Православие.Ru | Юрий Филиппов | 29.07.2005 |
Предложения относительно организации воспитательной части
Все архиереи в своих отзывах отмечали, что для будущих пастырей важнее образования их воспитание. И никакое образование не заменит дурного поведения в человеке, особенно в пастыре Церкви (Паисий Туркестанский). Следовательно, необходимым условием устойчивого благосостояния реформированной духовной школы явился бы тщательный и коренной пересмотр воспитательной части (Константин Самарский, Иоанникий Архангельский). Касающиеся ее инструкции предлагалось пересмотреть и разработать соответственно потребностям времени (Евлогий Холмский), при живом участии лиц, непосредственно заинтересованных в деле воспитания духовного юношества (Константин Самарский).Делу воспитания необходимо было дать такую организацию, при которой единственным главным двигателем был бы нравственный авторитет педагогического персонала, а не репрессии и суровые правила сухой дисциплины (Иоанникий Архангельский). Воспитание пастырей должно было зависеть не столько от инспекторского надзора, сколько от нравственного влияния всех воспитателей и их преподавателей (Арсений Харьковский). Главным образом, все дело в личности воспитателя, в его качествах, достоинствах, которые иногда сами собой импонируют воспитанникам, сами создают из личности воспитателя безусловный авторитет. Но такие воспитатели считались единицами. Однако, не имея в виду исключительных личностей, Архангельский Комитет указал некоторые общие требования или условия, удовлетворение которым со стороны воспитателя было бы желательно для успеха в деле воспитания. Таковыми общими условиями со стороны воспитателя являются: во-первых, строгая, неуклончивая последовательность в проведении моральных принципов и правил общеустановленной воспитательной дисциплины в жизнь воспитанников. Во-вторых, внимательное, вдумчивое, серьезное и бережное отношение к личности воспитанников. Если недостаток или отсутствие первого могло бы повести к частичному или полному упадку воспитательной дисциплины, то отсутствие второго вызывало то взаимное непонимание, ту рознь и даже неприязнь между воспитателем и воспитанниками, которые составляли главный дефект в жизни духовных школ начала XX века. Надо, чтобы «то и другое требование на практике взаимно пополняли и корректировали друг друга, так как, в противном случае, первое, то есть строгая и неуклонная последовательность воспитателя может легко перейти в узкий и мелочной педантизм, убивающий живое воспитание, а второе, то есть деликатное отношение к личности воспитываемого, может обратиться в неизвинительное попустительство"[1]. Чтобы воспитателю быть на высоте первого требования, ему необходимо было располагать достаточною инициативою и самостоятельностью, необходимо было обладать достаточными полномочиями, чтобы во время применить соответствующее моральное воздействие, соответствующую меру предупредительного или исправительного характера. Чтобы быть на высоте второго требования, воспитатель должен был стоять как можно ближе к духовно-нравственному миру воспитанников, чтобы, ограничивая своевременно крайности, излишества в проявлениях молодой натуры, в то же время идти на встречу всем законным ее запросам и стремлениям (Архангельский Комитет).
Воспитатели и учителя не должны были смотреть на учеников, как на серую массу, что тогда почти везде вошло в обычай, а с любовью присматриваться и руководить личностью каждого в ее особенностях; они должны были окружить их строгою отеческою любовью и вниманием к их духовным и материальным нуждам (Владимир Екатеринбургский). Существовавшая инспекционная система воспитания на практике, главным образом, и грешила тем, что смотрела на воспитанника большей частью лишь как на объект внешнего надзора и воздействия, почти не считаясь с его внутренним духовным миром, с его склонностями, интересами, запросами и стремлениями. От этого и рознь между воспитателями и воспитанниками в духовной школе — рознь, часто доходящая до решительной неприязни, когда воспитатели и воспитанники составляли как бы два противоположных лагеря, ведшие между собой постоянную борьбу, не стесняясь при этом в выборе средств: с одной стороны — всевозможные репрессии, широкое применение сыскных приемов, с другой — целая система всевозможных уловок с целью провести бдительность начальства, прикрыть грех, выпутаться из беды, отстоять себя в случае подозрения или возведенного обвинения. Создавалось положение, одинаково тяжелое и для воспитателей и для воспитанников, приводившее к результатам совершенно противоположным тем, какие преследует воспитание.
