 |
| Кремль.org | Владимир Легойда | 15.08.2005 |
— Согласны ли Вы с тем, что взрывы в Лондоне и события в Беслане, это события одного порядка?
— Из того, что я знаю, в обоих случаях речь идет, конечно, о том явление, которое сегодня получило название мировой терроризм. Хотя мы прекрасно понимаем, что мировой терроризм понятие достаточно виртуальное, поскольку когда говорят о мировом терроризме, всегда подразумевают, что есть некая сила с единым центром. Так вот, нет такой силы, просто эти события вписываются в ряд событий, которые сегодня довольно условно называют мировым терроризмом. Безусловно, они на одной волне. Хотя, наверное, разные исполнители, может быть, даже разные причины. Но на уровне объяснения мира, которое есть у общества сегодня, эти события, на мой взгляд, одного поля.
— Как объяснить большую разницу в трактовке событий в Лондоне — одни только соболезнования, никаких сомнений в количестве жертв, никаких обвинений властей и спецслужб, и тем более, никаких призывов к отставке — и наша реакция, и реакция мировых СМИ на события в Беслане?
— Может быть, причина в разнице восприятия не только терроризма, но и властей, то есть, того, как должны реагировать власти, как должно реагировать общество после того, когда случаются явления подобные тем, о которых мы говорим. Очень опасно, если мы с вами скажем, смотрите, здесь вот так отреагировали, а в Лондоне вот так. Значит, в Англии, в Великобритании не так воспринимают терроризм, как у нас. Там вообще мир по-другому воспринимают, это естественно. Мы только сейчас осторожно приучаем себя осторожно к мысли, что человек разных мировоззренческих основ по-разному себя ведет, в том числе и в быту. В свое время гениальный русский философ Лосев сказал, что человек, который ест мясо, он мировоззренчески отличается от того, который мясо не ест.
Это не мелочь. Люди другой культуры по-другому все воспринимают. Власти, как мне кажется, стараются вести себя адекватно ожиданиям общества. Мне, как обывателю, не очень понятно, почему после того, как что-то случилось, тут же снимают главу какого-то силового ведомства. Этот шаг, который у нас любят предпринимать, на мой взгляд, немножко странный. Происходит некоторая путаница, используют не те инструменты. Если бы так просто можно было предотвратить следующие теракты, сменив главу силового ведомства, то давно бы мы уже не разговаривали на эту тему.
— Но разница в реакции просто колоссальная. Тони Блэр после случившегося воспринимается чуть ли не героем, в то время как события в Беслане уж никак не пошли на пользу рейтингу Путина. Введение войск в центр Лондона тоже вполне оправданы, в то время как если бы войска были введены в Москву, невозможно представить, какова была бы реакция на это.
— Это опять же связано с общей трактовкой в глазах западного человека. В глазах западного человека есть Россия, страна, которая пока лишь пытается, а может быть и не пытается встать на путь демократии, страна, которая угнетает свободолюбивые народы. Соответственно, любое событие в России, связанное с терроризмом, в глазах западного человека представляется спровоцированным самим руководством России. А когда речь идет о своем правительстве, то понятно, что это правительство наше родное и демократическое, наш любимый парламент. Это очень распространенное мнение на уровне восприятия обывателя. Понятно, что есть люди, которые воспринимают это по-другому.
— Можно ли сказать, что мы едины с Западом в борьбе с терроризмом?
— Безусловно, мы должны совместными усилиями противостоять подобного рода явлениям, но только очень важно осознать, что эти совместные усилия лежат не только в плоскости обмена технологиями по борьбе с терроризмом, перенимания опыта силовых структур и так далее. Очень важно понять, почему мир столкнулся с этим вызовом и с чем это связано.
У явления, которое мы условно называем мировым терроризмом, существуют причины геополитические. Крушение биполярного мира и его международных отношений обнажило эти проблемы. Так называемый «третий мир» стал играть свою игру, но важно осознать, что эти явления встроены в общий мировоззренческий кризис, который сейчас переживает общество, и это довольно серьезно.
— К России кризис тоже относится?
— Россия всегда находится между Европой и Азией. К нам это и относится и не относится. Мы находимся в мировоззренческом переходном состоянии, и хотелось бы, чтобы мы двинулись в сторону созидания нации и обретения понятной нам самим идентичности. Потенциал для этого, безусловно, существует. Но болезни западного общества, несмотря на то, что западные институты и политические процессы у нас отсутствуют, самым парадоксальным образом у нас присутствуют. И в каком-то смысле «хвост кометы» мировоззренческого кризиса к нам тоже относится.
— Считаете ли Вы, что один и тот же противник и перед Россией, и перед Западом?
— Сегодня мы находимся уже в такой ситуации, когда этот противник становится угрозой для всех. Проявления, которые мы называем мировым терроризмом, стали настолько частыми и в каком-то смысле даже привычными для современного мира, что понятно, чтобы каким-то образом этому противостоять, нужно серьезно этим заниматься. Причем заниматься не только Великобритании, не только России, а всем странам. Этот противник в разной, может быть, степени, но, угрожает всем.
— Каким образом мы можем ему противостоять?
— Эта проблема не решается в одной плоскости и одним каким-то способом. Безусловно, профессионалы силовики, разведчики должны заниматься своим делом и стараться им заниматься хорошо.
Должно быть понимание сложности и хрупкости современного мира, поскольку современный мир — это мир разных культур, которые очень тесно соприкасаются. Можно смотреть псевдоисторический фильм «Царство небесное» и умиляться по поводу того, как замечательно уживались христиане с мусульманами. Такое тоже было, но были и другие страницы в истории человечества.
— Что мы можем противопоставить агрессии?
