Возделывание духовной нивы — процесс бесконечный

Cегодня наш собеседник — первый проректор Саратовской Православной Духовной Семинарии, настоятель храма в честь Преображения Господня села Пристанное протоиерей Владимир Пархоменко.

— В чем сегодня, на Ваш взгляд, заключается служение православного священника?

— Христос называл Себя пастырем добрым (См.: Ин. 10, 11). Образ этот объемлет все стороны священнического служения. И мы в семинарии видим своей наипервейшей задачей — воспитание будущих добрых пастырей. Для этого им дается хорошая база знаний, позволяющая свободно адаптироваться в современном обществе. Но самое главное, что должны вынести из стен семинарии ее воспитанники, — это понимание того, что они носители традиций Церкви, сердце, любящее ближних, свою паству. Это очень важно.

— Каждое время имеет свои особенности. Каковы особенности священнического служения в наше время?

— Хочет или не хочет того нынешний православный священник, но его жизнь отличается от жизни священника в дореволюционной России. Сегодня жизнь не «пропитана» православной традицией. Расцерковленный народ потерял фундаментальные понятия о церковной жизни, активно наступает язычество. В этой ситуации каждый пастырь должен много учить. При этом проповедь, обращенная к современному человеку, значительно отличается от слов, звучавших с амвона в XIX веке. В наши дни проповедь должна быть ориентирована не только на постоянных прихожан, но и на тех, кто переступил порог церкви впервые. Современный священник призван быть в большой мере миссионером, словом и делом свидетельствовать, что христианство — это такое мировоззрение, с которым ничто по своему величию сравниться не может. Конечно, умение донести до людей высоту нравственного идеала Православия требует очень больших усилий. И мы не устаем напоминать об этом семинаристам.

— Чему Вы хотите научить ваших воспитанников?

— Тому, о чем говорил в свое время святитель Феофан Затворник: задача пастыря — собирать и хранить Священное Предание, тот опыт Церкви, который собирался веками.

Быть носителем Священного Предания — это очень много. Ведь для этого необходимо обладать знаниями и навыками, позволяющими научить слушающих истине веры. Подбор семинарских предметов дает воспитанникам возможность в достаточной полноте подготовиться к выполнению своей мирской миссии.

— И насколько Вам это удается?

— Положа руку на сердце, скажу: мы очень стараемся. Но тут надо учитывать вечную проблему готовности человека взять предлагаемые знания. История всех современных семинарий демонстрирует нам одну закономерность — большой процент отчисляемых. С одной стороны, это даже неплохо. Наша система обучения с ее обязательным поручительством священников за направляемых в семинарию ребят позволяет достаточно эффективно отделять пшеницу от плевел. Но отчисления свидетельствуют и о том, что современной молодежи в большой степени присущ опыт греховной жизни, который не всегда изживается даже в духовной школе. А ведь одним из принципов духовного воспитания является нравственная чистота. Если молодой человек не готов соответствовать высокой планке семинарских требований, — он уходит сам, либо… О тех, кто доучивается, мы можем сказать — это искренне готовые послужить Церкви люди. Само желание большинства наших выпускников принять в наши дни священнический сан подтверждает, что они готовы идти на подвиг.

— Вас не смущает, что светский читатель может усмотреть в ваших последних словах любовь к красивой фразе, излишнюю патетику?

— Но ведь это правда! Молодому человеку, вступившему на путь служения Церкви в наши дни, придется очень нелегко. Надо быть очень твердым, чтобы не заразиться нынешним активно насаждаемым рыночным духом. Современная молодежь в рынке уже освоилась, активно стремясь к его благам, развлечениям. При нынешних нравах будущему священнику даже семью трудно создать. Беда нашего общества — оно не стремится воспитать в юношах отцов, а в девушках — матерей. Не в почете девичья чистота.

Я помню, как остро эта проблема стояла для нас, как много мы молились у мощей преподобного в Троице-Сергиевой Лавре, памятуя церковную мудрость: «Ищите невесту не глазами, а слезами». У многих моих сокурсников из числа тех, кто пошел под венец с девушками не церковными, был печальный семейный опыт. Некоторым даже пришлось расстаться с саном. А за последние годы нравственный уровень молодежи скорее понизился. Вот почему нам так дорого, что есть ребята, у которых сердце горит желанием послужить Христу.