Далее Архангельский Комитет поясняет, что сказанным совсем не отрицается необходимость воспитательного надзора и воздействия. Надзор и воздействие необходимы, но надзор должен быть не прямой и открытый, а исключающий все приемы, которые могли бы оскорбить чувство человеческого достоинства в воспитаннике. Надзор должен вытекать не только из желания положить взыскание, но из стремления направить и исправить его. Воспитатель, знающий духовный мир своих воспитанников и проникнутый чувством искреннего расположения к ним, сумел бы сориентироваться в их стремлениях и поступках, обуздав одни, как отрицательные проявления юной натуры, и ответив сочувствием на другие, дав им закономерное и правильное направление и развитие (Архангельский Комитет).
Архангельский Комитет отмечал, что «на развитие религиозности души воспитанника духовной школы, должно быть обращено преимущественное внимание воспитателя. Но более чем где-либо, в этой области нежелательны и неуместны излишнее принуждение, и настоятельно нужны особенная осторожность и деликатность, чтобы излишним рвением не надорвать молодой души и, вместо желаемого настроения, не вызвать озлобления к воспитателю и охлаждения и даже отвращения к тому, что настоятельно внушается. Нужно, чтобы религиозность и набожность были и со стороны воспитанника, как со стороны всякого человека, свободным выражением благочестиво-настроенной души и проявлялись в непринужденных поступках и действиях. С этой точки зрения едва ли могут быть признанны целесообразными все те проекты, уже получившие осуществление в некоторых местах, когда требование обязательного посещения церковной службы простирается, кроме праздничных и воскресных дней, и на дни будничные с установлением очередей по классам. На том же основании сомнительна целесообразность и нововведения сравнительно недавнего времени, сделавшего обязательным посещение воспитанниками Преждеосвященных литургий в среду и пяток Великого поста: в необычное время, перед или среди классных уроков. Обязательное присутствие за Божественной службой, вместо желаемого подъема молитвенного духа и религиозного настроения, вызывает часто лишь ропот недовольства среди учащихся; к тому же, падая как раз на такое время учебного года, когда подводятся уже большею частью итоги учебному курсу, когда и учащие, и учащиеся должны дорожить каждым часом, означенное нововведение не может не наносить некоторого ущерба и для учебного дела. Гораздо лучше и целесообразнее было бы предоставить самим учащимся в любое время года, особенно в покаянные дни Великого поста, по желанию, посещать церковные службы, утренние или вечерние вне учебных часов и не обязательно в семинарском храме, но в любом приходском храме. Богослужение, в присутствии воспитанников, должно быть совершаемо с полным благоговением, — для чего можно было бы и поступиться особенно точным выполнением церковного устава, — равным образом должно быть поставлено так, чтобы участие в нем было возможно более сознательным для всех учеников».[2]
Обширность и трудность задачи, которая ставилась воспитателю общепедагогическим требованием, — более близкого знакомства с духовным миром каждого из вверенных его руководству учащихся, ставило на очередь вопрос о привлечении к делу воспитания в каждом духовно-учебном заведении как можно большего числа лиц, не в качестве «надзирателей», но и в качестве воспитателей (Архангельский Комитет).
Практическое решение этого вопроса предлагали различное. Увеличение числа низших воспитателей (Евлогий Холмский), помощников инспекторов (Назарий Нижегородский), возложение обязанности инспектора и воспитателей на всех членов совета, при чем некоторые из них должны были жить вместе с воспитанниками (Иоанн Полтавский). Но более простым и целесообразным предложением было введение в духовно-учебных заведениях института классных воспитателей (Владимир Кишиневский, Анастасий Воронежский, Иннокентий Тамбовский), свободных от преподавательских обязанностей (Алексий Вологодский, Владимир Московский), или из среды преподавательского персонала. Только при этом условии было возможно единство в действиях воспитателей и начальства, их общая ответственность за учебное заведение, близкое и доверчивое общение между учащими и учащимися (Гурий Новгородский, Иоанн Полтавский, Серафим Полоцкий, Дмитрий Казанский, Архангельский Комитет), по примеру существовавших классных наставников в гимназиях, с тем различием, чтобы названные лица несли на себе не только обязанности инспекторского надзора над учащимися в учебные часы, но разделяли бы труд по воспитанию и во внеклассное время (Архангельский Комитет, Дмитрий Казанский, Анастасий Воронежский).
