 |
| Weekly Standard | Ричард Фрэнк | 08.08.2005 |
Но в 1960-е годы обвинения в использовании бомбы, ранее редкие, начали оформляться в канон. Обвинителей называли ревизионистами, но это мало соответствовало действительности. Историк, обретающий новые значительные свидетельства, обязан пересмотреть свои оценки важных событий. Обвинителям же лучше подходит название критиков. Все критики разделяли три исходные допущения. Первое заключалось в том, что положение Японии в 1945 году было катастрофически безнадежным. Второе — японские руководители это понимали и хотели капитулировать летом 1945-го. Третье — благодаря дешифрованным сообщениям японских дипломатов, Америка знала, что Япония собирается сдаваться, и знала это, когда начала бессмысленное ядерное разрушение. Критики расходятся в том, что именно подсказало решение сбросить бомбы, несмотря на приближающуюся капитуляцию; среди наиболее дерзких аргументов — стремление Вашингтона напугать Кремль. Предложенная трактовка сменила традиционалистский взгляд в значительном слое американского общества и еще больше — за границей.
Эти мнения столкнулись во время выставки Enola Gay — самолета, с которого были сброшены бомбы на Хиросиму, — Смитсоновским институтом в 1995 году: с этого времени масса архивных открытий и публикаций расширили наше понимание событий августа 1945-го. Новые свидетельства требуют серьезного пересмотра условий спора. Наиболее интересно, пожалуй, то, что новые данные доказывают: президент Гарри С. Трумэн намеренно решил публично не оправдывать свое решение использовать бомбы.
Когда ученые начали изучать архивные записи 1960-х годов, некоторые из них интуитивно — и совершенно верно — поняли, что основания, которые имелись у Трумэна и членов его администрации для принятия рокового решения, известны по меньшей мере не полностью. И если Трумэн отказался обнародовать свое мнение, предположили ученые, то потому, что настоящие основания для этого выбора могли бы заставить усомниться в этом решении или показать его незаконность. Таким критикам — да и практически кому угодно — казалось малоправдоподобным, что могла существовать законная причина, по которой правительство США продолжало бы скрывать важные свидетельства, поддерживающие и объясняющие решение президента.
Но в начале 1970-х появилась масса новых свидетельств из Японии и США. Безусловно, наиболее интересными были секретные материалы радиоперехвата, освещающие болезненную дилемму, перед которой находилися Трумэн и его админстрация. Они намеренно не использовали лучшие аргументы, объясняя свои действия обществу: в связи со строгими требованиями секретности, всем лицам, имеющим доступ к данным радиоперехвата, включая президента, запрещалось сохранять копии документов, публично ссылаться на них (сейчас или позже в мемуарах) и сохранять какие-либо записи того, что они видели, или сделанных из этого выводов. За немногими исключениями, эти правила соблюдались и во время войны, и после нее.
Собирательно эти недостающие сведения известны «Ультрасекрет» Второй мировой войны (по названию революционной книги Фредерика Вильяма Винтерботема, опубликованной в 1974 году (The Ultra Secret, Frederick William Winterbotham — А.Р.). «Ультра» — название того, что стало крупной и очень эффективной союзнической организацией по радиоперехвату, раскрывавшей огромные пласты информации для деятелей большой политики. Осторожные посты прослушивания делали копии миллионов шифровок с воздуха; затем шифровальщики извлекали настоящий текст. Размах работы был поразительным. К лету 1945 года в месяц перехватывались около миллиона сообщений только Японской Имперской Армии, плюс много тысяч сообщений Имперского флота и японских дипломатов.
