Русский вестник | В. Троицкий | 22.07.2005 |
Ощущение переходит в убеждение, когда, рассматривая основания, на которых зиждется закон, мы то и дело обнаруживаем на месте опоры — смысловую пустоту, приблизительность, неопределённость, туманность понятий и представлений. Скажем прямо: для профессионалов эта неопределённость не кажется заметной, ибо они привыкли к ней: их поддерживает традиция законотворчества. Они опираются на ранее принятые образцы законов, в которых эта неопределённость постоянно повторяется, становится привычной и как бы узаконенной. Но, поступая таким образом, они всё дальше уходят от того, что должно лежать в основе истинного законотворчества: они забывают, что законы создаются для человека и сообщества людей, и формализуют и направляют их поведение и поступки. А потому всякий пишущий закон должен отчётливо и ясно представлять себе, что такое человек. Без полноценного осознания этого законы могут стать (и становятся на практике) — нечеловеческими законами в человеческом обществе, а решения, принятые на основании таких законов, будучи законными, нередко оказываются бесчеловечными.
Это объясняется, во-первых, тем, что «есть сфера, которая не поддаётся праву, куда бессилен проникнуть государственный закон, где всякая законная уравнительность была бы величайшей несправедливостью"(1). А.Ф. Кони имеет здесь в виду «сферу всего того, что составляет умственное и нравственное достояние человека"(2), его самобытность, традиционную культуру его народа. Во-вторых, это обусловлено тем, что власть нередко придерживается и отстаивает решения, отвечающие не общественной справедливости, а интересам и выгодам этой власти, а в-третьих, — тем, что в период безвременья, переживаемого нами, налицо упадок здоровой морали, самого феномена чести-совести.
Мы обратимся к тем сторонам законотворчества, которые могут быть усовершенствованы не на основании споров о том, что справедливо или не справедливо, а посредством более верного и целостного подхода к самому объекту законотворчества — человеку.
Как не задуматься над сущностью того, чьи поступки, поведение и отношения к окружающему юристы подводят под законы? Чрезвычайно важно установить верные изначальные понятия о человеке в том виде, как они отложились в науке, традиционной культуре и миросозерцании, а также — в отеческой вере…
* * *
В глубинах сознания истинный закон неизбежно опирается на внутренний закон совести. А тот (в свою очередь) возникает в соответствии с природой человека и традиционными взглядами, укоренёнными в сознании народа. Рассуждая о человеке и человеческом обществе, укажем на чрезвычайно важное обстоятельство: только полнота и объективность представлений о человеке и мире может быть основанием для создания научно мотивированных законов. Убогие миропредставления законотворцев непременно обернутся ущербностью, несовершенством, заведомой несправедливостью законов, создаваемых ими.Сказанное заставляет пристальней рассмотреть объект нашего законотворчества и основательно задуматься над коренными признаками человека, над признаками, свойственными только ему, признаками определяющими, т. е. обозначающими предел, за которым начинаются собственно человеческие свойства.
Привычные подходы и решения представляются при этом весьма сомнительными. Так, основополагающим признаком человека считается, по традиции, способность мыслить. Но человек не единственно мыслящее существо в мире: высокоразвитые животные также мыслят, более того — они имеют свой внутренний мир и индивидуальный характер. Конечно, мыслительные способности человека несравненно выше и разнообразней. Но всё это вопрос количества и качества мысли. Наличие мыслительных способностей, таким образом, не отделяет, а объединяет человека с высокоразвитыми животными.
То же можно сказать и по поводу определения «человек — это социальное животное». Многие животные обладают яркими признаками социальности, совместной деятельности, сознательной взаимопомощи и т. д. Конечно, социальность животных несравненно более низкого уровня, чем та, которой обладает человек. Но (так или иначе) социальность как качество безусловно не отделяет человека от многих животных, а потому и не может рассматриваться как безусловно и абсолютно отличный признак. Всё это, разумеется, нисколько не отнимает у человека высокого уровня умственных и социальных свойств, но ставит их на иное место в системе безусловных, фундаментальных, существенных его признаков. Эти безусловные, фундаментальные признаки человека необходимо учитывать как непременные свойства всякого, называемого на юридическом языке «физическим лицом». Замечу, что даже в этой, внедрённой в юридическую область формуле («физическое» лицо") закреплена в сущности только «физическая», т. е. вещественная, сторона человека как объекта законотворчества и не учтены существеннейшие и фундаментальные духовные его признаки. В этом отношении все юридические представления о человеке, какими они по преимуществу сейчас являются, — бездуховны.
