 |
| НГ-Религии | Мария Чегодаева | 11.08.2005 |
Сталин — «черный Христос»
Уничтожение Бога трактовалось как величайшая победа большевиков. Но за незатухающей войной советской власти с религией, за той яростью, с которой уничтожались и осквернялись храмы, убивались священники, губились древние иконы и книги, просматривается нечто, весьма напоминающее межконфессиональные противоборства времен кальвинизма в Англии, гугенотских войн во Франции или борьбы с расколом в России.Большевики, придя к власти, устроили в стране непрекращающуюся «варфоломеевскую ночь». Борьба с религией в СССР по существу являлась непримиримой борьбой победившей религии, утвердившейся в качестве господствующей, с религией побежденной.
Природе сталинизма более чем что-либо соответствовала идея «антихристианства», т. е. антихриста, «черного Христа», обещающего людям мнимое «спасение». Сталин не говорил впрямую: «Я — Христос». Он фактически наделил себя «функциями» Спасителя и «прельстил» столь многих, сколь не прельщал ни один лжемессия. Изучение «сталинского социалистического реализма» служит убедительным тому подтверждением.
С начала единовластного правления Сталина искусство в СССР обрело поистине глобальное идеологическое и политическое значение. Советская власть отлично понимала, какой мощной силой является искусство, как способно оно эмоционально влиять на души людей, какую неоценимую помощь оно может оказать ей, власти, в ее претензиях на право распоряжаться судьбой многомиллионного народа. Советскому искусству надлежало быть именно тем, чем всегда являлось сакральное искусство. Храмовое искусство для простых малограмотных людей всегда было «Евангелием в камне», пересказом Библии «в картинках», в совместных ритуальных действиях провозглашалась верность Богу и Церкви.
Совершенно те же задачи ставились перед советским искусством: театрализованное, тщательно поставленное, оно все насквозь было пронизано ритуальными действиями, коллективными восхвалениями и заверениями в безграничной преданности Великому Вождю. Взамен порушенного христианского воздвигалось советское сакральное искусство, во многом впрямую следующее традициям церковного искусства, будучи, однако, его искаженным и уродливым отражением. У церковного искусства были «позаимствованы» его выработанные, утвердившиеся в сознании людей формы: величественная храмовая архитектура, монументальные росписи, торжественные обряды. ЦК ВКП (б) во главе со Сталиным «экспроприировал» все «принадлежащее» Церкви, в том числе искусство.
Величайшая победа большевиков
Одна из «побед» ВКП (б) над христианством — это снос в 1934 году храма Христа Спасителя в Москве. Это была не просто ликвидация культового здания — это был ритуальный акт, сокрушение самого Христа. Не случайно на его месте должен был встать «советский храм» — Дворец Советов, «символ великих побед сталинской эпохи, олицетворение мощи и величия нашей страны, победоносно идущей под знаменем Ленина-Сталина к коммунизму». Грандиозностью и пышностью этот «сталинский объект» ближе всего по стилю подходил именно к храму Христа Спасителя. Совершенно так же, как в нем, архитектура, живопись, скульптура должны были образовывать духовное пространство, в которое будут вовлекаться массы людей для участия в советском «богослужении». Пышностью и размерами этот дворец должен был многократно превосходить и снесенный храм, и самые знаменитые соборы Европы.Пресса тех лет доносит до нас замыслы проектировщиков, чудовищные по своей не знающей меры грандиозности: «На мощных пилонах будут 2 яруса 20-метровых многофигурных групп. Все 8 групп (по две друг над другом) выразят идею интернационального братства. На сцене Большого зала на 21 тыс. зрителей, 970 тыс. кв. м, будут мчаться всадники, автомобили, дефилировать полки и даже двигаться поезда. Главное фойе будет посвящено сталинской Конституции; эту тему отразит мозаичное панно на 690 кв. м. В парадных залах будет значительное количество тематических панно, плафонов и скульптур, посвященных революционному движению в СССР, истории партии, социалистическому строительству, Красной Армии, единению народов и т. п.».
Внутреннее убранство предполагаемого Дворца Советов всецело совпадало с тем, что окружало верующих в соборах. В плафонах и картинах должен был предстать наглядный рассказ, воспроизводящий центральные эпизоды «священного писания» от ВКП (б) — «Краткого курса истории партии», тщательно разработанную советскую мифологию.
Созданием мифологии было пронизано все советское официальное искусство. Основополагающим сталинским мифом был миф о торжестве победившего социализма — уже осуществившегося земного рая, пребывающего здесь и сейчас в советской действительности. Надлежало всеми средствами убедить свой народ и весь мир в реальности его существования — воплощении всех упований человечества.