Все эти усилия и знания были бы потрачены впустую, если бы сырой материал не был соответствующим образом расшифрован и проанализирован, и результаты не переданы тем, кому нужно было это знать. Здесь сыграла свою роль Перл Харбор. После этой страшной внезапной атаки военный министр Генри Стимсон понял, что результаты радиоперехвата используются не лучшим образом. Альфреду МакКормаку, первоклассному юристу с опытом сложных дел, было поручено определить способ распределения информации, получаемой от Ультры. Система, разработанная МакКормаком, требовала, чтобы все данные радиоперехвата проходили через горстку толковых людей, которые должны были бы оценить получаемую информацию, соотнести ее с прочими источниками и затем составлять ежедневные сводки для политических лидеров.
К середине 1942 года схема МакКормака превратилась в ежедневный обряд, который совершался до самого конца войны — в сущности, система действует и сейчас. Каждый день аналитики подготавливали три информационных бюллетеня. Дипломатические курьеры, перевозившие запечатанные конверты, доставляли одну копию каждой сводки небольшому списку высокопоставленных адресатов в округе Вашингтона. (Они также забирали сводки предыдущего дня, которые затем уничтожались, за исключением архивного экземпляра.) Две копии сводки отправлялись в Белый Дом, президенту и главе его администрации. Прочие копии шли очень узкой группе офицеров и штатских чиновников в военный и военно-морской департаменты, штаб британской миссии и в государственный департамент. Не менее интересен список лиц, не имеющих право доступа к этим сводкам: вице-президент, члены кабинета министров, за исключением тех немногих из военного, военно-морского и государственного департаментов, сотрудники Бюро стратегических служб, Федерального бюро расследований или сотрудники Манхеттенского проекта по созданию ядерных бомб, начиная с генерал-майора Лесли Гроувза.
Эти три ежедневные сводки назывались «Волшебной» дипломатической сводкой, «Волшебной» Дальневосточной сводкой и Европейской сводкой («волшебство» было кодовым словом, придуманным главным офицером-связистом армии США, который называл своих шифровщиков «волшебниками», а их результаты «волшебством». Название «Ультра» пришло из Великобритании и сохранилось как термин в основном среди историков, но в 1945 году «Волшебство» оставалось американским обозначением для радиоперехвата, в особенности связанного с Японией). «Волшебная» дипломатическая сводка включала перехваченные сообщения иностранных дипломатов всего мира. «Волшебная» Дальневосточная сводка предоставляла информацию о военном, морском и воздушном положении в Японии. Европейская сводка соответствовала по содержанию Дальневосточной сводке и не должна нас отвлекать. В сводках были заголовки и краткие статьи, обычно содержащие распространенные цитаты из перехваченных сообщений плюс комментарии. Последние были наиболее важны: поскольку ни у кого из адресатов не было прошлого номера, то именно редакторы должны были пояснить, как ежедневное развитие событий вписывалось в более широкую картину.
Когда в 1978 году было впервые опубликовано полное собрание «Волшебной» дипломатической сводки за военные годы, многие куски были вымараны. Критики справедливо задались вопросом, не скрывали ли пробелы потрясающих открытий. Публикация нередактированного собрания в 1995 году выявила, что отредактированные фрагменты действительно содержали сенсации, — но вовсе не об использовании атомных бомб. Отредактированные фрагменты скрывали тот неудобный факт, что союзническая организация радиоперехвата прочитывала шифровки не только основных участников войны, но и порядка 30 прочих государств, в том числе и таких союзников, как Франция.
Дипломатические сообщения, включали, например, сообщения дипломатов нейтральных стран и атташе, находящихся в Японии. Из издания 1978 года критики выделили некоторые ценные куски, но с полным собранием 1995 года выяснилось, что только 3 или 4 сообщения говорили о возможности компромиссного мира, тогда как не меньше 15 подтверждали, что Япония намерена воевать до конца. Также выделяется группа японских дипломатов в Европе, от Швеции до Ватикана, которые пытались договориться о мире при контактах с американскими чиновниками. Как правильно редакторы «Волшебной» дипломатической сводки дали понять американским руководителям во время войны, ни один из этих дипломатов (за исключением одного, о котором мы скажем), тем не менее, не имели полномочий действовать от имени японского правительства.