Что же понимается под духовностью? Какие отличительные признаки человека, кроме вещественных, необходимо учитывать при определении его свойств (на юридическом языке — свойств «физического лица»)?
Духовность заключается прежде всего в признании двуединства мира, познаваемого через ощущение и осознание того, что, кроме вещественных («физических») ценностей, в мире существуют иные ценности — духовные, более значительные и значимые.
Эти Высшие ценности осознаются как реальность, предопределяющая во многих существенных отношениях реальные явления и судьбы мира и человека, однако реальность, сама по себе недоступная пониманию и определению в категориях вещественного мира. Поэтому она принимает в сознании формы философии и веры. Философия и вера (религия) неизбежно включают мистические (неоткрытые, таинственные, непознаваемые, но безусловно предполагаемые) стороны мира и человека, которые лишь иногда проявляются, подтверждая свою реальность. К таким явлениям относятся дух, душа, Бог… Только с помощью понятий, стоящих за этими словами, можно объяснить необъяснимое в мире.
Духовность проявляется как осознанное или неосознанное убеждение в том, что естественным, необходимым и непременным свойством человека является способность внепрагматического, самоценного стремления к Истине, добру и красоте, «рефлекс идеала» (И.П. Павлов).
Духовность знаменует представление о бессмертии души (следовательно, о вечности), обязывающее рассматривать жизнь как духовную ценность, возвышающуюся над любыми другими земными прагматическими (временными) ценностями, явлениями и интересами, ибо дух понимается как бестелесное существо и явление, возвышающееся над телесным, вещественным и временным (3).
Духовность воплощает путь к Высшим ценностям, к каким только может быть приобщён человек и которые в целом недоступны пониманию как Истина, «имеющая недоказываемые начала, будучи удостоверением в вещах, превышающих ум и слово» (св. Максим Исповедник).
Такого рода знание сущего обретается через веру и Откровение, нередко через предание и традицию. Однако оно всегда осуществляется в живом и деятельном покорении себя духовному началу, «через произвольное подчинение рассудка Откровению» (В.А. Жуковский), через жизнь, которая обретается в стремлении к абсолютной Истине, к любви, через значимое представление о вечности (4).
Так или иначе основы духовности состоят в убеждении-знании в существовании Высшего начала (Бога), в стремлении измерять жизнь с учётом этого начала, дающего возможность обрести через внутреннее сокровенное созерцание и переживание — целостное представление о бытии, внутренне ощущаемую целостную картину мира.
Наши предки на протяжении многих веков исходили из безусловного убеждения в бытии души, в реальности духа. Крепостных называли душами, рабов — тоже, отмечая их причастность человечеству, ибо, по принятому убеждению и вере, — дух и душа всегда есть у любого человека.
Юридические понятия также отразили эти убеждения. Духовной (духовным завещанием) называли документ, определяющий волю умершего распорядиться имуществом после его смерти. И в этом выражении было зафиксировано юридически признание духовного начала в человеке, ибо труп (неодушевлённое) не признавался человеком, а лишь вещественной оболочкой того, кто мог распоряжаться, иметь мнение и право на мысль и волю.
Все эти предварительные рассуждения оказываются крайне важными, потому что объектом законотворчества является человек как душевно-духовное существо, обладающее рядом существенных признаков. Именно эти признаки в целом определяют сущность человека, его своеобразие среди всех иных живых существ. Именно эти особенности и должны учитываться при составлении законов, ибо без этих особенностей человек уже не является вполне человеком.
Итак, человек не просто и не только живое, мыслящее существо, не только психо-био-социальный феномен. Он обладает качествами духовности, словомыслия, исторического бытия, веры и культуры.
