 |
| Аргументы и факты | Иван Жуков | 27.07.2005 |
Обиделся на Бога
Откуда взялась у парнишки из глухого оренбургского села, где отродясь самолетов не видели, страсть к небу, он и сам толком не знает. Правда, отец Задирова был военным летчиком, но умер он рано, и Петр Иванович его почти не помнит. Мать же относилась к мечте сына, прямо скажем, без восторга, но постепенно смирилась с тем, что сын хочет стать летчиком. Отправляя сына в Оренбург, молилась, чтобы его приняли в летное училище. Но медкомиссия не пропустила. Вернувшись, сын в сердцах бросил матери: «Что же твой Бог не помог мне поступить, ты ведь молилась за меня!»— Я тогда сильно обиделся на Бога, — вспоминает Петр Иванович. — А теперь понимаю, что он просто готовил мне другую судьбу.
Попав в Ижевский аэроклуб, Петр Задиров уже через год выполнил 1-й разряд по парашютному спорту. А потом 12 лучших парашютистов направили на учебу в Москву.
— Помню, когда друзья провожали в столицу, подарили книгу про парашютиста-испытателя Севастьянова, — говорит Петр Иванович. — И сказали: «Может, ты в Москве с ним живым встретишься!» Я тогда и представить не мог, что всего через пять лет стану парашютистом-испытателем и буду работать под началом Севастьянова.
Петру Задирову было 24 года, когда он попал в НИИ автоматических устройств, который занимался разработкой и испытанием всех типов парашютных систем. Две ночи он не мог уснуть от счастья.
— Тогда подумал еще: «Вот как оно, корить Бога!», — вспоминает Петр Иванович. — Ведь я просил сделать меня рядовым пилотом, а он ввел меня в элиту. Парашютист-испытатель — профессия уникальная. В Советском Союзе их было всего 15 человек, и перед ними снимали шляпы даже летчики-испытатели.
Роковой 1012-й
Мама всегда крестила сына, провожая его на работу. Возможно, ее молитвы и спасли Петра Ивановича от верной гибели после рокового 1012-го прыжка.— Испытывали тогда новое «крыло», поджимали сроки, — говорит Петр Задиров. — Когда мы взлетели, стало ясно, что работать нельзя. Минимальная высота, с которой испытатель может прыгнуть и остаться в живых, если вдруг возникнет внештатная ситуация, — 1200 метров. Мне пришлось прыгать с 800 метров. Наверное, если бы это был новый парашют, я бы отказался, но работы по его испытанию подходили к концу и до этого сбоев не случалось.
Задиров прыгнул и понял, что парашют отказал. Профессионал, он сначала разобрался в причинах отказа, и только потом стал отцеплять нераскрывшийся купол. Тут заклинило один из замков. «Ни парашют, ни замки в серию не пойдут», — сознание испытателя бесстрастно фиксировало происходящее. Сам же он летел вниз со скоростью 30 метров в секунду. Уже видны были верхушки деревьев, до земли оставалось менее 70 метров. Запасной парашют просто не успел раскрыться.
— Мне повезло, что была зима, — говорит Петр Задиров. — Взлетную полосу чистят роторные машины и сбрасывают снег по краям. В этот сугроб я угодил. Когда понял, что живой, стал шевелить руками-ногами — целы, позвоночник вроде тоже. Вылез из сугроба, смотрю, по взлетному полю «скорая» мчится. Самолет снизился, крыльями машет, прощается. Все, естественно, решили, что я разбился.
Неделю врачи осматривали Задирова со всем старанием. Оказалось, что ни переломов, ни трещин, ни повреждения внутренних органов у него нет. Когда Петра Ивановича выписали, в истории болезни было написано: «Ушиб правого бедра при падении с самолета с высоты 800 метров»!
Вещий сон
После этого испытывать парашюты Задиров не перестал. Говорит, что просто не успел испугаться. Гораздо сложнее Петру Ивановичу было после того, как у него на глазах разбился друг.— Я видел, как отказали оба парашюта, как он падал и последние 15 секунд знал наверняка, что погибнет, — вспоминает Задиров, — а потом мне пришлось продолжить испытания.
Вскоре Петру Ивановичу приснился странный сон. Парашют, на котором разбился друг, отказал и у него. С ужасом он видит, что летит прямо на дорогу. И вдруг внизу появляется точка, она начинает расти, и Петр Иванович понимает, что это мать. Она смотрит в небо. А потом снимает с плеч огромный оренбургский платок и просто ловит им сына.
Сон оказался вещим.
— После гибели друга выяснилось, что у парашюта проблемы с замками, — рассказывает Петр Иванович. — Прыгаю, до земли метров сто остается, а это минимальная высота, на которой еще есть шансы спастись. Смотрю, что может отказать, и вижу, что один из замков уже наполовину отцепился. Пришлось зажать его рукой и приземлиться. А еще был случай — висел я на «высоковольтке», не заметил ее вовремя. Провод провисать стал, до земли оставалось около метра, когда я отцепился. Иначе сгорел бы вместе с парашютом.
Храм в Антарктиде
Петр Иванович ушел из профессии, когда счет его прыжков подходил к трем тысячам. Занялся бизнесом, а когда появились первые деньги, построил церковь в родном селе Новоникольское. Местные жители называют ее не иначе как Мамин храм. Знают, что их земляк Петр Задиров построил храм в память о своей матери.— На освящение церкви приехали друзья-полярники, и возникла мысль сделать храм в Антарктиде, — рассказывает Задиров. — Там ведь много русских похоронено, а не было даже часовни, чтобы помянуть по-человечески. Получил благословение Патриарха. Затем из Бельгии позвонил бизнесмен Александр Кравцов, сказал, что готов поучаствовать.
15-метровый храм из кедра и лиственницы рубили на Алтае. Затем бревна в разобранном виде перевезли в Антарктиду и там собрали. 11 февраля 2004 года он был освящен. С тех пор на станции «Беллинсгаузен» творятся православные молитвы, чего на шестом континенте никогда не было. Теперь вместе с полярниками годовую вахту несут и два монаха.
Сейчас Петр Иванович строит точную копию антарктического храма на Валдае, на территории дома отдыха «Северное сияние», которым он руководит.
