Пост актрисы

Когда в начале 90-х известная актриса Екатерина Васильева объявила, что уходит со сцены и посвящает себя служению Богу, многие восприняли это как чудачество. Но, согласитесь, блажить пятнадцать лет кряду трудно. Сегодня Екатерина Сергеевна периодически играет в кино и антрепризах, постоянно подчеркивая, что делает это исключительно ради хлеба насущного. Дескать, душа отдана другому. Вот и разрешение на интервью в канун собственного 60-летия казначей храма священномученика Антипы предварительно испросила у батюшки.

— Что это вы сейчас сделали, Екатерина Сергеевна?

— Диктофон перекрестила. Сила креста — оружие против бесов.

— Значит, я еще рот не раскрыл, а вы уже защищаетесь?

— Наперед знаю: хорошего от журналиста не дождешься. Наверняка глупости спрашивать станете.

— Вообще-то собирался о юбилее поговорить: не торопимся ли с празднествами? Вы же теперь воцерковленная, новое летоисчисление ведете.

— Была жизнь мирская, стала духовная. У меня все примерно поровну разделилось. Крестилась лишь в 33 года, росла ведь в семье атеистов…

— Ну да, дед — педагог Макаренко, отец — пролетарский поэт Васильев.

— Удивитесь, но дедушка со стороны Антона Семеновича служил церковным старостой в Кременчуге. Как и дед по отцовской линии, только в Кургане. Православных купцов Васильевых почитал весь город, там до сих пор стоит наш фамильный особняк, школа носит имя отца, бульварЙ Так что я не пришла к вере, а вернулась. И не надо думать, будто меня воспитывали в традициях макаренковской коммуны, хотя, конечно, в доме висели портреты деда, стояли его книги, колонисты, приезжая в Москву, всегда останавливались у нас, мама со многими из них поддерживала связь.

— Наверное, и с Явлинским?

— С Алексеем Григорьевичем. Отец лидера «Яблока» рос в колонии Антона Семеновича, и моя мама потом дружила с ним. Они ведь одногодки. Недавно мы виделись с Григорием Алексеевичем, вспоминали родителей. То поколение было удивительным. Оптимисты, жизнелюбы. Жаль, не познали веры в Бога.

— Зато верили в иное — в коммунизм, в мировую революцию.

— Хорошо, отец Димитрий нас не слышит!

— Собственного сына батюшкой зовете? Не чудно ли?

— Иначе не могу, хотя раньше любила имя Митя. Светские знакомые продолжают так называть сына, что уже мне кажется странным. Едва четыре года назад рукоположили в сан, сразу закричала: «Отец Димитрий!» Очень ждала этогоЙ С благоговением и трепетом отношусь к представителям церкви, хотя сначала испытывала туземный страх, не знала, как подойти к ним, обратиться. Потом освоилась. Сейчас и вовсе живу в доме священника: отец Димитрий — местоблюститель в храме священномученика Антипы Пергамского.

— А кто это, извините?

— Ученик апостола Иоанна Богослова. Он, между прочим, от зубной боли защищает. Такая Антипе дана благодать от Бога. Что вы все время улыбаетесь? Несчастный человек, неверующий! Разговариваете как с дурочкойЙ

— Да я радуюсь, Екатерина Сергеевна! Теперь знаю, куда бежать, когда прихватит.

— Купите икону святого Антипы и молитесь.

— А прикладывать ее никуда не надо?

— Во всяком случае не к зубу. Если только к сердцу.

— Вам помогает?

— Не то слово! Боль-то удручающая, особеннаяЙ Не раз спасалась молитвой. Когда впервые случилось, восприняла словно чудо. А теперь понимаю: иначе и быть не могло. Как-то участвовала в фестивале «Золотой витязь», который Коля Бурляев организует. В тот раз мы плавали по Днепру. У одного из гостей разболелись зубы, бедолага буквально на стены лез от боли. Говорю: «Что ты таблетки глотаешь? Возьми икону Антипы». А болезный, видно, вроде вас, ни во что не верил. Но иконку на ночь прихватил… Утром прибегает: «Катя, не может быть! Как рукой сняло!»

— Так вы адресочек назовите, Екатерина Сергеевна. Где храм-то?

— На Волхонке, по соседству с Пушкинским музеем. Из-за него у нас шла долгая, кровавая битва на самом высоком уровне — президентском, премьерском.

— С кем воевали?

