 |
| Православие.Ru | Михаил Скабалланович | 15.06.2005 |
 |
| Осада Константинополя 1453 г. |
Как ни странным может показаться с первого взгляда, однако же не подлежит ни малейшему сомнению тот факт, что величие Оттоманской империи, блеск еЈ в лучшую пору еЈ существования до известной степени созданы руками христиан. Было немало искателей приключений из христиан, которые поступали в войско турок и принимали участие в их походах; особенно важные услуги они оказывали туркам в тех отраслях военного и морского дела, в которых сами турки не обладали достаточной опытностью и знанием; они заведовали артиллерией, флотом, работали в арсеналах и на корабельных верфях. Несравненно большее значение для Оттоманской империи имели христианские ренегаты, т. е. христиане, принявшие ислам добровольно или по принуждению. ЕщЈ задолго до завоевания Константинополя у османов установилась система — привлекать христиан на службу государству, предварительно обратив их в ислам; существовали правильно организованные учреждения с специальною целью приготовлять для военной и гражданской службы христианских мальчиков, взятых в плен на войне или в виде подати с мирного христианского населения. Эта система тщательно поддерживалась и после занятия Константинополя в блестящий период Оттоманской империи до 1574 г. Янычары (турецкая пехота) исключительно состояли из христиан, обращЈнных в мусульманство; сипаги — турецкая конница, состоявшая на жаловании, в отличие от сипаги, конных ленников, не получавших жалованья, тоже почти исключительно пополнялись христианами, перешедшими в ислам. Все важнейшие административные должности были в руках христианских ренегатов. Должность великого визиря в рассматриваемый период ни разу не была занята природным турком, еЈ занимали лица, происходившие из христианских фамилий. При Сулеймане I, при котором должность великого визиря была окончательно выработана, было три знаменитых администратора, занимавших эту должность: Ибрагим-паша, Рустем-паша и Магомет-Соколли. Все они не были османами по происхождению: первый был грек, попавшийся туркам в плен, второй — сын сербского крестьянина, отданный помещиком казне в виде уплаты за долги, третий был родом из Требинья, в молодости готовился к поступлению в духовное звание у своего родственника, приходского священника, получил уже звание чтеца, но на 18 году жизни был взят турками при сборе десятины с христианских детей.
При других султанах было то же, что при Сулеймане; должность великого визиря была как бы привилегией христианских ренегатов и не вручалась лицам турецкого происхождения. С второстепенными должностями было тоже самое. Можно привести ряд имЈн, принадлежащих лицам, игравшим политическую роль при Магомете II и после него, о которых положительно известно, что они не были турецкого происхождения. Хасс-Мурад-паша, беглербек Румилии, который помог Магомету II одержать победу над владетелем Карамана в Азии, был греческий ренегат из рода Палеологов, Балабан-Бадер и Якуб, боровшиеся с Скандербегом в Албании, оба были албанские ренегаты; Сулейман, водивший войска Магомета II против венециан, был боснийский ренегат; после удачной экспедиции в Апулию и взятия Отранто при Магомете II наместником этого города был поставлен греческий ренегат, говоривший по-итальянски; план осады острова Родоса был составлен для Магомета II одним немецким ренегатом. При Сулеймане I во время переговоров с королем Фердинандом выступают на сцену два толмача Порты, один ренегат немецкий, другой польский и т. д. Вообще можно сказать, что вся администрация, войско и флот находились почти исключительно в ведении лиц, не бывших османами по происхождению, вышедших из среды христианского населения. Только те отрасли управления, с которыми связано было попечение о духовных интересах османского народа — правосудие, религия, образование — составляли исключительное достояние природных османов; ни один христианин, перешедший в ислам, никогда не был допущен к занятию судебной должности, к отправлению религиозных треб или обучению турецкого юношества. Таким образом, существовало самое строгое разграничение: материальные силы государства были в руках христианских ренегатов, духовная жизнь народа — в руках природных османов. Эта система была в полной силе до 1574 г., т. е. в период процветания Оттоманской империи, и мы можем констатировать знаменательный факт, что начало упадка империи сопровождается нарушением системы, совпадает с первыми попытками турок обойти еЈ. От XVI в. есть известия, что турки отдавали детей христианам с тем, чтобы при взимании подати христиане выдавали их за своих собственных и чтобы таким образом они могли попасть в ряды янычар и на высшие административные должности в государстве.[2] Эти и другие подобные злоупотребления привели, наконец, к тому, что христиане были освобождены от обязанности платить десятину детьми; эта тягостная для их нравственного и религиозного чувства подать была отменена в 1638 году. Как бы то ни было, тем или другим способом, в XVI в. много природных османов очутилось на высших государственных должностях — гражданских и военных, постепенно они стали брать численный перевес над лицами, вышедшими из христиан, а вместе с тем оканчивается период процветания Оттоманской империи, она начинает клониться к упадку. Если ставить эти явления в генетическую связь, то можно сделать весьма нелестный для турецкого самолюбия вывод относительно способности османов к самобытной политической жизни.