Внутренний кабинет в Токио признавал инициативы только официально санкционированных дипломатов. Японцы называли этот внутренний кабинет Большой Шестеркой, поскольку в него входили шесть человек: премьер-министр Кантаро Сузуки, министр иностранных дел Шигенори Того, военный министр Коречика Анами, министр военно-морского флота Митсумаса Йонай, и главы Имперской армии (генерал Йошигиро Умезу) и Имперского флота (адмирал Соэму Тойода). В обстановке полной секретности Большая Шестерка договорилась о наступлении на Советский Союз в июне 1945 года. Не для того чтобы заставить СССР сдаться; скорее, для того чтобы заручиться поддержкой СССР как посредника в переговорах, для того чтобы война закончилась удачно для Большой Шестерки. Другими словами, мир на условиях, которые устраивали наиболее влиятельных милитаристов. Их минимальная цель не ограничивалась только гарантированной сохранностью Империи; они также настаивали на сохранении старого милитаристского порядка в Японии, которым управляли.
Средством коммуникации для этих целей служил японский посол в Москве, Наотаке Сато. Он связался с министром иностранных дел Того — и, благодаря радиоперехвату, с американским руководством. Посол Сато ведет в перехваченных сообщениях перекрестный допрос, раскрывая для истории бессмысленность всего предприятия. Сато немедленно сообщил Того, что СССР никогда не станет играть в пользу Японии. Министр иностранных дел мог только настоять на том, чтобы Сато следовал его указаниям. Сато хотел знать, поддерживают ли правительство и военные это предложение и какова его легальная основа — в конце концов, официальной позицией Японии, установленная Имперским Съездом в июне 1945 с санкции императора, была борьба до конца. Посол также требовал, чтобы Япония установила конкретные сроки окончания войны, в противном случае к его действиям не отнеслись бы серьезно. Того уклончиво ответил, что «руководящие силы» и правительство поддержало попытку — он не мог заявить, что военные в целом ее поддерживают или что политика борьбы до конца уже изменена. Того добавил: «Пожалуйста, особенно имейте в виду, что мы, тем не менее, не ищем русского посредничества в чем-либо похожем на безусловную капитуляцию».
Последняя фраза дала начало решающей перемене. Как правильно отметили критики, и заместитель министра иностранных дел Джозеф Гру (в прошлом американский посол в Японии и ведущий эксперт по Японии в правительстве), и военный министр Генри Стимсон сообщили Трумэну, что гарантия о сохранении Империи может оказаться необходимой для капитуляции Японии. Более того, критики утверждают, что если бы США дали такую гарантию, то Япония бы капитулировала. Но когда министр иностранных дел Того сообщил Сато, что Япония не стремится к чему-либо похожему на безусловную капитуляцию, Сато незамедлительно отправил телеграмму, по которой редакторы «Волшебной» дипломатической сводки доложили американскому руководству о «стороннике безусловной капитуляции при условии сохранности царствующего дома». Ответ Того, процитированный в «Волшебной» дипломатической сводке за 22 июля 1945 года, был категоричен: американские руководители могли прочитать отказ Того от предложения Сато — без какого-либо намека на то, что гарантия сохранности царствующего дома была бы шагом в правильном направлении. Любой разумный человек, следящий за этими переменами, мог бы заключить, что если в требование безусловной капитуляции будет включено обещание сохранить царствующий дом, это не обеспечит капитуляции Японии.
Начальные сообщения Того, показывающие, что сам император поддерживает попытку обеспечить посредничество СССР и готов отправить собственного дипломатического представителя, вызвали немедленное внимание редакторов «Волшебной» дипломатической сводки, как и заместителя министра внутренних дел Гру. На основании его сообщения Трумэну о важности Империи критики приписывают ему роль мудрого советника. Как показывают свидетельства радиоперехвата, Гру рассмотрел попытки Японии и пришел к тому же мнению, что и начальник разведки армии США генерал-майор Клейтон Биссел: наиболее вероятно, что эта попытка представляет собой уловку, для того чтобы сыграть на том, что Америка устала от войны. Они предполагали, что это было попыткой императора закончить войну «издалека». 7 августа, в день после Хиросимы, Гру набросал меморандум со скрытой отсылкой к данным радиоперехвата, снова подтверждая свои взгляды на то, что Токио еще далеко от мира.
