Разговор о вере у гробницы пророка

Комментарий в свете веры

Наряду с мечетью, хранящей прах святого Захарии — одинаково почитаемого христианами и мусульманами отца Иоанна Крестителя — наиболее впечатляющий монумент города Алеппо (Халеба) это, конечно, цитадель. Древняя твердыня северной Сирии, перед которой спасовали даже крестоносцы, прекрасно видна из любой точки города. На нее-то я и держу курс по шумным, запруженным толпами улицам. Давным-давно, как говорят, Авраам в тех местах доил коз. Но найти библейский лужок, к сожалению, уже не представляется возможным. Две тысячи лет назад правитель из династии Селевкидов приказал насыпать на скалистом берегу реки Кувейк огромный холм и воздвиг на нем могучую крепость.

«Неплохая горка для сноуборда», — тронул меня за рукав бритоголовый арабский тинейджер с короткой бородкой и в узких туфлях с загнутыми кверху носками. Когда я посмотрел в указанную сторону, то голова у меня слегка закружилась. Бездонная пропасть, отделяющая крепость от города, облицована внушительными известняковыми плитами весом в центнер и действительно вполне пригодна для катания с гор зимой. Если бы, конечно, нашелся желающий съехать на доске с двадцатиэтажного дома, а сирийское небо дало редкий в этих краях снег.

Не дожидаясь моей реакции, незнакомец представился: «Мухаммед». И, указав на худого юношу рядом с собой, добавил: «Это мой друг, он тоже Мухаммед». Ребята оказались студентами халебского университета. Под предлогом, что им нужно «подтягивать» английский, они вызвались быть моими гидами. По узкому мощеному мостику, переброшенному над бездонной пропастью, шагаем к величественным воротам, увенчанным зубчатой башней. Хорошо, что наверху сейчас никто не держит оборону. В былые времена из крайней бойницы наверху незваного гостя запросто могли бы облить кипящим маслом, или бесхитростно сбросить булыжник на голову.

Студенты, отмечаю про себя, попались идеологически подкованные. Хотя первый учится на программиста, другой мечтает о лире поэта, оба, тем не менее, живо интересуются политикой и всячески стараются подчеркнуть свою приверженность исламу. Увлеченно рассказывая об истории цитадели, они попутно «зондируют» меня вопросами на предмет войны в Ираке и об отношениях с Богом. Чтобы рассеять всякие сомнения, рублю воздух рукой: «Развязанная американцами война — кровавая война. Москва — за мир на всей земле». Те улыбаются, довольны. А вот заявление, что я — православный, почему-то заставляет программиста нахмуриться. Но мгновение спустя он берет себя в руки и, улыбнувшись, ведет меня в «музей джихада».

Небольшая каменная постройка. Залитый солнцем зал мусульманской воинской славы. На стенах развешаны кривые ятаганы, ржавые сабли, ощетинившиеся шипами булавы, крушившие когда-то латы «ненавистных крестоносцев». Подходим к пыльной каменной стеле с изображением пары бородатых мужей в доспехах и с крыльями явно доисламского периода. «Джебраил» и «Мукаил», — авторитетно говорит Мухаммед-гуманитарий. Киваю головой: «Как же, слышал, только по-нашему их зовут «Гавриил» и «Михаил». Ребята предлагают покинуть крепость, чтобы показать, по их словам, еще нечто более интересное — «большую мечеть».

«Во дни Ирода, царя Иудейского, был священник из Авиевой чреды, именем Захария, и жена его из рода Ааронова, имя ей Елисавета. Оба они были праведны пред Богом, поступая по всем заповедям и уставам Господним беспорочно. У них не было детей, ибо Елисавета была неплодна, и оба были уже в летах преклонных», — вспомнили, откуда это? Правильно, так начинается Евангелие от Луки. Дальнейшие события имеют самое непосредственное отношение к Спасителю и его пророку — Иоанну Предтече. Однажды Захария, бывший священником, служил в храме. Тут-то ему и явился архангел Гавриил, который возвестил о рождении сына. Но священник не поверил, потому что они с женой «были в летах преклонных». В наказание за маловерие посланец Бога лишил Захарию дара речи. Его уста разрешились только после рождения сына. Когда же это произошло, Захария, исполнившись Святого Духа, пророчествовал: «Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Свой и сотворил избавление ему. И ты, младенец, наречешься пророком Всевышнего, ибо предъидешь пред лицем Господа приготовить пути Ему». Новорожденному, по указанию Архангела, дали имя Иоанн. Этому человеку позднее и предстояло крестить Иисуса.