— Есть ли разница между вашим поколением и теми, кто желает получить духовное образование сегодня?

— Для нас, пришедших к вере на закате коммунистической эпохи, Церковь представлялась неким феноменом, инородным телом в структуре советского государства. Оно терпело это «православное гетто», но не скрывало свою враждебность к нему. В семинарии просто мешали поступать. Чтобы пойти на подобный шаг, требовалась немалая решительность. С другой стороны, в самой Церкви, в том числе среди учащихся духовных школ, жило ощущение, что придется идти в мир, полный противодействия… Ощущение «призваности к борьбе» сохранилось во мне до сих пор. И сегодня я стараюсь скупать всю новую литературу. А ну как все миролюбие государства по отношению к Православию завтра закончится? Пока есть возможность, надо обзавестись собственной библиотекой. Так учили нас, так и мы учим своих семинаристов.

Они живут совсем в другой действительности. Сегодня все больше ребят приходят в семинарии из-за школьных парт. В их сознании семинария мало чем отличается от вуза. Ограничений — никаких, подвиг не требуется. Явно «помолодевшие» в своей массе воспитанники уже не воспринимают учение как дело жизни и смерти. Это мы занимались, как курсанты ускоренных офицерских курсов во время Отечественной войны, с сознанием того, что завтра в бой. Теперь все спокойнее, размереннее.

— Нет опасения, что при таком положении семинарская жизнь со временем будет все больше пропитываться той теплохладностью, что была характерна для духовных школ предреволюционных лет?

— Существует мнение, что революция 1917 года началась с алтарей. Но вряд ли можно сравнивать тогдашний упадок духовной жизни с той тягой к Православию, которую мы наблюдаем сегодня. Нынешние семинарии, без сомнения, отличаются в лучшую сторону от духовных учебных заведений столетней давности, пораженных безразличием и безверием. Я не могу, конечно, поручиться за глубину религиозного чувства всех наших воспитанников, существуют проблемы и с дисциплиной, но то, что большинство из них не представляют жизни без Церкви, — для меня очевидно. Иначе нам бы тут нечего было делать.

— Вы работаете уже в третьей семинарии. Можете нарисовать собирательный портрет современного семинариста?

— Обобщить сложно. Можно говорить скорее о группах. Каждый год мы, как и все прочие семинарии, набираем один новый класс. В нем обязательно встречаются ребята из семей, живущих в согласии с церковной традицией, или же те, кто с детства прилепился к храму, порой даже вопреки воле родителей. Другая часть — это ребята, пришедшие к вере недавно. Представьте, сидит вчерашний школьник, а рядом — семейный человек или кандидат медицинских наук, или солдат, прошедший войну. И на тех, и на других совместная учеба действует благотворно. Одни приносят в семинарию знание традиций, внутрицерковных моделей поведения. А у их старших товарищей, скажем, более осмысленный подход к учебе. Они могут задавать вопросы, которые церковный человек никогда бы не задал, заставляют кого-то по-новому взглянуть на жизнь.

— Что бы Вы могли сказать о плюсах и минусах семинарского образования?

— Его важнейшее достоинство — всестороннее гуманитарное образование, при котором упор делается на самоподготовку. Важный плюс — семинария позволяет не заботиться о хлебе насущном. Семинаристам не надо подрабатывать, как многим нынешним студентам. Кроме того, судя по тем примерам, которые мне известны, наша семинария дает более основательные знания, чем иные факультеты университета.

Минусы же относительны. В идеале у нас все преподаватели должны иметь высшее образование. Впрочем, это дело времени. Регулярно преподавательский корпус семинарии пополняется выпускниками духовных академий. Нынешняя реформа церковного образования должна решить и проблему комплектации учебной литературы.

