 |
| Русский дом | Андрей Савельев | 01.08.2005 |
Главным результатом этой конференции было спасение Германии от расчленения, что задумывалось США и Великобританией, которым мнилось собственное господство в Европе. Сталин делал ставку на единство Германии: гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся. Сталин, как в прошлом Ленин, надеялся на немецкий пролетариат и чаял приобщить Германию к коммунистической империи.
Союзники сошлись только в том, что инструмент агрессии побежденной Германии должен был быть сломан — экономика децентрализована, государственный аппарат очищен от нацистов, жизнь немцев демилитаризована. СССР провёл все эти меры последовательно, а бывшие союзники в дальнейшем создали в своей зоне оккупации новый плацдарм для военной угрозы и широко использовали нацистские кадры для военных приготовлений против Советского Союза.
Державы, завершившие совместный разгром врага, не особенно готовы были слушать друг друга. Когда Сталин напомнил, что СССР необходимо передать его долю захваченного германского флота, Черчилль объявил, что флот в его руках, и он намерен его затопить. Сталин возражал против того, чтобы ко дну пошла советская часть трофеев. После препирательств решили уничтожить только фашистские подводные лодки.
Аналогичным образом союзники пытались уговорить Сталина начать рассмотрение будущего Германии с ситуации 1937 года, надеясь противостоять польскому захвату немецких территорий. Сталин возразил, что отсутствие на этих территориях немецкой администрации было восполнено стихийным формированием польского управления, что помогло Красной Армии. Вопрос о восточной границе Польши пришлось отложить, и он в дальнейшем решился так, как считал нужным Сталин.
По прошествии времени очевидна ошибка Сталина в польском вопросе. Уступив настырным полякам значительную территорию Германии, Сталин не разыграл эту «карту» для получения от союзников уступок по другим направлениям. Сталин требовал дать СССР возможность организовать военные базы в черноморских проливах наравне с турками. Но этот вопрос был отложен и позднеё — решился в пользу статус-кво, невыгодного СССР.
Вопрос о судьбе Кёнигсберга также волновал союзников. Сталин отрезал: если в Кёнигсберге появится немецкая администрация, мы её прогоним. Он знал, какими жертвами в конце войны достался нам этот город-крепость. После войны немцев в нём практически не было. И не должно было быть — слишком чувствительна для СССР была память о милитаристской угрозе, не раз исходящей в сторону нашего Отечества из Восточной Пруссии. Кёнигсберг достался России по праву победителя.
Самым несправедливым в послевоенном переделе было положение Югославии, перемоловшей неизмеримо больше фашистских войск, чем Польша и Франция вместе взятые. Попытки представить Югославию зоной, вокруг которой ведутся споры о контроле со стороны союзных держав, в конце концов, провалились. Героический народ Югославии не потерпел никакого диктата и сам выбрал свою судьбу. Увы, эта судьба в итоге оказалась печальной — через полвека от Югославии не осталось ничего. Запад сделал своё дело — уничтожил непокорную страну. А наследники коммунистического режима в России предали её.
Послевоенное будущее было предопределено не столько принятыми на Потсдамской конференции решениями, сколько появившимся у США ядерным «аргументом», который президент Трумэн тут же попытался предъявить Сталину. Сталин отнёсся к взволнованности Трумэна равнодушно. И это укрепило последнего в решимости провести боевое испытание атомной бомбы — через несколько дней после конференции американцы сбросили свои смертоносные «игрушки» на разгромленную и молившую о пощаде Японию.
Враги России сегодня пытаются представить появление атомной бомбы чуть ли не Божьей помощью Западу, которому нужно было остановить коммунистическое наступление. На деле же атомный шантаж стал на многие десятилетия средством для экспансии США, а непосредственно в послевоенное время — фактором американской стратегии, планирующей уничтожение СССР. Лукавство союзников на Потсдамской конференции было связано с тем зудом, который возник после удачных испытаний атомной бомбы. Реальная политика началась уже после атомной бомбардировки Японии. Все договорённости на Потсдамской конференции приобрели совершенно иное значение, когда стало ясно, что США готовы применить ядерное оружие и против СССР. Мир распался на два враждебных лагеря, ещё не успев похоронить мёртвых самой страшной войны.
Справедливый и прочный мир, о котором говорилось в документах конференции, не состоялся. Это был мир, грозящий новой войной, мир противостояния сверхдержав, в этом мире политика оставалась формой холодной войны, чреватой ядерной вспышкой.