Начиная с публикации выдержек из дневников Джеймса Форстела в 1951 году, было открыто содержание многих дипломатических сообщений, и десятилетиями критики сосредотачивались на них. Но в 1990-е выход полного (нередактированного) собрания «Волшебной» Дальневосточной Сводки, дополняющей «Волшебную» Дипломатическую Сводку, открыл, что дипломатические сообщения были небольшим ручьем по сравнению с потоком военных сообщений. Сообщения японской Имперской армии и военно-морского флота раскрыли, что вооруженные силы Японии без исключения были настроены на последний смертельный бой на родине. Японцы называли эту стратегию Кетсу Го (решающая операция). Она была основана на посылке, согласно которой боевой дух американцев слаб и может быть поколеблен большими потерями в начале наступления. Тогда американские политики с готовностью начнут переговоры о мире на значительно лучших условиях, чем безоговорочная капитуляция. Донесения «Ультры» были еще более тревожными в том, что показывало осведомленность Японии о военных планах Америки. Перехваченные сообщения показывали, что японцы предупредили американцев именно там, где планировалось высадить военные силы США в ноябре 1945, на юге Кюсю (Олимпийская операция). Американские планы атаки на Кюсю отражали приверженность военному практическому подходу в том, что численность атакующих должна превышать численность защитников по меньшей мере в пропорции три к одному, для того чтобы обеспечить успех разумной ценой. По американские оценкам, на момент высадки только три из шести японских дивизий должны быть на всем Кюсю в южной — целевой — части, где девять американских дивизий продвинутся к берегу. Эти оценки допускали, что у японцев будет лишь от 2500 до 3000 самолетов на всю Японию, чтобы противодействовать операции. Американские воздушные силы будут превышать это число в четыре раза.
Начиная с середины июля, сообщения «Ультры» показывают большое накопление военных сил на Кюсю. Японские сухопутные войска превысили прежние оценки в четыре раза. Вместо 3 японских дивизий, развернутых на юге Кюсю, там находились 10 имперских дивизий, а также дополнительные отряды. Японские воздушные силы превысили прежние оценки в два-четыре раза. Вместо 2500−3000 японских самолетов, число колебалось, по разным оценкам, от 6000 до 10 000. Один из офицеров разведки сообщил, что японская оборона угрожающе «растет так, что нам придется атаковать при соотношении один к одному, что не является лучшим рецептом победы».
Параллельно с опубликованием материалов радиоперехвата, в последнее десятилетие были изданы дополнительные документы объединенного комитета начальников штабов. Из них ясно, что в объединенном комитете начальников штабов не было настоящего согласия по поводу наступления на Японию. Вооруженные силы, под руководством генерала Джорджа Маршалла, считали, что решающим фактором в достижении американских военных целей было время. Поэтому Маршалл и ВС поддерживали наступление на Home Islands, считая это самым быстрым способом закончить войну. Но ВМФ дальновидно полагал, что решающим фактором в достижении американских военных целей была случайность. ВМФ был убежден, что вторжение будет стоить слишком дорого, и считал, что блокада и бомбардировки были правильным методом.
Картина становится еще более сложной, если учесть, что ВМФ решил отложить финальное раскрытие планов. В апреле 1945 года главнокомандующий флота США адмирал Эрнест Кинг сообщил своим коллегам из объединенного комитета начальников штабов, что он не согласен с тем, что на Японию должно быть совершено нападение. В это время два месяца тяжелых боев у Окинавы убедили главнокомандующего Тихоокеанским флотом адмирала Честера Нимица, что не стоит поддерживать по крайней мере захват Кюсю. Нимиц секретно проинформировал Кинга об этой перемене в его взглядах.