— А что Вы думаете о других системах духовного образования? В последнее время, к примеру, раздается критика в адрес Свято-Тихоновского Православного Богословского университета…

— Должен существовать максимально полный спектр образовательных систем: православные университеты, училища, гимназии, богословские факультеты и т. д. Но при этом не надо забывать, что в церковной науке всегда присутствовало два фронта. На одном — образовательные учреждения, призванные давать знания максимально большему числу желающих, на другом — церковные школы, готовящие пастырей. Опыт показывает, что учебное заведение закрытого типа, в котором аудиторией N1 является храм, наиболее способствует воспитанию будущего пастыря.

— Кем Вы прежде всего ощущаете себя в общении с семинаристами: преподавателем, администратором, священником?

— Конечно, в первую очередь я священник, и только потом первый проректор и преподаватель. Другое дело, что во многих случаях я предстою перед воспитанниками в роли проректора и веду с ними не очень приятное для обеих сторон общение. Иногда и не хочешь, но приходится поступать жестко. Иначе нельзя. Думаете, легко ребят отчислять? Понимаешь, что несешь ответственность перед Богом.

— Что говорите при расставании?

— Стараюсь донести до бывших воспитанников главное: отчисление из семинарии — это не разрыв с Церковью.

— А как Вы сами пришли к мысли стать священником?

— По окончании Нахимовского училища я поступил на штурманский факультет Высшего военно-морского училища подводного плавания в Ленинграде и мечтал стать штурманом подводной лодки, в идеале — ее командиром. И хотя религиозно-мировоззренческими вопросами я интересовался еще в училище, где нас, между прочим, обучали восточным единоборствам и йоге, учеба в вузе затянула с головой. Все мечты были о флоте и кораблях. Однако случилось так, что один из моих сокурсников оказался православным человеком. Слово за слово, начались бесконечные дискуссии, в которых участвовал порой весь взвод. Однажды, устав со мной спорить, товарищ надел мне на шею медальон с маленькой иконкой. На ней был запечатлен лик праведного Иоанна Кронштадтского. И меня это как-то переломило… Я тогда не знал, кто такой Иоанн Кронштадтский, но испытал неожиданное чувство духовной радости, теплоты. Потом было первое знакомство со священником. Затем — крещение.

Естественно, я не собирался становиться священником. Видел себя верующим офицером. Очень любил и люблю свою штурманскую специальность. Однако все изменилось за одну ночь. У каждого батюшки бывает такой момент призвания. У кого-то он более яркий, у кого-то менее. Я свой запомнил навсегда. Не знаю, что тогда произошло, в памяти осталось удивительное состояние горения сердца. И в этот момент тебе сообщается какое-то особое знание… Даже не могу сказать, говорил мне кто-то или не говорил… Или особым образом нечто слышалось в сердце и сознании. Но именно тогда мне дано было понять, что священство — смысл моей жизни. Даже узнал, что мне надо поступать в семинарию. Хотя до этого я толком-то и не представлял, что это такое.

Утром объявил о своем решении друзьям — общий шок. А потом так получилось, что восемь курсантов нашего взвода приняли Православие, трое из них сегодня священники. Все мы прошли через грандиозный духовный конфликт, который назрел тогда в училище. С нас срывали крестики, обвинили в создании подпольной организации, искали повод исключить. И нашли. На третьем курсе все должны были вступать в партию. Считалось, что некоммунисту атомное оружие доверить нельзя. Согласно этой логике нас и…

— С обывательской точки зрения, священническое служение сродни армейскому: куда назначит служить Архиерей, туда и отправится священник, тот же недавний семинарист. Нынешней молодежи подобные строгости явно не по душе. Вам священническое послушание давалось легче?

— Послушание Церкви предполагает, что человек понимает — в решении священноначалия проявляется воля Божия. Бывают и особые обстоятельства. Например, врачи рекомендуют жене священника сменить климат. Тогда священник должен оговорить этот вопрос с епископом или посоветоваться с духовником. Но ни в коем случае не действовать самовольно.