— С госпожой Антоновой, директором ГМИИ, использовавшей помещение храма под складское хранилище. Мы прошли через тяжбы, суды и разбирательства. История длилась более десяти лет и завершилась лишь минувшей весной. Когда переступили порог, поняли, почему Ирина Александровна так не хотела отдавать храм, хотя решение о передаче здания было принято еще в 1992 году. Красота там невероятная! После очередной, как сейчас принято говорить, разборки я не выдержала, пришла к батюшке и говорю: «Не могу больше, сил моих нету!» А он отвечает: «Катенька, это и есть наше с вами делание. Господь хоть завтра храм вернет, а чем мы тогда будем заниматься? Испытание послано для укрепления веры». Чего в итоге стоила нам победа, даже описать не возьмусь. К кому только не ходили, какие пороги не обивали!

— Например? К Швыдкому?

— Не тот уровень! Михаил Ефимович, по-моему, лишь мешал. Зато Валентина Матвиенко и Георгий Полтавченко очень помогли. Мы за них молимся. И Евгений Примаков с Аркадием Вольским наши просьбы услышали. Спаси их, Господи! Словом, при поддержке добрых людей удалось вернуть церкви ей принадлежащее, хотя для Антоновой я, наверное, навсегда останусь кровным врагом, она мою фамилию слышать не желает. Но это не самая большая беда, главное, с 24 апреля, со дня священномученика Антипы, в храме проходит литургия. Работы впереди много, предстоят реконструкция здания, укрепление фундамента, реставрация интерьеров, однако такие заботы в радость.

— Косые взгляды на себе продолжаете ловить, Екатерина Сергеевна?

— А что мне от них? Стараюсь внимания не обращать. Раньше, когда еще различала косые и прямые, спросила батюшку. Он сказал: «Будьте мертвы к любому мнению о себе — как к плохому, так и к хорошему».

— В теории все здорово, а на практике?

— Надо трудиться. Не зря ведь говорят: молиться — кровь проливать. На мой взгляд, ничего нет тяжелее.

— Когда вы окончательно определились в выборе?

— Году в 87-м. К тому моменту созрела, чтобы оставить театр. Положила Олегу Ефремову заявление на стол. Он не подписал, стал уговаривать. Но перед двухмесячными гастролями МХАТа в Японию я все-таки ушла, чем вызвала волну недоумения. Кто же от таких поездок добровольно отказывается?! В ту пору зарубежные гастроли служили серьезным подспорьем для семейного бюджета. Но я не думала об этом. Представила, как надолго оставляю 14-летнего сына, и испугалась навеки его потерять. Возраст-то опасныйЙ Слава Богу, что тогда не уехала! Потом, в 93-м году, батюшка благословил на окончательный уход со сцены и из кино. Совсем перестала играть.

— Наверное, и октябрь 93-го даром не прошел? Помню, рассказывали мне тогда, что были на мосту, с которого танки расстреливали Белый домЙ

— Я ведь жила по соседству, в доме, где гостиница «Украина"Й Те события вызвали, пожалуй, последнюю мою вспышку социальной активности. Очень переживала из-за случившегося, много выступала в печати, а батюшка сказал: «Катя, или идите в революционерки, или прекращайте говорить о политике. Вот вам икона, и молитесь за Россию». Если помните, кровопролитие тогда остановила икона Владимирской Божией Матери, перед которой святейший патриарх провел молебен, после чего слег с сердцем. Но главное — гражданскую войну удалось не допуститьЙ Словом, я послушалась мудрого совета и успокоилась. Заодно и от актерской профессии отошла.

— Без сожаления?

— С радостью! Особенно легко отказалась от кино. Никогда не была его фанаткой, у нас отношения не сложились.

— А как же «Обыкновенное чудо», «Соломенная шляпка», «Бумбараш», «Экипаж»?

— Что вы такое говорите? Даже стыдно слушать! Это делалось исключительно ради заработка. Не любила и не люблю кино. Наверное, и оно было послано мне для смирения. Лишь «Визит дамы» Михаила Козакова готова принять. Собственные актерские удачи связываю только с театром. Четырнадцать лет прослужила во МХАТе, работала с великими режиссерами — Ефремовым, Эфросом, Додиным, Гинкасом, Чхеидзе, Любимовым, Занусси…

— Зато со Штайном рассорились капитально.

— Он не смог простить, что не подчинилась ему. Кричал: «Театр — моя религия!» А я, видимо, плохо скрывала, что у меня другой БогЙ Однажды обозвал наших актеров пьяными русскими свиньями. Немец, что с него взять? Словом, Штайну нужна была Клитемнестра, а мне деньги за роль. Но потом все надоело, и я года четыре вообще не играла и прекрасно себя чувствовала. Буквально летала. И сейчас ни за что не взялась бы за старое, если бы не нужда. Снимаюсь, выхожу на сцену ровно столько, сколько требуется для жизни, ничего лишнего не беру. Потихоньку езжу по городам с антрепризой по рассказам Чехова, иногда соглашаюсь на кино, но даже то, что играю, мучительно, тяжелый осадок остается.

— Слышал, тысячу долларов за съемочный день просите?