Словомыслие — владение словом — даёт человеку способность по-человечески сосредоточивать в слове умственный, чувственный и духовный опыт, слитый в «свёрнутый» словесный образ. О важности этого человеческого признака свидетельствует семантика слов: некогда делили все высшие существа на человека и бессловесных тварей.
Слово, представляя постоянную среду человеческого бытия, несомненно является и духовной средой обитания самого человека, живущего в мире звучащих и написанных слов.
Несомненным и существенным признаком человека как духовного существа является его историческое бытие. Человек (кто бы он ни был) живёт на земле как историческая личность, которой присущи исторически определённые, характерные для человека черты, порождённые историческим временем, обозначенным духовно-идеологическими предпосылками исторического периода, к которому принадлежит человек, равно как к истории своего народа. Человек (и народ, к которому он принадлежит) является объектом и субъектом истории. Вся его жизнь причастна к содержанию происходивших и происходящих исторических событий, исполненных в сознании и памяти людей духовно-нравственного, общественно-политического и предметно-практического смысла в отношении к судьбе народа, семьи и личности. Любой волевой акт, любое участие в этих событиях, даже простое соприсутствие в них, являются содействующими или тормозящими историческое движение в том или ином отношении. Каждый человек, обладающий сознанием, активно или пассивно, верно или неверно определяет своё место и отношение к историческому движению, рассуждая о прошлом и происходящем, складывая о разных временах своё мнение, давая всему так или иначе свою оценку и вырабатывая своё отношение. Это отношение определяется уровнем представлений и понимания этих событий в истории народа, в своей жизни и т. д. Всё это значит, что человек живёт историей и в истории, что он существо историческое по своей природе, ибо он так или иначе складывает своё внутреннее представление, субъективное и сокровенное отношение к событиям истории и пытается действовать в соответствии с ним. И всё это формирует в человеческом сознании в той или иной степени верную, однако же цельную историческую картину, вырисовывающуюся через туман повседневности с помощью тех культурных представлений и на основании тех знаний и культуры, которые в той или иной степени присущи сознающей себя личности.
В идеале — человек имеет право быть верно исторически осведомленным, т. е. в определённом смысле подготовленным к тому, чтобы в его сознании могла сложиться целостная историческая картина судьбы народа, к которому он принадлежит. Он имеет право на максимально объективную информацию об исторических событиях. Препятствие получению такой информации — есть нарушение права свободы слова.
Итак, право на человеческое существование неразрывно с правом формирования у каждого человека развёрнутой исторической картины судьбы своего народа, картины неискажённой, соприродной культурной традиции народа. Только в этом случае мы можем говорить о возможности утверждения в обществе прав человека.
Чтобы законотворчество было полноценным и основательным, оно должно принимать во внимание органический признак человека, который может быть сформулирован в отношении к законотворчеству как право на сознательное историческое бытие, требующее исторических знаний (или хотя бы представлений, основанных на предании) в рамках национальных культурных традиций, знаний об истории своего народа и общих представлений об истории других народов и человечества.
Итак, у животных есть только генеологическое древо, племенной список предков; у человека — историческое бытие (в рамках семьи, народа, государства). В силу сказанного, Закон должен разумно защищать всё, что органически причастно историческому бытию человека, и прежде всего то в нём, что является исторически значимым предметом или явлением (материального или духовного свойства), способствующим образовательному и культурному становлению человека и его традиционному духовному бытию.
Вера (религия), несомненно, составляет сущностную основу феномена исторического человека. Вера — безусловное убеждение, твёрдое сознание и целостное принятие определённых, исторически воспринятых миропредставлений о всеобъемлющих (таинственных) законах бытия, определяющих место в мире и жизненное поведение человека, ориентированное на Истину. Вера вместе с тем — глубинный и энергический духовно-эмоциональный настрой, вытекающий из принятого миропредставления, признаваемого верующими истинным.
Вера как «истинное познание, имеющее недоказываемые начала, будучи удостоверением в вещах, превышающих ум и слово» (св. Максим Исповедник), переживается и воспринимается «глубиной нашей души» и всегда устанавливается как «самое главное» в жизни личности (И. Ильин).
Исторически сложившаяся религиозная вера, органически связанная с традиционной жизненной ориентацией и бытийным миропредставлением целого народа, составляет его национальное духовное достояние. Покушение на него — является покушением на духовную жизнь народа, т. е. на одно из основных человеческих его качеств.
