 номере журнала «Фома»

http://www.fomacenter.ru/index.php?issue=1§ion=8&article=1151