— Очень важно понимать, что религия, которую часто аффелируют с терроризмом, прямого отношения к терроризму не имеет. Очень важно научиться разделять религию и религиозную мотивацию. Инквизиторы, которые в средние века придумали страшное орудие пыток в виде статуи богородицы, которая сжимала в тисках человека и протыкала шипами, были искренне религиозно мотивированны, но их мотивация и мировоззрение вряд ли имело что-то общее с евангельской проповедью любви. Очень важно, чтобы понимание, разъяснение подобных вещей экспертами, профессионалами происходило в обществе. Это тоже борьба с терроризмом, это тоже демифологизация этого дурного мифа.
— Вы считаете, что развенчивать этот миф должны, прежде всего, сами мусульмане?
— И мусульмане, и христиане. Этим должны заниматься и эксперты, и преподаватели, и журналисты.
— То есть, проводить основную мысль, что нет прямой связи между исламом и терроризмом?
— Да. Что тут нет связи, но при этом в мотивировке не нужно врать. Если взять мой пример с инквизитором, инквизитор, с моей точки зрения, очень специфическим образом представлял евангельскую проповедь, но он был мотивирован именно своим пониманием ее. Это связано с определенной традицией, но это порочная паразитирующая связь. Мне представляется, что терроризм как идеология всегда паразитирует на какой-то идее, причем, как правило, идее позитивной. И еще очень важно понять, что человек может обладать либо религиозными мировоззрением, либо нерелигиозным. Нерелигиозное мировоззрение в любом случае проигрывает религиозному по сложности восприятия мира, по мотивированности поступков. Это мое субъективное мнение, но я в нем глубоко убежден. И поэтому современное западное ультралиберальное общество, как общество, отказавшееся от религиозного традиционного содержания своей жизни, как общество, создавшее с помощью эпохи просвещения человека, как некую нулевую величину, у которого есть права и свободы, на ценностном уровне будет проигрывать любому религиозно мотивированному обществу.
— Исходя из сказанного Вами, можно ли теракты трактовать как протест религии против общества потребления, как безрелигиозного?
— Я бы не назвал это протестом религиозного общества. Нетерпимость религиозных теорий должна императивно заканчиваться, когда мы переходим на уровень практического взаимодействия людей, коллективов, личностей и так далее.
— Тогда в чем конкретно должны выражаться наши действия по отношению к другим религиям?
— С мировыми религиями вообще нет проблем, потому что любая мировая религия, будучи религией абсолютистской, утверждает свою абсолютную истину. В этом ее сила и слабость. Человеческая душа по природе христианка, сказал Тиртулиан, и с этим мнением согласны почти все христиане. Это значит, что я в принципе никак не могу физически воздействовать на любого другого человека, будь он мусульманином, буддистом, кем угодно, ведь его душа по природе христианка. Такую же позицию занимают мусульмане. Согласно классическим представлениям об исламе — человек рождается мусульманином. Дальше все зависит от культурной среды, в которую он попадает, от общества, в котором он родился, и от времени, когда он родился, человек либо становится мусульманином, либо его как-то с этого пути сбивают. Но он все равно творение Аллаха, значит, нет причин его убивать.
— Такое объяснение утешает, и, конечно, было бы не плохо, если бы на всех уровнях его как можно чаще приводили. Но на практике, терроризм уже набрал обороты, что мы можем ему противопоставить?
Проблема экспертов определить очаги напряженности, где именно зреют такие представления, где воспитываются люди, способные на террор, и работать уже с ними. Мы можем провести миллион конференций и «круглых столов» и говорить, что терроризм это плохо, что ислам — это религия мира. Когда меня спрашивают, как лучше бороться с сектами в современной России, я отвечаю — укоренять человека в своей традиции. Здесь очень похожая ситуация.
— Вы имеете в виду религиозное образование, желательно повсеместно, начиная со школы и детского сада?
Да, качественное религиоведческое образование, это сегодня требование времени. Это не вопрос рафинированной интеллигентности, безвозвратно прошли времена, когда мы могли себе позволить роскошь не знать какие-то религиозно культурные традиции свои и соседей. К сожалению, или к счастью, теперь это жесткое требование времени.
— А для Запада у Вас тот же рецепт?
Я считаю, что условно можно разделить находящиеся в мире культуры на живые, мертвые и умирающие. Если мы возьмем шпенглеровскую идею о сравнении культуры с организмом человека, то в этом смысле, та культура, которая создала Европу, она умерла. Об этом говорят с начала ХХ века. «Старушка» Европа сегодня, на мой взгляд, переживает этот мировоззренческий кризис. Даже независимо от того, будут продолжаться террористические атаки на неЈ или нет. Новый Свет, в лице, прежде всего, Соединенных Штатов я склонен отнести к культурам умирающим, другое дело, что они могут умирать столетиями, но в любом случае, тот творческий потенциал, на котором Штаты выстроены, сегодня исчерпан. У России сейчас есть уникальный шанс еще раз попытаться обрести свою идентичность.
-То есть, Россию пока вы в разряд «старушек» не записываете?
Я считаю, что мы одновременно по ряду показателей относимся ко всем трем стадиям жизни культуры- живой, мертвой и умирающей. Я верю и надеюсь, что мы сможем в очередной раз всех удивить.
-То есть мы пока стоим на распутье, как перед камнем, где написано: налево пойдешь, направо пойдешь…?
В каком-то смысле да, но в отличие от этого всадника, что стоит перед камнем, мы многорукие, многоногие, многолюдные. Часть уже пошла в одну сторону, часть в другую, часть в третью. Вопрос в том, как нас всех собрать.
Беседовала Инесса Ульянова
04.08.2005
http://www.kreml.org/interview/93 648 030?user_session=df31646687ccb6b3d595ddc9d169020a