Самым впечатляющим примером зримого осуществления идеи «сталинского рая» предстала Всесоюзная сельскохозяйственная выставка 1939 года. О ней писали в центральных газетах следующее: «Выставка демонстрирует великие завоевания социалистического государства рабочих и крестьян. Достижения колхозного строя и индустриализации страны, счастливая жизнь деревни, братство народов СССР, экономический и культурный расцвет всех его республик — все это с большой художественной силой выражено в бесчисленных экспозициях и строениях этого города чудес. В сверкающих дворцах сказочного города создается художественный стиль, стиль монументальный, стиль социалистического реализма».
«Стиль социалистического реализма» проявил себя на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке (ВСХВ) во всем своем великолепии. «Картинами, панно и пр. занято 8000 кв. м. 1000 барельефов, 400 скульптур, художественной резьбы 3700 кв. м., 40 тыс. кв. м архитектурно-декоративных работ». Трудно даже вообразить себе такое, какие-то астрономические цифры декоративно-орнаментальных украшений.
Сказочный город, город чудес — такое определение ВСХВ точнее всего отражало ее сущность. Город в городе, преображенная земля, цветущая и прекрасная — вот истинный смысл всего сооружения, менее всего призванного быть реальной выставкой сельскохозяйственной продукции. Ее главным предназначением было создание зримого «Царствия Божия на земле», коммунистического сталинского рая, в который можно войти, который можно увидеть уже сейчас, своими глазами…
«Территория в 136 га, достаточная для нормального расселения 70 тыс. жителей, благоустроена, озеленена и заполнена сотнями превосходных строений. Грандиозный размах выставки, величина ее территории, число, капитальность и богатство павильонов, разнообразие ценных строительных материалов… стройные, подобные стеблям лилий резные стволы колонн… розовый газнагский мрамор, майолика, гранит… золотые буквы текстов».
«И вознес меня в духе на великую и высокую гору и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога… Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями… Улицы города — чистое золото… И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне; ибо слава Божия осветила его» (Апокалипсис, 21: 10−23). Разумеется, никто, вероятно и сам Сталин, не имели в виду такие прямые аналогии, но подсознательно творился именно преображенный мир — «Небесный Иерусалим» в коммунистическом исполнении. «Именно таким представляется город будущего, нашего светлого коммунистического завтра, — оставила запись в книге отзывов на ВСХВ старая учительница. — Я счастлива безмерно».
Колоссы на глиняных ногах
Идея воплотившегося «рая» требовала наглядного отображения в искусстве мифа о его творцах, разумеется, в первую очередь мифов о Ленине и Сталине. Портреты и «жития» вождей представали в той же роли, какую играли в храмах иконы святых или фрески с изображениями библейских событий. На скульптуру возлагалась другая миссия: ей надлежало творить культовые фигуры вождей, в первую очередь Ленина и Сталина, долженствующие служить центром общественной жизни советских городов и поселков; объектами народного поклонения. Здесь больше аналогий можно обнаружить не с христианским искусством, но с римскими форумами, статуями императоров и триумфаторов, которым воздавались божеские почести.Дворец Советов задумывался чем-то вроде постамента памятника Ленину, обретшего в «сталинской мифологии» статус «Бога Отца». Поднятая на огромную высоту колоссальная фигура должна была быть значительную часть времени скрыта облаками, в самом буквальном смысле слова вознесена в «заоблачные выси» и, освобождаясь от облаков, выступала бы в озарении солнца подлинным сошествием Ленина «с небес».
Создатели проекта не могли не предвидеть подобного впечатляющего эффекта. Над ВСХВ доминировала другая гигантская фигура — монумент, посвященный Сталину. Стоящий на мощном кубе грозный каменный 15-метровый истукан высился над павильоном механизации ВСХВ, над всей выставкой, над всей страной. Прообразом для этого монумента могли послужить разве что ассирийские и древнеегипетские колоссы с ликами фараонов и царей.
Вознесенные до неба, обожествленные вожди и деятели ВКП (б) составляли вершину сакральной пирамиды. Ступенькой ниже шло активное мифологическое строительство на уровне «знатных людей», ударников социалистического труда, игравших в советской мифологии роль «праведников» и «угодников». Советские мифы творились по всем законам первобытного мифотворчества. Поразительна их близость с созданием религиозных мифов у древних народов. Рождались советские мифы не на пустом месте, как не на пустом месте рождались и библейские предания. Брался реальный факт — производственный рекорд, событие из области освоения Арктики и т. п., который подвергался дальнейшей мифологизации. Он обретал черты легенды, искажаясь до неузнаваемости, а нередко его фальсифицировали сразу от начала и до конца.
