 |
| Русское Воскресение | Юрий Лощиц | 19.07.2005 |
Вот что читаем у Марка: «Един же некто от стоящих извлек нож, удари раба архиереова и уреза ему ухо».(14:47). Как видим, Марк, скорее всего из соображений конспирации, немаловажных для времени, когда большинство апостолов были ещё живы и подвергались преследованиям, даже не говорит, что ударивший был учеником Христа. Это просто «некто от стоящих» в толпе. А в толпе, да ещё ночью, под деревьями, поди-разберись, кто есть кто. То есть, инцидент вполне прочитывается, как следствие неразберихи, сумятицы, а то и провокации со стороны нападающих. Тем более, что Христос, по Марку, не задерживает внимания на стычке, но тут же обращается к нападающим с упрёком: «Яко на разбойника ли изыдосте со оружием и дрекольми яти мя» (14:48).
Зато у Матфея Христос решительно пресекает попытку вооружённого отпора, требуя, чтобы ученик вложил нож «в место его» (26:52). И тут же из уст Учителя следуют два поразительных довода, объясняющих всю бессмысленность противодействия божественному предрешению (26:52−54).
В рассказе Луки событие обрастает дополнительными сюжетными подробностями. Его прибавки, как всегда у евангелистов-продолжателей, радуют своей непротиворечивостью по отношению к более ранним книгам и каким-то бодро-свежим взглядом на вещи. Во-первых, уточняет Лука, акт сопротивления не был импульсивно-единичным. При появлении в ночном саду Иуды с вооружённым отрядом ученики сразу сообразили, к чему клонится дело. Они настроились отбиваться и объявили об этом Христу: «Господи, аще ударим ножем?» (22:49). И почти тут же один из них, не дождавшись разрешения, применил оружие.
Во-вторых, Лука, глядящий на всё глазами не только художника, но и врача, сообщает ещё две подробности события. У раба пострадало правое ухо. Тут же Христос велел прекратить сопротивление, приблизился к раненому рабу «и коснувся уха его, исцели его» (22:51). Не знаю, обращал ли кто-нибудь из комментаторов Нового Завета внимание на эту строку евангелиста как на запись самого последнего из прижизненных исцелений, совершённых Спасителем. Не слепца, не прокажённого, не бесноватого, не смертельно больного, не человека, в первую очередь достойного жалости и сострадания, — Христос исцеляет одного из тех, от кого сострадания ожидать сам Он никак не мог.
И, наконец, Иоанн. В дополнение к рассказам евангелистов-предшественников он сообщает имя раба, которому было отсечено ухо. «Бе же имя рабу Малх» (18:10). Более того, четвёртый евангелист раскрывает, наконец, и имя ученика, нанесшего удар: «Симон же Петр, имый нож, извлече его, и удари архиереова раба, и отреза ему ухо десное» (18:10).
Какие красноречивые прибавления! Вот уж где орлиная цепкость глаза, выхватившего из мглы подробности, не замеченные или намеренно опущенные другими. И разве скажешь, что это лишние мелочи? Через них мы много узнаём и о самом Иоанне. Своё евангелие, как известно, он пишет, когда уже нет в живых ни Петра, ни, скорее всего, Малха, ни первосвященника Анны, пославшего своего раба в числе прочих на поимку Назорея. Этого Анну во время описываемых событий юноша Иоанн знал лично. (Может быть, через свою мать Соломию, родную сестру Богоматери, у которых были родственники в Иерусалиме? Или через своего отца Зеведея, имевшего рыбный промысел, с наёмниками, на Галилейском озере и, возможно, поставлявшего рыбу в дом первосвященника?) По крайней мере, младший из апостолов бывал у Анны во дворе, (что явствует из продолжения рассказа об аресте и первом допросе Христа). Иоанну, судя по всему, были лично известны не только Малх, но и другие люди из челяди Анны. В том числе привратница, которая по его просьбе пропустила Петра во двор. В своём евангельском рассказе Иоанн упомянул даже какого-то родственника Малха. Тот, оказывается, тоже был в саду во время облавы и теперь, вслед за привратницей, подозрительно присматривался к Петру: «Не аз ли тя видех в вертограде с Ним?» (18:26).
Почему все эти подробности Иоанн не мог забыть до глубокой старости? Не только потому, что связаны они были с троекратным отречением Петра, о котором сообщают и другие евангелисты. Слабость, проявленная тогда Петром, в изображении Иоанна была двоякого рода. В этой слабости Петра, конечно, присутствовала боязнь, что его признают сообщником Христа. Но, пожалуй, не меньше, если не больше Пётр боялся другого: вот-вот, кажется, его разоблачат как преступника, нанесшего телесный урон человеку из обслуги первосвященника. А это сразу же придаст всему происходящему еще и характер бытовой уголовщины: вооружённое нападение на стража порядка… при исполнении им служебного долга.
Пётр в те минуты должен был прямо-таки казниться из-за своей горячности. Как это он не удержался? Что сейчас должен думать о его проступке Учитель? Ведь ещё ни разу со времени призвания учеников ничего подобного в их кругу не происходило: ни одной потасовки, не говоря уж о кровопролитии.
Чрезвычайная улика так и просится в руки обвиняющей стороне! Каковы! Мало того, что главарь галилейских бродяг нагло выдаёт себя за Божьего сына, соблазняет людей лжечудесами. Он ещё и шайку себе набрал из отпетых головорезов. Не один ли из его поножовщиков затаился во дворе у костра? Не замыслил ли снова вырвать меч из-под полы?..
Психологически мотивированный комментарий к скупым строкам евангельского изложения — занятие не вполне надёжное. Можно слишком увлечься и напридумать лишнего. Но есть в Писании строки, которые будто сами просят перечитать их ещё и ещё раз. Расслышать в них намеренно недосказанное. Понять с полуслова, «прочитав» жест, паузу, умолчание.
Мне кажется, именно Иоанн своими подсказками в сценах ареста и первого допроса Христа позволяет разглядеть в отречении Петра не минутную слабость, не боязнь за одного лишь себя, а нежелание нанести ещё больший урон Учителю и всем ученикам. Неужели, право, Пётр малодушнее юного Иоанна, который стоит тут же, во дворе Анны и тоже легко может быть опознан как сообщник арестованного?
Но всё теперь совершается поверх любых доказательств и улик. И даже если вдруг появится среди свидетелей Малх со своим чудесно приросшим ухом, и попробует вступиться за Христа, другие рабы первосвященника тут же вытолкают его взашей.