Систематическое покровительство ренегатам из христиан, обычай раздавать им лучшие и доходнейшие места принесли несомненную пользу империи. Но насколько он был полезен османам, настолько же был вреден христианам, в значительной мере способствуя их деморализации. Лучшие силы христиан отвлекались на службу исламу, люди даровитые и честолюбивые приносили религиозные убеждения в жертву материальным выгодам и эгоистическим расчетам, христианская молодежь становилась равнодушной к вере отцов. Мы видим примеры, когда чисто политические соображения делаются мотивом к перемене веры. Брат боснийского краля Сигизмунд и его сестра Екатерина принимают ислам для того только, чтобы обеспечить себе помощь Магомета II и при его содействии получить во владение часть Боснии. Один из восьми сыновей трапезундского императора Давида принимает ислам для того, чтобы избежать участи, которой подверглись его отец и братья, павшие от руки палача. С тою же целью — спасти жизнь — принимает ислам лесбосский герцог Николай вместе е своим братом. Жители Хиоса, после взятия острова османами при Сулеймане I, ищут в исламе спасения для своей свободы и делаются мусульманами, не желая быть рабами мусульман. Грузинский царь Менотшер переходит в ислам, потому что видит в нЈм верное средство сделать для себя хорошую карьеру. Много было подобных примеров, когда посторонние побуждения, не имевшие ничего общего с внутренними религиозными убеждениями, заставляли христиан переходить в мусульманский лагерь. Это были случаи, достойные сожаления, но не заключавшие в себе никаких особенно опасных для дела христианства симптомов. Гораздо опаснее было то общее настроение, которое стало господствовать в юном христианском обществе, походило на религиозную индифферентность и бросалось в глаза путешественникам. Один писатель половины XVI в. следующим образом передает свои впечатления: «живы еще люди, которые помнят, как был взят Константинополь и как Греция, Албания, Валахия и Сербия, называемая ныне турками Боснией, из государств снизошли в разряд простых провинций. Эти люди остаются верными Христу. Но молодежь начинает забывать Его, и не долго ждать того времени, когда от имени христиан останется одно воспоминание. То же произойдет в Кроатии, Венгрии и Славонии, которые незадолго пред сим, благодаря новым победам, присоединены к Оттоманскому государству"[3]. Мрачные предсказания Георгиевича, которому принадлежат эти слова, были вызваны видом того всеобщего равнодушия, которое он встречал среди христиан и которое заставляло опасаться, что достаточно малейшего толчка, чтобы уже не отдельные личности, но целые массы совратились в ислам. До какой степени опасения были основательны, видно из того, что их разделяло само турецкое правительство, причЈм, само собою понятно, внутренняя подкладка этих опасений у турецкого правительства была совершенно другая, чем у Георгиевича. Георгиевича тревожила будущая судьба христианства на востоке, а турецкое правительство озабочено было материальным ущербом, какой терпит государство от перехода христиан в мусульманство, так как с уменьшением числа христиан должен уменьшиться карадж, платимый ими государству, и взимаемая с них подать детьми. Во 2-й половине XVI в. Порта обратила на этот предмет серьЈзное внимание и приняла меры к тому, чтобы преградить христианам возможность уклоняться от государственных повинностей под ширмою ислама, выдавая себя за перешедших из христианства в мусульманство. Один венецианский посланник в своем донесении венецианскому сенату положительно свидетельствует, что султан воспретил христианам переходить в ислам с целью освободить своих детей от взятия на службу под видом десятины.[4] Это свидетельство весьма характеристично. Оно показывает, что религиозный фанатизм, составляющий неотъемлемую принадлежность вооруженных столкновений турок с христианским миром, ограничивался полем битвы и мало заявлял о себе в правительственной сфере. Фанатизм всегда составлял у турок жизненный нерв военного дела; но коль скоро вопрос не касался войны, религиозное настроение легко уступало место политическим соображениям. С другой стороны, это свидетельство служит косвенным указанием того, что религиозное сознание в христианском обществе под влиянием турецкого господства и турецкой системы управления понизилось, твердость в вере ослабела, и случаи совращения в ислам сделались чаще, чем были прежде. Георгиевич имел, поэтому, некоторые основания с тревогою ожидать того времени, когда самое имя христиан будет истреблено в Оттоманской империи. К счастью, его ожидания не оправдались: христианство не только уцелело, но сделалось охраною национальности, народных нравов и залогом политического возрождения Востока. Решающее значение в этом деле имело то обособленное и до известной степени независимое положение, которое создано было для христиан Магометом II после завоевания Константинополя в 1453 году.