Подлинный труд и его практическая польза для страны не интересовали партийное руководство: рекорд сплошь и рядом искусственно подстраивался, «подвиг» ставился как заранее задуманный спектакль. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» В сталинской стране куда чаще быль препарировалась в сказку. Далее следовало то, что обычно происходит в мифотворчестве: «мифологема» сворачивалась до символа, знака, таким символом-знаком становились сами герои «мифологем», точнее, их имена: Стаханов, Мамлакат Нахангова и т. д. Достаточно было произнести имя, и за ним тотчас раскручивался соответствующий миф: Паша Ангелина — колхозное изобилие; Стаханов — производственные рекорды и т. п.
Вся жизнь ВСХВ, включая «обмены опытом», встречи и обильные награждения, представала сплошным ликующим праздником, грандиозной мистерией, в которой растворялись души участников, на какой-то счастливый срок перенесенных в «сталинский Небесный град» или, лучше сказать, воскрешенных, преображенных в нем. Лишь редкие единицы осмеливались не произнести, разумеется, а подумать: «Какая чудовищная ложь!» То ощущение «счастья», о котором писала в «Книге отзывов» старая учительница, несомненно, вполне искренне охватывало подавляющее число гостей ВСХВ, ослепленных и потрясенных пышностью павильонов, сказочным изобилием всего: картин, скульптур, фонтанов, плодов, снопов, рекордсменок — коров и т. д. В этой чудесно преображенной жизни человек и сам преображался: ощущал себя героем сказки, творимой наяву, живым символом сталинской эпохи.
«Это какой-то дивный сон»
Средствами искусства разыгрывалась мистерия счастья, в которую вовлекался зритель. Происходила фантастическая вещь: не искусство изображало реальных людей, это реальному человеку надлежало воссоединиться с художественным изображением, как бы войти в панно, зашагать в одном строю с «победителями сталинских урожаев». Стать подобием вознесенных над главным павильоном «комбайнера и колхозницы», высоко поднявших сноп, плод своих трудов, «символизирующий победу колхозного строя, которому посвящена выставка».И зритель был действительно счастлив тем, что он — этой силы частица. Посетители выставки ощущали себя «приобщенными» к великим сталинским свершениям. Они уносили это горделивое чувство в свою черную городскую «коммуналку», свой нищий колхоз с его издевательскими «трудоднями"… «Это какой-то дивный сон» — так сформулировал впечатление от ВСХВ в своем выступлении на съезде животноводов 80-летний чабан из Азербайджана.
Особую роль во всем этом мифотворчестве играла интеллигенция. Униженная, запуганная арестами, она постоянно ощущала свою неполноценность, чуть ли не «незаконность» своего существования. Сталинская власть ежеминутно напоминала об этом, указывая «надлежащее» ей место. С другой стороны, творческая интеллигенция была включена в систему сталинских «мифологем»: артистам, писателям отводилась своя роль в качестве «символов», носителей мифа о небывалом расцвете искусства и культуры в сталинском «раю». На всех кремлевских празднествах, во всех ликующих шествиях на выставочных панно среди «знатных людей» непременно дефилировали артист Иван Москвин, писатель Алексей Толстой, певица Валерия Барсова и другие знаменитости. Но — и это главное — на творческую интеллигенцию возлагалась задача быть создателями мифического «рая», его архитекторами, певцами и режиссерами.
Однако это «режиссура» была особого рода — не свободное творчество, но четкое, «на высшем уровне» исполнение установленного обряда, который священнослужитель обязан идеально знать и воспроизводить до мелочей. Совершенно так же обстояло дело с «мистериями» сталинской мифологии. В сталинском «обряде» было четко зафиксировано, какими должны быть концерт самодеятельности, экспозиция выставки, декоративное панно и т. п.
Художникам, писателям, режиссерам надлежало быть не вольными творцами, но покорными исполнителями строго регламентированных ритуальных действий, долженствующих держать советский народ в состоянии восторженной экзальтации и готовности в любую минуту радостно броситься под колеса сталинской колесницы. В этом и заключалась центральная задача всей сталинской пропаганды средствами искусства: «Правдивость изображения действительности должна сочетаться с задачами идейной переделки и воспитания трудящихся в духе социализма». Эта провозглашенная Андреем Ждановым на Первом съезде советских писателей в 1934 году установка была вписана в Устав Союза писателей СССР. Искусству предписывалось творить «нового советского человека», «воспитывать» массы в духе, потребном партии и правительству.