Стоя в непосредственной близости к своему классу, имея к нему доступ во всякое время, входя в его нужды и интересы, являясь советником и руководителем в случаях возникновения каких-либо недоразумений с преподавателями и начальством заведения, классный наставник мог бы быть воспитателем в лучшем значении этого слова. Ему предлагали предоставить руководство внеклассным чтением. Он должен был следить за поведением учеников и присутствовать с ними при богослужении, посещать в любое время общежития и квартиры учеников, сноситься с родителями в случаях неуспеваемости и плохого поведения воспитанников. Классный наставник должен был исполнять все обязанности по воспитательному и дисциплинарному надзору. «Но быть классному наставнику со своими питомцами постоянно, стоять над их душой — едва ли даже и педагогично"[3] (Тихон Пензенский). Предлагали больше оказывать им доверия, больше полагаться на них. Можно было бы предоставить им некоторую долю свободы в поддержании установленного внутреннего распорядка и строя ученической жизни, как общественной, так и личной, и тем способствовать выработке в них людей с устойчивым характером, сильною волею, энергией, инициативою, с сознанием нравственного и гражданского долга. Замечалось, что деятельность классного наставника будет только тогда плодотворна, когда она будет протекать в согласии и единении с другими наставниками (Тихон Пензенский, Архангельский Комитет).
С введением института классных наставников должность помощника инспектора предложили упразднить. Но если эта замена должности помощника инспектора должностью классного наставника не состоялась бы, решили, чтобы помощники имели уроки, что дало бы им в глазах учеников необходимый авторитет (Назарий Нижегородский).
Воспитание дело живое, требующее зачастую непосредственного творчества, быстрых решений, что недоступно для людей, не выработавших еще определенного мировоззрения и не приобретших опытности. Поэтому на ответственных постах воспитателей должны были быть люди зрелые и искушенные опытом, наиболее авторитетные и опытные из наставников, доказавшие умелость в руководстве юношеством. Значение личности в воспитательном деле чрезвычайно (Евлогий Холмский, Питирим Курский). В целях воспитания, к педагогическому персоналу духовной школы должен быть причастен и духовник семинарии, как лицо, способное оказать делу воспитания значительную помощь. Желательно, чтобы духовник, как духовный отец, заботился бы о чистоте жизни воспитанников, давая им отеческие наставления и советы, приучая их наблюдать не только за поступками, но и за помыслами. Духовник обязан был беседовать с воспитанниками о предстоящих им пастырских обязанностях и о средствах к лучшему прохождению пастырского служения (Назарий Нижегородский).
В деле воспитания нужно различать две части: внешнее поведение и внутреннюю христианскую настроенность.
Учебное заведение должно вырабатывать ясно определенные правила внешнего поведения, исполнение которых все воспитатели должны требовать от учеников. Правила эти отнюдь не должны быть одинаковыми для всех школьных возрастов.
В основу воспитания, определяющего внешний строй жизни учеников и их поведения, должна быть положена не окончательная цель духовной школы — приготовление юношества к служению православной Церкви, а воспитание тех естественных свойств порядочности и благородства, которые требуются от каждого человека. Это необходимо, во-первых, потому что только в этом случае внешние знаки благочестивого поведения не будут представляться воспитанникам пустыми, ничего не выражающими внешними действиями, так как те естественные чувства, выражением которых они служат, живут в сердце каждого человека, и потому воспитатель может указать на них воспитаннику. Во-вторых, окончательная цель воспитания духовной школы лишь тогда может быть достигнута, когда в сердцах воспитанников заложена прочная основа первоначальной христианской настроенности. Воспитатель должен был иметь в виду не одну высоту цели, но и постепенность восхождения и силы того, кого он к намеченной цели возводит. Лучше было бы ограничиться прочным и верным развитием в воспитаннике обыкновенных свойств, например: отвращения ко лжи, сострадания к чужой беде, искренности в отношении к товарищам и высшим и т. п., — чем устремить юную душу к строгим и возвышенным подвигам благочестия, не утвердив в ней первоначальных добродетелей, составляющих основу нравственной жизни. В основе нравственного воспитания должно стоять религиозное (Назарий Нижегородский). Последнее особенно необходимо для будущих служителей Церкви. Поэтому на должную постановку его в духовной школе предлагали обратить самое серьезное внимание.
Как средство для проведения воспитательных идей, желательно, при содействии духовенства и родителей учащихся, устройство общежитий, но при условиях а) необязательности, б) немногочисленности и в) удовлетворительности в гигиеническом отношении (Алексий Вологодский). Не надо устраивать большие общежития (Иоаким Оренбургский), где казарменная обстановка обыкновенно действовала на воспитанников удручающим образом и располагала к особым порокам, свойственным воспитанникам, живущим в общежитии, и особенно воспитанникам закрытых учебных заведений (Серафим Полоцкий). Из-за того, что в громадных общежитиях были сгруппированы юноши от 15 до 20 и даже 24-летнего возраста, и в них не было принято никакого разделения между различными возрастами, каждое отдельное лицо в общей массе теряло свою личную свободу, волю, разум и невольно и безвозвратно подпадало воле и направлению большинства. Общежития переставали отвечать своему доброму назначению. Такие общежития оказывались вредными для самостоятельного развития личности и устойчивости личных достоинств и характера (Иоаким Оренбургский).