Я стою перед гробницей святого Захарии — отца Иоанна Предтечи, убитого, по словам Господа Иисуса, «между престолом и жертвенником». В ставшую знаменитой благодаря праху праведника мечеть «Джамия Закариех» меня привели Мухаммеды. Прижавшись лбом к зеленому стеклу, пытаюсь разглядеть, что же там внутри мавзолея: каменный саркофаг, украшенный витиеватой арабской вязью и накрытый расшитым золотом покрывалом. Усыпальница внешне напоминает уменьшенную копию христианского храма. Точно такая же конструкция в Дамаске хранит голову Иоанна Крестителя. По своей планировке «Джамия Закариех», кстати, как две капли воды схожа со знаменитой мечетью Омейядов. «Только наша более древняя», — вставляет Мухаммед-программист.

В отличие от посещаемой тысячами туристов Дамасской мечети, алеппской повезло меньше: горы строительного мусора разбросаны по мраморном полу, конический «шлем» фонтана для омовений проржавел, столб с солнечными часами покосился. Все говорит о длительном запустении. А ведь этим сооружением восхищался еще знаменитый арабский историк аль-Масуди, посетивший Халеб в Х веке и видевший «Джамия Закариех» во всем ее великолепии. О чем и поведал в своих сочинениях. Но уже два века спустя сооружение почти полностью погибло при пожаре. При эмире Hyp ад-Дине мечеть частично восстановили. Только благодаря этому мы все еще можем видеть великолепный квадратный минарет Большой мечети с изящной «луковицей» на верху.

Завершив осмотр, ребята предложили присесть у пересохшего «фонтана омовений». Кладу рюкзак на полированный мраморный пол и сажусь рядом. Мухаммед-«поэт» решил возобновить начатый в цитадели разговор о вере.

— Ты говоришь, что слышал о пророке Закарии…

— И не только о Закарии, но и Ибрагиме (Аврааме), Мусе (Моисее), Исе (Иисусе). А в Дамаске я видел гробницу, где хранится голова пророка Яхья (Иоанна Предтечи).

— Почему же тогда вы, христиане, признаете всех пророков, кроме Мухаммеда, мир ему?

— Да потому, что о нем не говорится ни в одной из книг Библии. Зато об Исе (Иисусе) там несколько сот пророчеств.

Тот на мгновение замолкает. Воспользовавшись этим, я перехожу в наступление:
— Ты слышал что-нибудь о Библии?

— У нас эта книга называется «аль Инжиль». Она была дана Исе Аллахом, но христиане ее потеряли. Где находится «Инжиль» уже не знает никто. Так что ваша Библия — неправильная.

— Откуда ты это знаешь?

— Так говорит пророк Мухаммед!

— А как он мог это знать, если жил на семьсот лет позже Исы?

Мухаммед-«младший» не находится, что возразить. Тогда, отбросив хваленую исламскую силлогистику, он идет напролом и с напором говорит: «Становись мусульманином». Лихорадочно вспоминаю, нет ли где-нибудь в Коране места, где магометанам за убийство «неверного» обещается джянна (рай). Стоящий поблизости станок для распилки каменных блоков навевает невеселые мысли. Со скоростью парализованной черепахи начинаю отступать к выходу. Но ребята, похоже, настроены продолжить беседу и, загородив путь к отступлению, препровождают меня в полутемный молельный зал. Показывают, где тут у них «минбар» — каменная кафедра с лесенкой. Она предназначена для чтения Корана и проповедей. Полукруглая ниша в стене с геометрическим орнаментом по краям — «мехраб», указывает на Мекку. В ту сторону и молятся магометане. Подробно объяснили, что такое «намаз» и «салат». Последнее, кстати, не еда, а вид молитвы.

Попутно интересуются моим отношением к алкоголю. В христианских странах этот порок, по их сведениям, «процветает». Говорю, что это не по моей части. А вот в Египте — парирую — довелось видеть немало мусульман, которые не прочь отхлебнуть пива. Поэт осуждающе качает головой: «За это они попадут в «джяханна» (ад)». Но тут же добавляет, что «всего» на десять тысяч лет. Затем, пройдя такое чистилище, даже грешный мусульманин переходит в «джянна», рай. «А что касается вас, христиан, — студент пристально смотрит мне в глаза, — то вы попадете туда навсегда». Но ребята, похоже, настроены миролюбиво. Я-то турист, что с меня возьмешь? Да и гость как-никак. Не получилось у них, даже под угрозой вечных мук в пламени «джяханна», завербовать меня в магометане.

А каково бывало местным христианам? Сейчас-то в Сирии правит светская диктатура алавита [1] Башара Асада. Формально он отделил религию большинства сирийцев — ислам — от государства, и, помнится, в Хомсе даже захаживал на чашку чая в ресторанчики «неверных». Так что впервые за последние 1300 лет сирийские христиане наслаждаются религиозной свободой. Однако, долго ли это продлится, не знает никто. Ислам же, как я имел возможность убедиться — религия, мягко говоря, экспансивная.

Чаще всего христиане переходили в ислам в периоды усиления социального и экономического гнета, стремясь избавиться от своего приниженного статуса и получить возможность добиться успеха в обществе.

