 |
| Политический журнал | Николай Митрохин | 02.08.2005 |
От трех до пяти
РПЦ позиционирует себя как представителя религиозных интересов большей части россиян. Поэтому еще в первой половине 1990-х гг. она требовала возможности для пастырской и миссионерской деятельности в тех сферах, которые в советский период были для нее наглухо закрыты. Российская армия и силовики — одна из таких сфер.При этом «духовное окормление» понимается РПЦ прежде всего как беспрепятственная (и по возможности оплачиваемая государством) пастырская, миссионерская и катехизаторская деятельность в воинских подразделениях. Но законодательство РФ запрещает создание и деятельность всех типов общественных и религиозных организаций по производственному принципу, в том числе (если не в первую очередь) в воинских частях. Поэтому пожелание РПЦ о придании официального статуса войсковому духовенству (тем более финансирование деятельности оного на постоянной основе) остается нерешенным политическим вопросом. Он входит в комплекс требований, которые церковь (точнее, люди, говорящие от ее имени на разных уровнях) выдвигает к государству: начиная от возвращения всей собственности, изъятой большевиками, и вплоть до принятия серьезных мер по ограничению деятельности других конфессий.
Координацией и развитием связей РПЦ с военными занимается созданный ровно 10 лет назад Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями (с 2001 г. его возглавляет протоиерей Димитрий Смирнов). Причем большинство секторов отдела отвечает за связи с конкретными правоохранительными органами и родами Вооруженных сил.
На епархиальном уровне созданы отделы c аналогичным названием, которые действуют преимущественно самостоятельно. (В отношении них «головной» отдел выполняет координационные функции.) Существуют противоречивые данные о количестве священников, взаимодействующих с военными. По данным, оглашенным главой Синодального отдела на последнем Архиерейском соборе РПЦ (в октябре 2004 г.), таковых было 2000 — примерно 8% от общего количества духовенства РПЦ. Из них лишь 950 делали это на постоянной основе. В воинских частях было построено 156 храмов и часовен. Еще около 400, располагающихся неподалеку от казарм, считались работающими с военнослужащими. Если учесть, что в РПЦ сейчас около 150 епархий (со средней численностью примерно в 180 священников), то получается, что, даже по весьма оптимистичным оценкам отдела, регулярной работой с военными занимается примерно от трех до пяти человек на епархию.
Отдел должен налаживать отношения со всеми людьми в погонах, но наиболее успешные и систематические сложились у него с армией, а также Министерством юстиции. МВД, ФСБ, МЧС поддерживают лишь эпизодические контакты с различными структурами РПЦ.
Альтернатива контрактникам
Со стороны военных за связь с РПЦ отвечают управления воспитательной работы. Они были образованы из политотделов советского времени, и возглавляют их в основном люди, обученные в рамках той системы.После крушения СССР военные испытывали острую нехватку идеологических символов, подкрепляющих дисциплинарные ритуалы. Вот, например, мнение типичного, на мой взгляд, сторонника РПЦ из среды армейского командования — начальника Тульского артиллерийского инженерного института генерал-майора Волкова, записанное мною в присутствии настоятеля храма этого учебного заведения: «Церковь у нас участвует во всех ритуальных мероприятиях. Мы и крестим тут [в храме], и венчаем. Только, единственное, я попросил, чтобы не отпевали. <…> Меня тут спрашивают: а вот как памятники Ленину стоят и церкви [восстанавливаются]. Я считаю, что и пусть стоят — то история, а это подарок».
Подыгрывающее этим настроениям духовенство, например епископ Петропавловский Игнатий (Пологрудов), выходивший в море в качестве члена экипажа подводной лодки, излагает это так: «Что такое армия? Это то место, где молодой человек на два года изолируется от гражданского общества, в том числе и от его негативного, разлагающего влияния. Почему не использовать в полную силу это время для воспитания в юношах духа патриотизма?!»
А глава Синодального отдела протоиерей Димитрий Смирнов еще более прямолинеен: «Я думаю, что у нас патриотизм на высоком уровне. Во всяком случае, реакция нашего народа на то, что происходит со страной, более значительна, чем в Европе. Ни в одной стране мира люди не соглашаются умирать бесплатно. А у нас — пожалуйста». Получается, что религиозно мотивированная армия нужна еще и как альтернатива военнослужащим-контрактникам.