С ребятами, которые поступают в семинарию, все эти моменты оговариваются. Есть специальные предметы, помогающие осознать свое предназначение — пастырское богословие, например. В конце концов священник присягу дает. А в присяге четко прописано, что он должен быть готов послужить там, где будет полезно Церкви Христовой. Семинаристу нужно готовить себя к этому с верой и молитвой.

Лично для меня большой проблемы с послушанием нет. Если я буду знать, что в этом воля Божия, что это нужно, то готов переезжать хоть каждый год. Ведь в переездах есть как минусы, так и плюсы. А священник, как и любой христианин, должен искать в жизни только плюсы.

— Ваша супруга разделяет ваши взгляды?

— Она прекрасно понимает важность священнического служения. Это как у военных: нормально, когда образ жизни семьи подчинен ритму военной службы. Тем более так должно быть в семье священника. Как говорили святые отцы, в частности Иоанн Златоуст, — «Нет не земле более высокого служения, чем служение священника». Членам семьи, конечно, необходимо это сознавать. Тем более что в жизни всегда надо чем-то жертвовать.

— А что вы можете сказать о своем новом приходе в Пристанном?

— Прекрасный приход. При переводе из Воронежской епархии оговаривалась лишь моя работа в Саратовской семинарии. Когда я приехал, Владыка предложил и приход. Отправляясь туда, даже не знал в честь кого освящен престол сельского храма. Для меня оказалось величайшим утешением, что церковь освящена в честь Преображения Господня. Ведь меня крестили в Преображенском соборе Санкт-Петербурга, на праздник Преображения состоялась моя священническая хиротония.

К тому же, мне достался красивый храм и организованный приход. Судя по трудам покойного протоиерея Евгения Зубовича — священника, при котором в Пристанном была построена церковь и создавлся местный приход, батюшка любил свою паству. А ведь создание общины может быть важнее возведения самого храма.

— Целина вспахана и засеяна. Можно пожинать плоды?

— Возделывание духовной нивы — процесс бесконечный. А тут приходится разрываться между семинарией и храмом. Не все получается из задуманного. Но здорово помогают активные люди из прихожан. Мы организовали воскресную школу, создали что-то вроде детского храма при ней. Движение есть, хотя сельские люди более заняты, чем горожане. Без огорода здесь не проживешь. Значительная часть прихожан — жители соседнего села Дубки. Даст Бог, построим храм и у них. Предварительные согласования уже ведутся.

Жизнь современного священника многогранна, интересна. Что утешает — мы востребованы, нас ждут. Могу судить об этом и по лекциям, которые я читал старшеклассникам школ Саратовского района. Да вот беда — священников объективно мало.

— Можно сказать, что на приходе прижились?

— Можно. Это нормальное состояние православного человека. Он всегда ощущает себя в Церкви, а Церковь везде. Это естественно, когда священник приезжает на новое место с сознанием, что он приезжает сюда навсегда. И даже, если завтра тебя отсюда переведут, надо жить и радоваться так, как будто ты прописан здесь навечно. В идеале приход надо принимать, как из рук Христа. Это сознание, которое формируется у каждого священника, начиная с семинарской поры.

Хотя надо сказать, что само ощущение себя пастырем приходит не сразу. У меня, к примеру, оно проснулось только на третий год. Это можно сравнить с чувством отцовства. Так ведь и в молодой семье бывает: ребенок родился, а родительское отношение к нему еще не сформировалось… Слово «пастырь» поначалу даже боишься к себе приложить. А потом постепенно узнаешь прихожан, прикипаешь к ним душой. И если приходится уезжать, то ловишь себя на мысли, что покидаешь семью.

Церковь живет на приходах. Приход — та маленькая Церковь, из которой состоит большое тело Церкви Христовой. В сельском храме людей, конечно, меньше, чем в городском. Но суть не в этом, а в единстве паствы и пастыря. Это принцип существования Церкви — она должна, не в пример современному обществу, объединять людей, делать их менее индивидуальными. Об этом молился Христос, чтобы все были едины по образу единой Святой Троицы. На земле, конечно, это трудно, но в нормальном приходе есть приближение к этому высокому идеалу. Это точно.

Записал Владислав Боровицкий

http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/01church/56.html