Гефсиманский сад с видом на многоэтажки

Новоиерусалимский монастырь как идеальный путеводитель по библейским местам

Теперь на то, чтобы добраться из Москвы в выстроенную патриархом Никоном русскую Палестину уходит от силы полтора часа на «electrichka» или на машине. Кругом шоссе и многоэтажки — а тут Елеонский холм и Гефсиманский сад, Галилея и Фавор, Вифлеем и Мамврийский дуб, и река Истра, на определенном отрезке превращающаяся в Иордан.

Воскресенский мужской монастырь — это довольно точная с топографической точки зрения модель Иерусалима и окрестностей, Святая земля в миниатюре. А Воскресенский собор — подобие иерусалимского храма Гроба Господня, выстроенный с соблюдением размеров и пропорций. Тут можно увидеть и темницу, где томился в ожидании казни Христос, и Кувуклию — Гроб Господень, и трон, сидя на котором императрица Елена наблюдала за рабочими, искавшими Голгофский крест. Для верующих — земное воплощение горнего Иерусалима, для любопытствующих — путеводитель по библейской истории.

Построенный по проекту Растрелли высоченный шатер с прорезанными в нем шестью десятками окошек и в елизаветинские времена довольно неожиданно выступал над мощными белыми стенами, а теперь он смотрится и вовсе авангардно. Во время Второй мировой его взорвали немцы, теперь восстановленный шатер покрыт серым матовым металлом, на фоне которого абсолютно хайтековской абстракцией сверкают отдельные листы — их пару лет назад пришлось заменить после урагана. Изнутри шатер тем не менее деревянный — и именно из-за этого грандиозного зрелища ехать в Новый Иерусалим нужно в воскресенье, когда открывают центральный храм.

Над головой словно плывет модель фрегата в разрезе, через которую прорываются солнечные лучи. Древний каменный пол сложен из мощных глыб, чей холод не перекрывают уложенные ковры, с колонн облетели и изразцы времен Никона, и барочная лепнина, с которой переусердствовали во время реконструкции XVIII века, полустертые фрески — невероятное, сложносочиненное пространство повторяет все приделы иерусалимского храма Гроба Господня.

Визитная карточка Нового Иерусалима — изразцы. Ими украшали внешние и внутренние стены заместо резных каменьев — и тепло, и нарядно. Есть даже изразцовые иконостасы.

«Собственно, отсюда и пошло настоящее производство изразцов на Руси», — мастер-реставратор Коля ловко вылепливает очередную крынку в керамической мастерской при музее. По стенам громоздятся стеллажи с глиняной утварью и образцами цветных глазурей, джазовые афиши («с Шилклопером и японцем Макото Такэнако делали концерт в ЦДХ, они играли, а я на гончарном круге прямо на сцене импровизировал»). Коля травит байки про фанерный макет растреллиевского шатра, установленный над ротондой к Олимпиаде — не понять, была ли то техническая проверка конструкции или проект в духе потемкинской деревни. В углу подсыхает здоровенный странный горшок с дырой в боку. «А, это ацтекская печка-буржуйка, дома у себя в Чертаново зимой поставлю».

У выхода из мастерской прилеплен распечатанный на принтере листочек: «Котята из Нового Иерусалима приносят счастье. Они ждут вас! Просьба обращаться только будущих счастливых хозяев!» Такой же листочек прибит гвоздем к толстенным доскам музейного крыльца, еще один красуется на стволе дерева. Кошки повсюду — сверкают глазами из цветников, которыми обсажены кельи, трутся о ноги рабочих, укрепляющих стены. Рыжая дворняга, колыхая пушистым хвостом, идет по древним чугунным плитам, выстилающим дорожку к парку, переименованному Никоном в Гефсиманский сад.

В саду том пасется привязанная коза и ржавеет киношный софит, ошалевшие от запаха цветущих лип посетители парочками бредут среди зелени к Истре-Иордану — боязливо ступать с мостков в ледяную речку с быстрым течением.

По дороге к Иордану — странное розовое толстостенное зданьице, увенчанное крестом. Богоявленская пустынь, она же Никонов скит, поразила в свое время Кэрролла: «Она выглядит внешне, как маленький домик, но внутри нее множество комнат, таких миниатюрных, что вряд ли даже заслуживают своего названия, соединенных узкими и низкими коридорами и винтовыми лестницами, — спальня, к примеру, 6 футов в длину и ширину: кровать, сделанная из камня, с каменной подушкой, всего 5 футов 9 дюймов в длину и упирается прямо в стену комнаты с выемкой-нишей для ног, поэтому епископ (так называет Никона Кэрролл. — „НГ“), который был человеком высоким, должно быть, все время вынужден был почивать в скрюченном положении». Остается верить писателю на слово — даже работники музея не помнят, когда скит был открыт для посетителей. Рядом ветер колеблет ленточки, привязанные к кусту по языческой традиции, с которой устали бороться насельники монастыря.

Полтора века назад местный музей не впечатлил создателя «Алисы в стране чудес»: «Монах показал библиотеку и ризницу, которые не содержали ничего особенного или уникального, если не считать имитации страусиного яйца. Посмотрев в него на свет, через маленькую дырочку в конце, можно увидеть цветное изображение женщины стоящей на коленях перед крестом».

В бесконечных музейных залах, чудом уместившихся за полутораметровыми стенами трапезного корпуса, яйца того уже нет, зато обнаруживаются шитые золотом церковные покровы XVI века и довольно редкого типа иконы, несколько неплохих полотен Айвазовского, посох Никона и копия его вериг. Аккурат между резной этажеркой и натюрмортом с окровавленными рыбами не слишком даровитого голландца на конторской двери опять листочек: «Котята из Нового Иерусалима приносят счастье. Справки здесь». Из-за двери вылетает музейная фурия: «Котята?!Сами идите и смотрите! Не пойду я из-за этого через весь двор!»

Краткая хронология Нового Иерусалима

1994 — возобновлен Ставропигиальный Воскресенский Ново-Иерусалимский мужской монастырь

http://www.ng.ru/accent/2005−07−19/7_sad.html