Советскому человеку надлежало пребывать в состоянии постоянного энтузиазма. Было в этом что-то удивительно инфантильное, «вечно-пионерское». Советские люди должны были оставаться вечными подростками — счастливыми, наивными, всегда готовыми радоваться, ликовать, маршировать, играть в «войну». Романтической игрой представала Гражданская война, где «красные» шутя побеждают «белых»; романтической игрой рисовались и война в Испании, и финская кампания, и бои на озере Хасан.
Экзальтированные духовные «подростки» не подвергали сомнению ни одно, самое чудовищное по жестокости деяние Сталина. Именно они вопили у дверей Дома Союзов во время процессов 1937—1938 годов: «Да здравствует великий Сталин! Да здравствует партия большевиков!» Только с таким ослепленным, обманутым народом Сталин и его клика могли в течение стольких лет властвовать над Россией.
Одно из важнейших средств пропаганды
В послевоенные годы «сакральность» советского искусства приобрела уже вполне откровенный характер. Тема «Сталин — бог» прямым текстом, разумеется, не заявлялась, но, несомненно, подразумевалась и даже не слишком вуалировалась. В дни 70-летия Сталина во время всенародного гуляния вечером 21 декабря 1949 года в небе над Кремлем вспыхнул ярким сиянием лик Сталина. Портрет был освещен таким образом, что от него расходились по всему небу лучи. Это весьма напоминало нисхождение Святого Духа, как его обычно изображают на иконах.Юбилей Сталина предстал таким всенародным «богослужением», какого еще не знала советская история. Его воплощением явилась выставка подарков Сталину. Под нее было предписано занять Музей изобразительных искусств им. Пушкина целиком. Великие творения искусства были отправлены в запасник, анфилады музейных залов превращены в нечто очень похожее на ВСХВ. Открывал экспозицию зал РСФСР, дальше следовали залы Украины, Белоруссии и других республик. Все одинаково парадные, со знаменами, панно, коврами, картинами, вазами, рапортами Вождю о достигнутых успехах и свидетельствами всенародного изобилия, даже точно такими же муляжными фруктами, снопами и наборами конфет, как на ВСХВ. Все народы нашей страны и соцстран присягали в верности и любви к своему великому Отцу народов. Повсюду, и у нас, и за рубежом, рисовали, лепили, вышивали, выпиливали портреты Юбиляра.
Лик Сталина, тиражированный в тысячах экземпляров, смотрел на посетителей выставки с картин, гобеленов, чайных сервизов, знамен, коробочек, подушечек, бритвенных приборов, вплоть до рисового зерна, на котором руками какого-то умельца был выгравирован портрет великого вождя, видимый только в микроскоп. Зрители охотно становились в очередь к микроскопу, дабы полюбоваться этим чудом, достойным тульского Левши, ахали и восторгались.
Традиция подобных зрелищ уходит корнями в глубокую старину. В Древнем Риме во время триумфального въезда в город победителя для публики особенный интерес представляла та часть шествия, в которой полководец старался блеснуть многочисленностью и богатством захваченной добычи. На колесницах, носилках и просто в руках несли и везли трофейное оружие, вражеские знамена, статуи, картины и золотые венки, поднесенные победителю разными городами. В выставке подарков было, несомненно, нечто от древнеримского триумфа. Сталин праздновал свое немыслимое, неправдоподобное, божественное утверждение не только в нашей стране, но в Восточной Европе и во всем мире.
Искусство являлось одним из важнейших средств советской пропаганды. Оно обладало таким оружием, какого у других средств пропаганды не было. К нему относилась способность создавать и нагнетать эмоциональное напряжение у каждого участника мистерии, растворять его в едином для всех порыве ликования и экзальтации, подавлять, убивать как личность. Миллионы жизней были перемолоты тоталитарными режимами ХХ века, принесены в жертву их «обезбоженным» религиям, их черным «богам». Только в 1937—1938 годах ГУЛАГ поглотил около 8 млн. человеческих судеб. А сколько сотен миллионов «совращенных», обманутых душ на совести у сталинского «сакрального» искусства?
В наши дни возникла тенденция представлять «сталинский социалистический реализм» великим стилем, оригинальным и весомым вкладом России в сокровищницу мировой культуры ХХ века. То, что это было нечто оригинальное и, к сожалению, достаточно весомое, несомненно. Но с таким же успехом подобным вкладом можно счесть и синтезированный в химической лаборатории наркотик.
Мария Андреевна Чегодаева — доктор филологических наук, публицист