Эти свидетельства проливают свет на то, что центральный догмат традиционалистов неверен — но не без подвоха. Совершенно ясно — убеждение в том, что Олимпийская операция казалась абсолютно надежной, ошибочно. Вынуженное одобрение Олимпийского наступления Трумэном в июне 1945 года было основано на том, что объединенный комитет дал этому единогласную рекомендацию. Свертывание операции произошло не из-за того, что это было сочтено необходимым, но потому что она стала невозможной. Трудно представить, что кто-либо, кто мог бы быть президентом в это время, не одобрил бы использование атомной бомбы в этих условиях.
Японские историки раскрыли еще одну ключевую деталь. После Хиросимы (6 августа), вступления СССР в войну против Японии (8 августа) и Нагасаки (9 августа), император вмешался, сдвинув правительство с мертвой точки и решив, что Япония должна капитулировать ранним утром 10 августа. Японский министр иностранных дел в тот же день отправил сообщение США, в котором говорилось, что Япония примет Потсдамский мир, «понимая, что вышеуказанная декларация не включает никаких требований, наносящих ущерб привилегиям Его Величества как Полновластного Правителя». Это не было, как позже заявили критики, униженной мольбой о сохраненни для императора скромной роли номинального главы государства. Как напишут японские историки десятилетия спустя, требование того, что не будет компромисса между «Его Величества как Полновластного Правителя» как непременное условие капитуляции, было требованием, что США сохранит за императором право вето на реформы оккупантов и прежние законы останутся в силе. К счастью, японские специалисты в государственном департаменте немедленно поняли настоящую цель этого требования и донесли государственному секретарю Джеймсу Бирнсу, который настоял, что этот план не должен быть выполнен. Сам этот план подчеркивает, что до самого конца Япония преследовала двойные цели: не только сохранение империи как системы, но и сохранение в Японии старого порядка, который инициировал войну, унесшую жизни 17 миллионов.
Это подводит нас к другой стороне истории, которая запоздало вступила в спор. Несколько американских историков под руководством Роберта Ньюмена решительно настаивают, что любая оценка стоимости окончания Тихоокеанской кампании должна включать ужасные последствия каждого продолжавшегося дня войны для населения Азии, захваченного в японских завоеваниях. Ньюмен подсчитывает, что от 250 000 до 400 000 жителей Азии, абсолютно не занятых в военных действиях, умирало за каждый месяц войны. Ньюмен и другие ставят под вопрос, может ли оценка решения Трумэна подчеркнуть только смерти мирных граждан страны-агрессора, не касаясь смертей среди мирных граждан стран-жертв агрессии.
Сегодня многие факторы, помимо споров 1995 года, влияют на наше видение проблемы. Но ясно, что все три из центральных положений критиков неверны. Японцы не рассматривали свое положение как катастрофически безнадежное. Они стремились не капитулировать, но закончить войну на условиях, которые бы сохранили в Японии старый порядок, а не только номинального главу государства. В конце концов, благодаря сообщениям радиоперехвата, американские руководители поняли: «пока японские лидеры не осознают, что завоеванию нельзя оказать сопротивление, крайне маловероятно, что они примут какие-либо условия мира, удовлетворительные для Союзников». Это лучшее краткое и точное резюме военной и дипломатической реальности лета 1945 года.
Смещение так называемого традиционалистского подхода среди важных слоев Американского общества заняло несколько десятков лет. Примерно столько же займет вытеснение критической ортодоксальности, развившейся в 1960е годы и преобладавшей в 1980е, и замещение ее более многосторонней оценкой реального положения вещей в 1945 году. Но время идет.
Перевод Анны Рябовой
Опубликовано: www.russ.ru/culture/20 050 805_frenk.html