Положение, занятое христианами в турецкой империи, с логической последовательностью вытекает из того государственного устройства, которое сообщено империи Магометом II и впоследствии развито Сулейманом I, из тех принципов, которые легли в основу этого устройства. Устройство Османского государства, при всей своей образности, характеризующей вообще мышление восточных народов, отличается выдержанностью в проведении основных начал. Государство, по представлению османов, есть большой дом. Фундаментом его служат: общее право (шери), государственное право (канун), обычай (аадет) и воля государя (урф). Выдающуюся часть здания составляют ворота — Порта; это название применено для обозначения правительства, вероятно, в связи с тем, что в древнее время дела решались государями у ворот их дворцов. Внутри дома есть зал, а в нем Диван, на котором восседают знатнейшие сановники, — отсюда словом этим обозначается государственный совет. Важнейшие сановники государства разделены Магометом II на четыре класса, в соответствии с четырьмя мировыми стихиями, четырьмя добродетелями, словом, во внимание к фаталистическому значению числа четыре, играющему в глазах восточного жителя весьма важную роль. Первые четыре сановника составляют опоры трона (эркани девлет), — сюда относятся: визирь, кадиаскер (войсковой судья), дефтердар (главный казначей), нишанджи (статс-секретарь). За этими опорами трона следуют: кьяджа-бей (делопроизводитель великого визиря), рейс-эфенди (министр иностранных дел), чауш-баши (министр внутренних дел). Корпорация улемов с муфтием или Шейх-уль-исламом во главе тоже была разделена на соответствующее число классов. Несмотря однако же на такую образность в воззрении на государство и на такие механические, случайные подразделения, чрез всЈ государственное устройство проходит одна общая мысль. Это именно — единство религиозного начала. Религия, ислам составляет принципиальное начало всего государственного строя. Все отправления государственной жизни, управление, суд, войско, финансы, полиция, поземельные отношения основаны на исламе и формулированы по предписаниям Корана. Государство османов имеет характер мусульманского государства в строгом смысле этого слова. Строгое проведение чрез весь государственный механизм этой основной мысли привело к тому, что государственная жизнь османов приняла направление совершенно отличное от жизни европейских народов. Тогда как европейские государства прогрессивно развивались, их учреждения всЈ более совершенствовались, Турция застыла на одном уровне; неподвижность сделалась отличительною особенностью еЈ существования. Иначе и не могло быть там, где в основе политического существования лежат неизменные божественные законы, где народная самодеятельность заключена в тесные рамки, освящЈнные высшим авторитетом. Далее, тогда как все почти великие народы Европы образовались из слияния племЈн, господствующее племя не выделялось, не становилось в положение изолированное от других племен, не делало политических учреждений своим исключительным правом, но допускало эти племена к участию в учреждениях и через то открывало путь к слиянию в одно целое элементов отличных по вере, языку и нравам, — в Турции произошло явление обратное: изолированность сделалась необходимым условием политической жизни, слияние племен оказалось немыслимым, ислам стал непреодолимым препятствием на пути к объединению. Так как политическая жизнь Турции организована по предписаниям Корана и поставлена в теснейшую связь с религией, то отсюда произошло, что непременным условием участия в политических учреждениях сделалось исповедание ислама; только мусульманам предоставлено быть вполне правоспособными, политически полноправными гражданами; народам немусульманским преграждЈн доступ к политическим правам; при известных условиях, строго определенных в Коране, им даЈтся право жизни, но только жизни отдельной от мусульман. Наконец, это проникновение Оттоманского государства религиозным началом привело ещЈ к одной особенности: сделало неизбежным слияние функций государственных с религиозными; знатоки Корана, улемы, в одно и то же время духовные лица и судьи; их глава Шейх-уль-ислам занял влиятельное место в государстве и его приговоры (фетва) получили силу при решении вопросов не только религиозного, но и государственного свойства. Эти особенности Османского государства — политическая изолированность и слияние религии с государством, функций религиозных с государственными, сделались исходным пунктом узаконений Магомета II относительно христиан, ими обусловливалось то положение, в которое поставлены были христиане после завоевания Константинополя.