— Отвергаю многие роли, смотрю на драматургическую основу. Что до гонораров, то секрета не делаю. Сейчас вот у Соловьева в «Анне Карениной» сыграла, так еще больше тысячи назвала. Он по старой дружбе не отказал.

— Как можно? Первой-то жене!

— У нас с Сережей замечательные отношения. Как и с Мишей Рощиным, папой отца Димитрия.

— Папой отца — это круто! К слову, про Папу. Римского. Объясните, почему наши иерархи шарахаются от понтифика? Сели бы, договорились…

— Ватикан отпал от истинной веры. До признания заблуждений и преступлений перед православием говорить не о чем. Не приемлю нападок на нашу церковь: мол, не меняется, не развивается. А зачем, если она истинна, совершенна и абсолютна? Слава Богу, хоть что-то незыблемо. Мне любой консерватизм дорог. Соблазнов сейчас очень много, дьявол сети раскинул. Наркотики, казино, бордели, гей-клубы… А телевизор включите — это же ужас! К счастью, в нашем доме его не смотрят.

— А как же новости?

— Во-первых, их можно не только по ТВ узнавать, во-вторых, это праздное любопытство, считающееся страшным грехом. За чашкой чая вам расскажут об очередной катастрофе или трагедии, а толку? Иллюзия сопереживания, соучастия, чтобы псевдособытия чужой жизни заслонили собственную. Зачем самообман, разве мало тех страшных скорбей, через которые проходит каждый из нас? Вера — это аскеза.

— Держитесь?

— Как и все православные. Совсем не пью, не курю, не ем мяса, стараюсь мало спать, регулярно пощусь. Утром молюсь, вечером, перед едой. Вся жизнь должна быть посвящена одному — спасению души.

— Ей, душе вашей, ни кино, ни театр, ни литература не нужны?

— Давно ничего не смотрю и не читаю. Ложь, негатив и провокация! Правда, была председателем жюри на «Золотом витязе», но там все-таки фильмы специально отобранные. С шоу-бизнесом не соприкасаюсь. И мирской суеты сторонюсь.

— Но юбилей-то праздновать будете?

— Я родилась 15-го, а с 14-го — пост. Такой же строгий, как Великий. Особенно не разгуляешься, а людей ведь хочется угостить, раз в гости зовешь. Придется отложить торжества на пару недель. Честно говоря, не очень люблю день рождения, мне по душе именины. Тогда говорят не о тебе, такой красивой, умной, доброй, хорошей, а о святом, в чью честь ты названа. Гордыне меньше искушений. Правда, у меня и именины на пост приходятся, на 7 декабря. Так что я постоваяЙ Может, это и хорошо. Себя в строгости держать надо. Свою порцию грехов давно совершила, до сих пор при воспоминаниях о них содрогаюсь. Убеждена, жизнь сложилась бы иначе, если бы у меня не отняли Бога. Сколько бы детей нарожала, от мужа не ушла, не предавала, не изменяла, водку не пила, матом не крылаЙ В молодости трудно избежать соблазнов, а мудрого человека, который остановил бы, предостерег, рядом не оказалось. ВГИК вспоминаю — тихий ужас! Кто больше выпьет или забористее ругнется, тот и круче. Хорошо, хоть наркотиков не было, а то со своим максимализмом и горячностью я и здесь вышла бы в лидерыЙ Спасибо Господу, вырвалась. Нет, на Руси жить без Бога нельзя. Православие заложено у нас в генах, надо лишь услышать голос крови, раскрыть душу. Единственное спасение — в вере. И за то, что до сих пор жива, молю Всевышнего. Редко рассказываю, но я ведь тяжело болела, группу инвалидности имела. В прошлом году вообще чуть не умерла, дважды оперировали, потом долго лежала в реанимации госпиталя Бурденко. Меня буквально вымолили с того света. Три недели назад сделали операцию на сердце. Она, впрочем, прошла легко. Даже хирург удивлялся. А чему, собственно? За меня весь приход просил Господа, поклоны бил, слезы проливал. И сын мой, и четверо внуков. Детская молитва — самая сильная. Правда, малыши не все пока понимают, спрашивают: «Бабушка, тебе шестьдесят лет исполнится и ты сразу умрешь?» Они не со зла, смерть им не страшна. И я боюсь не ухода, а суда Страшного, грехов неотмоленных. И жизнь прошу продлить, чтобы успеть покаяться, заслужить прощение Божие. Апостол Павел сказал: Христос — моя жизнь, а смерть — приобретение. Отмаливать надо, отмаливатьЙ Чего и вам желаю. С Богом!

Андрей Ванденко

http://www.itogi.ru/Paper2005.nsf/Article/Itogi_2005₀₈_16₁₄_2805.html