 |
| Гудок | Сергей Макаров | 22.08.2005 |
И ладно бы окатило, в конце концов можно обсохнуть в дороге, а то ведь небо наглухо зашторило тучами и зарядило до вечера, льет и льет, лупит и лупит. На второй день тоже льет. И на третий…
Нас, паломников, несколько тысяч. Лугами, полями, через сырые лощины, ручьи и мелкие речки, то заныривая в лес, то выныривая на опушки, хлюпаем-шлепаем, как лапчатые гуси, по бесконечным лужам проселочных дорог. От горизонта до горизонта тянется наша колонна, перетекая с бугра на бугор, живой лентой. Впереди несут застекленный старинного фасона фонарь с негасимой свечой внутри. Ее световой глазок-пятнышко гривенного размера светит на удивление ярко, особенно по утрам, до восхода солнца, звездочкой путеводной зовет к себе. По давнему обычаю о той свече говорят: «Свет несут». Следом колыхаются хоругви. И молодой дьякон, ходко шагая, размашисто кадит дорогу. Затем на специальных носилках несут икону Николая Угодника Чудотворца.
Хор певчих девичьими голосами берет высоко и чисто, кажется, не хор поет, а под неустанный шорох-шепот дождя молятся сама земля и небо.
Наш путь на Великую, к северному притоку Вятки, точнее, к селу Великорецкому, сдревле знаменитому в вятских краях. Здесь, на Великой, более шести веков назад загадочно явилась миру икона святителя. Хранить ее станут в городе Хлынове, нынешнем Кирове, однако ради почитания всенародно любимого святого уже шесть столетий ежегодно с наступлением лета носят в места, где Николай Угодник явил свой образ. Выход из города всегда третьего июня. Путь занимает неделю. Это километров сто пятьдесят не греши — пройди.
Принять участие в крестном ходе приезжают со всех концов России. Ядро паломников составляют, конечно, вятские, они ходят обычно артельно, группами, если это прихожане церкви из города Уржума — их ведет уржумский священник, они под его приглядом, как пчелы подле своей матки. Если из Белой Холуницы — опять же свой батюшка. Свой из Мурашей, из Кирова-Чепецка… Но множество и одиночек издалека, со стороны сибирской, из Прибалтики и Черноморья. Есть из Москвы, из Питера, с Волги. Едут и молодые, и старые. Кого позовет Николай Угодник, те и едут.
При достижении реки Великой на ее берегах паломников ждет непременно Божественная литургия. Люди исповедуются и, причастившись, омываются в святом источнике — в ледяной воде, день отдыхают и в два часа ночи при свече выходят в обратную дорогу. В обратном направлении идти, разумеется, легче, главное сделано, на Великую каждый шел как бы сам по себе, а, возвращаясь, несет чувство небывалого единения со всеми. Каждый въяве чувствует в себе перемену, которую словами не высказать. Ты не чужой в этом многолюдье. Всем родной. И тебе все родные. И это чувство родства невольно рождает слезу; оглянешься и видишь, что многие радостно плачут. Редко, редко приходится видеть светлые слезы в обычной жизни.
Игумен отец Тихон, который, являясь предстоятелем крестного хода, многие годы водит людей на Великую, говорит:
— Крестный ход требует и моральных, и физических сил. Мы не только идем за крестом — несем крест и свой собственный.
Кто эти люди, что идут на Великую? Ради какой такой цели оставляют они привычный домашний уют и добровольно принимают дорожную тяготу? Питание — всухомятку. Ночевки — на полу в деревенской школе или в дровяном сарае, а то и вовсе на голой земле под кустом. Сон не долее двух часов в сутки. Известно, кроме того, что в походе иголка в тягость, а тут за плечами, в рюкзаке, и питьевой воды запас, и сменная обувь, и спальный мешок, полиэтиленовый коврик для подстилки, и все остальное, включая питание, даже священники — и те навьючены, как пилигримы — и мокнут наравне со всеми.
Какая же тяга стремит-поднимает человека на крыло, как птицу для дальнего перелета?
Каждому в душу не заглянуть, по мнению многих, крестный ход есть особая покаянная молитва. Просят об излечении от недугов. О ниспослании милости к сидящим в тюрьмах или ожидающим суда. О возвращении сыновей с армейской службы… Среди женщин, как мне объяснила одна собеседница, многие идут, умоляя Николая Угодника помочь им устроить семейную жизнь.
Немало и тех, что просить ничего не просят, им утешительно само по себе конкретное участие в благом деле. Есть и обычные любители прогуляться, тем не менее Божья благодать на них распространяется тоже. Отец Тихон рассказывает:
— Раньше с нами ходил молодой сельский фельдшер. Из любопытства ходил. Узнав, что он медик, мы поручали ему наблюдать за больными, при случае оказать экстренную помощь. Конечно, общались с ним… А спустя срок он заочно окончил духовное училище, теперь ходит с нами уже как священник. Я и еще знаю паломников, кто решился тоже стать священнослужителем.
— Получается, что крестный ход готовит кадры для церкви?
— Есть такое! Но если шире брать… Крестный ход дает образ кротости и правило веры, обучает смирению. Кто ходит крестным ходом, тот духовно находит больше, чем за пятьдесят лет обычной жизни.
Отец Тихон всегда говорит, словно калибрует каждое слово, и с ним трудно не согласиться.
За шесть веков, что икона святителя Николая «уходит» в Великорецкое, разумеется, многое и многое поменялось. Вплоть до советских времен, допустим, она «ходила» туда… водой. Давние хроники свидетельствуют: «Чудотворную икону торжественно погружали в ладью, на ней устроено было нечто вроде часовни. Десяток молодых гребцов в красных рубахах с синей перевязью через плечо махали веслами, как крыльями…»
Итак, икона «шла» по воде. Сначала плыла по реке Вятке, затем через устье попадала в Великую. Богомольцы, что сопровождали ее — а их набиралось до ста тысяч, — устремлялись по берегу.
В бытность советскую, как можно догадаться, крестный ход был строго-настрого запрещен. Куда-то запропастилась даже сама икона. Как явилась некогда загадочно и непостижимо, столь же загадочно без следа исчезла. Крестный ход как массовое движение народа перестал существовать. Только благочестивые старушки, несмотря на запреты, в первых числах июня являлись на берега Великой соборно помолиться. Днем они прятались в лесу, ночью шли к цели.
Теперь, наоборот, власть и та же милиция всячески помогают крестному ходу.
— Меняется и лицо паломника, — говорит священник Андрей Лебедев. — Я застал людей еще «того» поколения… То были исключительно набожные старушки. Полагаясь целиком на волю Божью, они шли с усердием и верой в сердце. Сейчас крестный ход сильно омолодился. Новые бабушки — это уже 30 — 40-е годы. Они воспитаны в атмосфере атеизма, а идут как паломники. Понимаете? Другая формация! Внешне они паломники. Внутри — обыкновенные туристы, готовые упрекать, что для них не созданы условия, нет гостиниц, отсутствует сервис. Приходится объяснять, что крестный ход есть труд, а не прогулка налегке.
20.08.2005