Сейчас требования РПЦ фокусируются на введении («возрождении») института военных капелланов. Для обоснования этого РПЦ использует мифы о зависимости успехов страны на поле брани от помощи церкви. Вот, например, цитата из методической брошюры по работе с военнослужащими, выпущенной активно работающей в этом направлении Екатеринбургской епархией: «Связь армии с церковью в России во все времена была достаточно крепкой, усиливалась в периоды испытаний. История защиты Отечества тесно переплетена у нас с историей Русской православной церкви».
Духовенство внушает, что лишь после того, как Сталин начал открывать церкви и вернул священников из тюрем, наметился решительный перелом в войне. А начальник Синодального отдела протоиерей Димитрий Смирнов публично утверждает, что во время войны над городами на самолетах возили иконы для защиты от врага и что Сталин «из практических соображений» решил превзойти Гитлера количеством открытых храмов. Забывая, видимо, о том, что большинство церквей было открыто на оккупированных территориях при поддержке немецкого командования. Встреча Сталина с архиереями, породившая РПЦ в ее нынешнем виде, состоялась осенью 1943 г., а освобождение священников (и то далеко не всех) из тюрем пришлось и вовсе на 1947−1948 гг.
От наград не отказываются
Первый глава Синодального отдела — епископ Красногорский Савва (Волков) — в 2001 г. вынужден был подать в отставку. За шесть лет он не добился никаких заметных результатов в деле налаживания отношений с военнослужащими (и в первую очередь в реализации идеи военного капелланства).Новый глава отдела протоиерей Димитрий Смирнов — весьма энергичный священник, принадлежащий к фундаменталистскому крылу РПЦ. Это дает ему большое поле для маневра внутри самой церкви, но он слишком несовременен даже для военных. За четыре года он сумел существенно активизировать работу Синодального отдела — сотрудники его стали чаще бывать на публичных мероприятиях с участием военных, наладилась некоторая координация с епархиальными отделами, однако, насколько известно, этим его достижения и ограничиваются.
РПЦ хочет, чтобы государство оградило военнослужащих от влияния ее религиозных конкурентов. Этому служит тезис о «духовной безопасности» страны: мол, любой сектант (или католик) может оказаться потенциальным шпионом, и «завербованный» им военнослужащий начнет работать на заграничного врага. Духовенство РПЦ готово терпеть в армии конкурентов в лице исламских, буддистских и иудейских священнослужителей, но на подчиненных ролях — занимающихся окормлением только «своих» этнических групп.
Реально работать с армией готовы протестанты и уже несколько лет имеют для этого действующую структуру: Союз христиан — военнослужащих России (СХВР). В подконтрольном ему Российско-Американском христианском университете с 2003 г. есть факультет, где священнослужителям протестантских церквей дают в качестве второго образования военную специализацию (с упором на психологию и педагогику).
Борьбе с сектантами, кстати, и был посвящен прошедший недавно в Улан-Удэ всероссийский сбор духовенства, окормляющего Вооруженные силы и правоохранительные органы. Место для его проведения было выбрано отнюдь не случайно: в Бурятии (и кое-где еще в Сибири) зарегистрированных групп протестантов больше, чем православных. А для близлежащего Дальнего Востока такая ситуация вообще характерна в целом.
Но и в традиционно православных регионах допуск протестантов на территорию воинской части зависит от воли ее командира. Известно немало примеров (хотя религиозные меньшинства стараются не афишировать свои успехи в среде военных), когда с одобрения командования регулярный доступ в части получали не только протестанты, но и представители альтернативных РПЦ православных церквей.
Со стороны высокопоставленных военных явный интерес к РПЦ проявлял только недолго проработавший на своем посту министр обороны Игорь Родионов. Именно в его время между РПЦ и Министерством обороны было подписано (в апреле 1997 г.) расширенное соглашение о сотрудничестве, которое Синодальный отдел активно использовал для усиления своего влияния в армии.
Остальные министры демонстрировали уважительное отношение к РПЦ в рамках публичных ритуалов (посещение храмов президентом или главой правительства), допускали ее деятельность в армии в границах договора о сотрудничестве и принимали церковные награды. Однако реального интереса к реализации договоров они, насколько известно, не проявляли. В свою очередь, РПЦ не хватало квалифицированных работников, чтобы пролоббировать нужные ей инициативы, даже в период максимального благоприятствования — в 1996 — 2000 гг.