Завоевав в VII веке Сирию, арабы предоставили своим христианских подданным статус «зиммиев» — людей, находящихся под защитой ислама. Насильственных обращений не было. Напротив, в грамоте, заверенной рукой пророка Мухаммеда, которую довелось видеть в монастыре святой Екатерины на Синае, прямо говорится, что «люди книги» (христиане, иудеи) вправе пользоваться свободой вероисповедания. Правда, в обмен на отказ от «подрывной деятельности» и уплату подушной подати — джизьи.

Последствия не замедлили сказаться. Благодаря высокому образовательному уровню часть зиммиев-христиан сумела занять престижное социальное положение в халифате. Немусульмане имели прочные позиции в торговле и финансах, фактически монополизировали занятия медициной, из них почти полностью комплектовалось низшее и среднее звено административного аппарата. Арабы охотно использовали бывших византийских чиновников на службе в налоговом ведомстве. Делопроизводство в Сирии вплоть до начала VIII века так и вовсе велось на греческом языке. Церковная иерархия «неверных» не только не была уничтожена, но даже наделена некоторыми светскими функциями. Например, православным и яковитским священникам нередко предоставлялось право сбора налогов, суда над единоверцами, решения их семейно-брачных и имущественных вопросов.

Вместе с тем, жизнь христиан под исламским господством была связана с целым рядом ограничений, которые проистекали из особенностей исламского учения. Множество церквей, начиная с роскошного собора Иоанна Крестителя в Дамаске были конфискованы и превращены в мечети. О миссионерстве среди мусульман не могло быть и речи. Это каралось смертью. Последователи Христа не могли служить в армии. Мужчинам-христианам было запрещено жениться на мусульманках. Но при этом мужчины-мусульмане могли жениться на христианках с условием, что их дети примут ислам.

В 750 г. на смену веротерпимым Омейядам приходит к власти династия Аббасидов. При них то и дело вспыхивали гонения. Много христиан приняли мученическую смерть, прошли погромы церквей по всей Сирии.

Насилия со стороны центральной администрации халифата вызвали в 855 г. городское восстание в Хомсе. Подавив мятеж, халиф повелел уничтожить все церкви в городе и изгнать оттуда христиан. Гонения привели к массовому переходу зиммиев в ислам и эмиграции значительной части мелькитов (православных) в Византию. И все же это были скорее исключения из правила. Иначе трудно объяснить тот факт, что количество христиан в Сирии под арабским владычеством оставалось весьма значительным вплоть до конца XI века, то есть до эпохи крестовых походов. Лишь вторжение крестоносцев и порожденные ими антихристианские репрессии нарушили этнографический баланс в пользу мусульман.

В новое время укрепление экономического положения зиммиев и постепенное уравнивание их в правах с мусульманами шли рука об руку с ослаблением могущества османской империи. Сюда началось проникновение западного капитала, и многие христиане превратились в преуспевающих дельцов. Их лобббистские возможности резко возросли.

В 1855 году была отменена подушная подать с христиан. Тогда же им разрешили устанавливать кресты над храмами, звонить в колокола и устраивать процессии с иконами и хоругвями. Это вызвало массовый всплеск исламского фанатизма. По всем сирийским городам прокатилась лавина погромов. В Дамаске в 1860 году была уничтожена значительная часть христианской общины и разрушены все церкви. Поэтому трагический день 10 июля сейчас отмечается Антиохийской Православной Церковью как день памяти тысяч жертв дамасской резни.

Приход в середине прошлого века к власти алавитов во главе с лидером социалистической партии БААС Хафезом Асадом, несколько смягчил противоречия. Но не устранил их совсем. В 1982 году в Хаме вспыхнул антиправительственный исламистский мятеж, лишь с большим трудом подавленный с использованием танков и артиллерии.

Весной 2004 года в арену побоищ превратился уже Дамаск. Тогда все списали на зарубежную «Аль каиду». Однако не секрет, что в стране действует радикальная исламская оппозиция. Благодаря непростому экономическому положению, проповедь джихада все чаще находит отклик среди малоимущих слоев населения, и, конечно, такого «горючего контингента», как студенты.

Сейчас последователи Христа составляют менее десяти процентов населения. Благодаря сильной эмиграции, росту антизападных и антихристианских настроений, которые особенно усилились с началом войны в Ираке, а также некоторым «особенностям» сирийского законодательства и системы образования, количество христиан продолжает уменьшаться.

Формально христиане и мусульмане равны в своих социальных и экономических правах. Но главой государства по Конституции может быть только мусульманин. Признаются браки, заключенные мусульманином и христианкой, однако до сих пор сириец-христианин не может вступить в брак с сирийкой-мусульманкой. В области образования также заметно неравенство. В христианских школах ученики в обязательном порядке изучают исламскую культуру и историю. Однако ни слова не говорится о христианстве в стенах учебных заведений, куда ходят мусульмане.

[1] Алавита — секта в шиизме.

http://www.sedmitza.ru/index.html?sid=77&did=25 627&p_comment=belief&call_action=print1(sedmiza)