Исходя из сказанного, традиционная вера (религия) — составляет неотъемлемое качество всякого народа и право исповедовать её является органическим и законным правом всякого человека, считающего себя к нему причастным.
Это положение подтверждается и тем, что всякая национальная культура, имея религиозные истоки в национальной вере (религии), не может быть сколько-нибудь совершенно освоена без представления об основах национальной религии. И, таким образом, право на культурную («цивилизованную») жизнь народа должно сопровождаться правом свободы совести, т. е. прежде всего правом народа свободно исповедовать свою веру (религию).
Культура свойственна в той или иной мере человеку всех времён. Даже доисторическому. Некоторые племена «дикарей» обладали достаточно высокой культурой.
В традиционном смысле культура — это, во-первых, устойчивое состояние сознания, внутренняя организация поведения, бытие, творчество и результаты творчества, утверждающие духовно-человеческое в человеке (и для человека). Во-вторых, культура обладает иерархичностью: в ней существуют определённые, свойственные ей, несмешиваемые уровни оценки окружающего и внутреннего мира человека: святое, доброе (прекрасное), обыденное, пошлое, низменное. В-третьих, истинной культуре присуще непременное, органическое качество: она наследует плодотворные духовные традиции; ей свойственно бережное, уважительное отношение к ним. Вместе с тем всякая подлинная культура — национальна. У народа может быть либо своя, самобытная культура, либо — никакой, ибо чужая культура ему не принадлежит.
Культура (если мы ей следуем) неизменно требует безусловного осуществления названных признаков. Поэтому и культура законотворчества состоит в том, чтобы строить законы в соответствии с присущими объекту законов — человеку — непременными органическими его свойствами и добиваться того, чтобы действия законов эти органические свойства не ущемляли, а давали бы им возможность естественным образом укрепляться и развиваться.
Важнейший вывод из всего сказанного в том, что истинные «права человека» — не абстракция, не выдумка «демократических умов», а следствие верной оценки органических качеств нормального человека.
Поэтому защита «прав человека» может быть достигнута только посредством признания и обеспечения реализации естественных, собственно человеческих его свойств. Таким образом культурный вектор законотворчества даёт возможность избежать многих неувязок в законах.
Например, принимая закон о языке, придётся учесть, что литературный язык — это памятник культуры и применить к нему закон по охране памятников культуры. Необходимо будет учесть также, что человек, как существо духовное, нуждается в защите духовной среды обитания, т. е. закон должен будет защищать чистоту языковой среды.
Или, например, учитывая, что культура является непременным признаком человека, законодатели должны будут заметно ограничить всё, что повреждает культуру, рассмотреть и утвердить меры пресечения против повреждения культурной среды в самом широком смысле слова. И это будет всего лишь защитой «прав человека"…
Культурная корректировка законотворчества не может быть осуществлена сразу и повсеместно, для осуществления культурных акций требуются люди, обладающие определённым уровнем знаний и культуры. Поэтому на первом этапе движения к возможной цели — культуре законотворчества — нам нужно постепенно и повсеместно ввести на юридических факультетах и курсах повышения квалификации ряд гуманитарных дисциплин, содействующих повышению общей культуры законодателей и законоблюстителей. Вряд ли можно обойтись без этого, если действительно желать блага людям, живущим в обществе, регламентируемом законами.
(2) Там же.
(3) См.: Панин Д. М. Теория густот. М. 1993; Челпанов Г. И. Мозг и душа. Критика материализма и очерк современных учений о душе. М. 1994; Калиновский П. Переход. Последняя болезнь, смерть и после. Екатеринбург. 1994; Володин Э. Ф. О терминологии и не только о ней. // Русская школа. Духовно-нравственные проблемы воспитания. М. 1996.
(4) Труды Ф. Я. Шипунова, исследования П. П. Гаряева и его соратников, ряд сочинений Д. М. Панина, многочисленные исследования реаниматологов, таких как Раймод Муди, Е. Кюблер-Росс, М. Сабом дают возможность убедиться в безусловной реальности духовного мира.