Казенные семинарские интернаты и епархиальные общежития предлагалось устроить так, чтобы они, доставляя жизненные удобства для учеников, не порождали в последних чувства недовольства, но вызывали любовь, а также были вполне удобны для нравственного наблюдения за учениками. С этой целью указывали, что желательно классные комнаты отделить от комнат для самостоятельных занятий, ввести в последних домашнюю обстановку, посредством размещения в них комнатных растений и цветов, художественных картин, портретов. Домашней обстановкой хотели уничтожить грубость и бурсацизм, присущие духовной школе (Назарий Нижегородский). Хорошо было бы разбить учеников на группы, по 6−10 человек в каждой, и каждую группу поместить в отдельную комнату (Назарий Нижегородский, Серафим Полоцкий).
На санитарно-гигиеническое состояние интернатов и вообще на физическое развитие и здоровье учащихся предлагалось обратить самое серьезное внимание. Для этого необходимо было установить постоянный медицинский надзор над всеми учащимися, предоставить врачу наблюдение за пищевыми продуктами и столом, вменить ему в обязанность составление ежедневных отчетов о состоянии интернатов в санитарно-гигиеническом отношении и о состоянии здоровья воспитанников для непременной публикации в местной епархиальной газете (Серафим Полоцкий).
Во избежание столкновений воспитанников с лицами, заведывающими хозяйственной частью, предлагали учреждение в семинариях (примерно с 3 или 4 класса) дежурных по кухне. В этом случае воспитанники могли видеть, что действительно все делается для них лицами, ведающими хозяйственную часть школы (Назарий Нижегородский).
В воспитательных целях предлагали:
1) поставить семинарию в простые условия сельского быта (Анастасий Воронежский, Владимир Екатерин.);
2)всех воспитанников разделить по возрастам так, чтобы младшего возраста воспитанники, по возможности, не имели общения со старшими и прежде времени не научились бы от них знакомству с худою стороною человеческой жизни (Владимир Московский). Уничтожив баллы при оценке поведения, заменить их словесною оценкой поведения. В свидетельствах учеников, выходящих из учебного заведения, совсем не должно было быть никакой отметки о поведении учеников. Существующие средства поощрения учащихся, воспитывающие в них гордость и самолюбие (следовательно — развращающие), должны были быть выведены из употребления (Назарий Нижегородский).
Для предупреждения беспорядков, возникающих по вопросам внутренней жизни воспитанников, желательно дозволение обсуждать им свои нужды по отделениям и через своих дежурных докладывать о своих нуждах и недоразумениях начальству.
Находили желательным разрешить воспитанникам применять между собою товарищеский суд чести, призванный воспитывать в учениках чувство законности и чувство собственного достоинства (Серафим Полоцкий).
III. Заключение
Ознакомившись с предложениями преосвященных архиереев относительно возможных путей преобразования духовно-учебных заведений, можно сделать следующие выводы:все преосвященные видели и осознавали проблемы, которые существовали в духовно-учебных заведениях;
первоочередной проблемой признавалась двойственность задач, которая ставилась перед духовно-учебными заведениями: отсюда вытекали пробелы, как в общеобразовательном, так и в богословском курсе;
почти все преосвященные отмечали, что духовно-учебные заведения своей задачей ставили не воспитание, а обучение;
и как следствие: неготовность большинства выпускников к пастырской деятельности, уход в светские учебные заведения и на светскую службу;
или, оставаясь на служении Церкви, они, зараженные антицерковными настроениями, подрывали авторитет церковной иерархии, участвовали в революционных движениях.
Предложения преосвященных не нашли практического осуществления из-за революционных событий и последовавшего за ними закрытия всех духовно-учебных заведений в Советском государстве. Только с конца 80-х годов XX века, когда Русская Православная Церковь получила возможность свободно заниматься пастырской деятельностью и, следовательно, открывать духовно-учебные заведения (если не считать нескольких, открытых в середине 40-х годов), снова возник вопрос: какая цель стоит перед духовно-учебными заведениями? К чему они призваны: дать светское высшее образование или, дав богословское образование, воспитать пастырей Церкви? Возможно ли совмещение того и другого в стенах Духовных Семинарий и Академий?
Обращение к «Отзывам» может помочь дать ответы на эти вопросы и избежать тех ошибок и проблем, которые уже стояли перед Церковью в начале XX века.
[2] Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе.- М.: Крутицкое подворье, — Ч. 1, 2004.- с. 431−432
[3] Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе.- М.: Крутицкое подворье, — Ч. 2, 2004.- с. 492