 |
| Русский дом | Виктор Грицюк | 26.08.2005 |
Зная, что в Великий пост одеваться надо скромно, купил я туристские ботинки. А длинное пальто из искусственной кожи и бобровая шапка были моей повседневной одеждой, я считал её достаточно скромной, и не мог предположить, что буду резко выделяться в этом «прикиде» среди печерских прихожан.
Первым делом я встретился с благочинным монастыря, с громовым голосом и пытливыми, карими глазами. Мы стояли посреди просторного монастырского двора. Не зная, как вести себя с монахами, я в почтении снял шапку и мял её неловко в руках, а батюшка сказал мне, что в мороз можно бы и шапочку надеть.
Я просил разрешения пожить в монастыре, говоря, что ближе хочу быть к святыням. «У нас не просто жить надо. Работать надо и молиться. Ты вот когда последний раз физически работал?» — спросил он, взяв при этом мою руку и внимательно оглядывая ладонь. — «Да, э… лет десять назад», — неуверенно солгал я, украдкой взглянув ему в глаза. — «Знаешь, работы у нас тяжёлые, непростые, а у тебя и мозолей-то на руках нет. Думаю, лучше будет тебе пожить в городской гостинице, а на службу приходи в обитель. Поусердствуй уж».
Службы великопостные начинались часа в четыре утра и были долгими. Темно в храме и холодно. Народу было немного, всё больше старики да старухи. Изредка хриплыми голосами вскрикивали бесноватые, и тогда сжимался я от суеверного страха. Духовный мир казался мне пугающе близким и опасным. Народ настороженно поглядывал в мою сторону. Спрятавшись за колонну, я прижался к раке преподобного Корнилия Печерского, чувствуя себя спокойнее у мощей святого. Так и простоял возле них всю службу.
Потом была встреча с иеромонахом, о котором мне говорили, что разумеет он смутные дебри души заблудших интеллигентов. Даже приблизительно я не представлял, о чём буду говорить с батюшкой. Не было никаких слов, лишь тяжёлый ком стоял в сердце. Он появился в дверях, высокий, худой, с пронзительными и усталыми глазами. Мы рядышком присели за длинный стол. Сейчас не помню уже, как начался наш разговор, но слёзы сами потекли из моих глаз.
Я говорил батюшке, что грехи мои огромны и что нет мне прощения. Говорил, что страшно приходить таким, как я, к Богу. Ещё что-то путанное говорил, несвязное. А слёзы текли и текли почему-то без остановки. От батюшки исходило мягкое тепло, которое плавило окаменевшее моё сердце, и понуждало говорить только правду, словно был он мне отцом или близким родственником. Иеромонах взял меня за руку и как-то легко, но так, что сразу поверилось, сказал: «Грехи твои — пузыри мыльные. Вот покаялся ты искренне, и нет их. Не греши только больше. Старайся, а Господь поможет по твоим молитвам и стараниям. А если упадёшь, что часто случается с испорченной природой человеческой, то мы в самом низу тебя за пяточку подхватим. А что ты живёшь жизнью семейной, да ребёночка имеешь, так это же благодатный луг альпийский. Знал бы ты, как там, наверху, дует». И он замолчал, задумчиво глядя в пустое пространство перед собой.
И так вдруг стало мне тогда легко и покойно, и такая вселилась вера в помощь этого неожиданного — «мы». Не сирота я, оказывается, не один на целом белом свете, а есть ещё «мы». В благословенных келиях Печерских, во всех сохранившихся обителях и храмах земли нашей, на ледяном ветру духовном, хранится и делается нечто важное, важнее чего и в мире нет. Без чего — смерть.
Словно освобождённый от тяжёлого рабства и страха, возвращался я домой. Вернулся в Москву иным, свободным, окрылённым и преображённым. Кто из людей может отнять у меня свободу моей совести? С нами Бог и кто Его сильнее? А что мы рабы Господни, так это нормально, ведь Создатель Он наш и Питатель. Ничего без воли Его не происходит, и ничего нет случайного в мире.
Уникальная и самобытная русская культура, которая одухотворяет весь мир, выросла из православной веры русского народа. Рядом с былинными богатырями видится в нашей истории образ смиренного инока-подвижника. Он уходил от мира в леса и пещеры, а мир вновь и вновь приходил к нему.
Сейчас маленький городок Печеры переполнен приезжими. Стало больше русских паломников со всей страны.
Мест в городской гостинице нет. Хорошо, что жители принимают к себе на постой благочестивых паломников. Там, где сохранялись церкви и монастыри, народ и добрее, и сердечнее. Устраиваемся вблизи обители, у одинокой старушки, в аккуратном и уютном её домике среди разросшегося яблоневого сада.
В главный праздник монастыря — Успения Пресвятой Богородицы — в Печерах совершается грандиозный крестный ход с чудотворной иконой Успения. Икона эта прославилась чудесами с 1523 года и не раз спасала обитель от разных напастей. С 1960 года крестные ходы вокруг обители на тридцать лет были прекращены и совершались лишь внутри монастырской ограды. Только с 1990 года, словно из заточения, вышли они за Святые ворота, к несказанной радости православных.
Успение завтра, но в монастыре уже бурлит работа. Женщины с утра плетут живописные гирлянды и венки из цветов. Послушники и трудники привозят на телегах огромные охапки зелёной травы. Травой этой аккуратно покрывается дорога в монастыре, где пройдёт чудотворная икона. Женщины украсят её плетёными гирляндами и замысловатыми узорами, выложенными из цветов. А потом соберут паломники и сохранят их как святыню.
На главной, Успенской площади монастыря, служится Лития и освящаются хлеба. Чудотворная икона на плечах монахов трогается плавно и движется медленно вверх, по «кровавой дороге», по цветочному ковру, к Никольским воротам. Мощно звучит в вечерней тишине голос хора. Людской поток с зажжёнными свечами в руках сопровождает её до ступеней Михайловского собора. Святыню здесь устанавливают на паперти, где Всенощное Бдение продолжается и читается акафист Успению Божией Матери.
Тихо угасает день, и первые звёзды зажигаются в чистой выси, а служба длится и длится, затемно заканчиваясь Великим славословием.
Наутро после Литургии «красный звон», которым так славится монастырь, наполняет небо над тихим городком. Двум монастырским звонницам вторят колокола городских храмов. Взлетают птицы и кружатся в прозрачной выси, словно пытаются вовсе раствориться в ней. Многотысячная толпа подхватывает древнерусский распев. И тяжёлая, восемнадцатипудовая чудотворная икона чинно выносится за Святые ворота. Когда проходит она мимо череды богомольцев, многие опускаются на колени. Зрелище настолько величественное, что колени сами подгибаются от переполняющего душу восхищения.
Много народа собралось снаружи, у входа в обитель. Здесь и греческие монахи, и наши Афонские насельники. Здесь и женщины в разноцветных платочках, и много, много празднично одетых детей. Нескончаемый человеческий поток начинает движение за святыней, вместе с которой в крестном ходе несут восемь прославленных икон Печерских. Кресты и многочисленные хоругви предваряют шествие. Блеск праздничных священнических риз и богатых окладов, и мощное пение, звон колоколов наполняют душу радостью. Будто ожила сама Древняя Русь, и нет ничего в целом мире важнее. Кажется, соединились сейчас небо и земля, и весь крестный ход так и уйдёт на Небо.
Высятся рядом могучие, седые башни обители, звучит церковный распев и воскрешается в стылых сердцах истинный дух удерживающей Православной Руси. Она была всегда, никогда не умирала.
Печерский монастырь