Место для свиданий
С приходом команды Путина Кремль взял курс на сдерживание активности церкви во всех значимых, с его точки зрения, общественных сферах (имущественной, медиа, культурной). Оборонная не стала исключением: РПЦ не получила однозначного поощрения в своих попытках закрепиться в армии, а реализация уже достигнутых договоров и совместных проектов была передана на усмотрение конкретных командиров подразделений.Сама церковь при всем своем желании и наличии достаточного числа сторонников среди людей в погонах так и не сумела развернуть серьезную катехизаторскую работу. Работа с военными свелась у священников в основном к присутствию на торжественных мероприятиях в частях и эпизодическому крещению групп новобранцев, сопровождаемому раздачей икон и брошюрок.
Весьма образованный и энергичный настоятель храма (при упоминавшемся выше артиллерийском институте в Туле) протоиерей Георгий Антонов признал бессмысленность прямой катехизации курсантов, а также бесперспективность создания в военном вузе православной общины (пусть и неформальной). Его пастырская работа в институте заключается в чтении для желающих на одном из курсов культурологического факультатива, «который должен показать красоту православия». Его храм финансово успешен, поскольку находится в ограде института на центральном проспекте города. Настоятель заметил, что одна из причин относительной популярности храма у курсантов — использование его (не надо получать разрешения на выход в город) для встреч и бесед с барышнями.
Неудачей окончился и широко разрекламированный в середине 1990-х гг. эксперимент по созданию православных воинских частей. Предполагалось, что православные призывники смогут служить вместе и находиться под постоянным окормлением священников. Журналисты, посещавшие две воинские части, где начался эксперимент, писали о высоком уровне подготовки таких солдат и отменной дисциплине православных.
Позднее выяснилось, что в этих частях проходят службу в основном семинаристы, по каким-либо причинам призванные в армию. Но даже при том в самую известную православную воинскую часть (инженерные войска) в пос. Арсаки Владимирской области приходит не более 60 воцерковленных новобранцев в год. Более того, туда армейское командование собирает всех солдат-срочников, заявивших о своем активном членстве в той или иной религиозной конфессии. Примечательно, что даже в этой воинской части существует «дедовщина».
Потеснить психологов
В последние годы армейское руководство с определенным скепсисом стало относиться к сотрудничеству с РПЦ. Так, итоги проведенного в 2003 г. Социологическим центром Вооруженных сил исследования показали, что по сравнению с опросом 1996 г. число военнослужащих, назвавших себя православными христианами, снизилось с 76 до 50%. Социологи отметили и возросшую антипатию к официально навязываемой религиозности.А начальник Главного управления воспитательной работы Вооруженных сил РФ генерал-полковник Резник на всероссийской научно-практической конференции «Отечество. Армия. Церковь» (ноябрь 2003 г.) публично заявил о том, что все надежды на восстановление института военных капелланов напрасны: «Возврата к дореволюционному статусу священнослужителя в армии и на флоте быть не может из-за светского характера государства, государственной системы образования, а также по причине отделения государства от церкви». По его мнению, «уравнение в правах всех религий в России также исключает введение сана военного священника».
Обнаружив, что армейское руководство не заинтересовано в усилении влияния церкви, руководство Синодального отдела тоже начало делать заявления о преждевременности института полкового священства. Протоиерей Димитрий Смирнов, оценив сложившуюся обстановку, вынужден был фактически отказаться от надежды на скорое введение института полковых священников: «Как будут развиваться отношения [церкви и Министерства обороны] дальше, трудно сказать. <…> Поэтому я полагаю, что по мере развития наша работа будет выкристаллизовываться во что-то свое».
На Архиерейском соборе он предложил сократить число военных психологов (по его данным, их было в армии 2,2 тыс.), а на освободившиеся места принять от 320 до 400 православных священников (то есть, по-видимому, все известное его отделу духовенство, реально работающее с армией) и три десятка мусульманских священнослужителей. Однако это предложение на соборе всерьез не рассматривалось.
Еще более скептически к подобным идеям относятся его подчиненные. Например, иерей Вячеслав Казгунов говорит: «Я думаю, что до учреждения института полковых священников Вооруженным силам совместно с церковью следует готовить командиров с православным мировоззрением, чтобы они не препятствовали служению священнослужителя и знали, в чем оно заключается». А сотрудник Синодального отдела протоиерей Александр Солдатенков совсем недавно высказался еще более жестко: «Священник ни в коем случае не должен принадлежать к военному ведомству. Авторитет его должен держаться не на должности или числе звездочек на погонах. Он зарабатывает авторитет своим личным опытом, личным примером».
http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=56&tek=3911&issue=113