При взятии Константинополя турками много христиан погибло и попало в плен, но многие уцелели от руки османов и частью скрылись в городе, частью разбежались по окрестностям. Магомету II, прежде всего, предстояло решить вопрос: как поступить с христианами, оставшимися в живых. В Коране указано три способа отношения к христианам: первый способ — обращение в ислам, с предоставлением прав, принадлежащих мусульманам; второй — оставление права на существование тем, которые не пожелают перейти в ислам, но и не окажут вооруженного сопротивления мусульманам, сдадутся на капитуляцию, — за право на жизнь они, в качестве покорЈнных, рабов, должны платить дань — карадж; третий способ — истребление тех, которые окажут сопротивление мусульманам, не изъявят им покорности и не захотят принять ислам. Первый способ всего менее мог быть применен к христианам, уцелевшим от турецкого разгрома; отдельные лица ещЈ можно было склонить к мусульманству, но масса твЈрдо держалась веры предков. Второй способ, собственно говоря, тоже был неприменим в данном случае: Константинополь не сдался на капитуляцию, но взят штурмом, жители Константинополя не принадлежали к разряду людей, смиренно преклонившихся пред турецким оружием и изъявивших покорность, они оказали вооруженное сопротивление и уступили только пред силой. Следовательно, по букве закона, к ним мог быть применен третий способ — истребление. Но Магомет II ни по личным симпатиям, ни по политическим расчетам не был расположен поступать с ними так круто. Столкновения османов с христианами, продолжавшиеся в течение полутора столетий до завоевания Константинополя, не прошли бесследно. Эти столкновения имели характер не исключительно враждебный; христиане встречались с османами не только на поле битвы, но вступали с ними в мирные отношения и даже роднились путЈм браков. Посредством брачных союзов христианские нравы приходили в соприкосновение с нравами османов на почве домашней семейной жизни; посредством разнообразного рода отношений, которые завязывались между христианами и османами вследствие близкого соседства между их поселениями и вследствие присутствия христиан на турецкой службе, нравы тех и других соприкасались на почве общественной. Турки ближе знакомились с христианами, заимствовали у них утончЈнные обычаи, делались мягче и терпимее. Прежняя грубость и жестокость, с какою они относились к христианам, если и не исчезла совершенно, то до известной степени ослабела. Османы, овладевшие Константинополем, не смотрели уже на христиан, как на своих непримиримых врагов и не поступали с ними с тою дикой беспощадностью, которая отличала их предков времен Османа или Урхана. Магомет II не уступал в этом отношении лучшим османам и решился оказать снисходительность христианам, тем более что имел к этому побуждения политические. Он задался целью придать себе вид наследника византийских императоров, вполне утвердить своЈ государство на месте византийской империи, так чтобы столица византийской империи сделалась его резиденцией. Для достижения этой цели необходимо было относиться к бывшим подданным Византии по возможности кротко и в духе византийских императоров, затем необходимо было сделать Константинополь обитаемым и населить его, а чтобы склонить разбежавшихся жителей возвратиться в город и христиан, обитавших в других местах, переселяться в Константинополь, для этого нужно было не гнать христиан и не истреблять их, но всячески покровительствовать. До какой степени Магомет заботился о заселении Константинополя — видно из того, что впоследствии редкий поход оканчивался без того, чтобы известная часть жителей завоЈванной местности или города не была переселена в Константинополь. Кроме заботы о заселении Константинополя, ещЈ одно обстоятельство заставляло Магомета II покровительственно отнестись к христианам. Палеологи в борьбе с турецкими султанами постоянно обращали взоры на Запад и искали помощи у католических народов западной Европы. Чтобы привлечь на свою сторону католический Запад и заручиться поддержкою папы, о могуществе которого и влиянии на народы Запада Палеологи имели несколько преувеличенное представление, они затеяли церковную Унию. Но эта религиозная сделка, плод политической необходимости, вызвала сильную оппозицию в православных греках и не удалась. Константинополь не был спасЈн. Магомет, для успешной борьбы с которым делались унионные попытки, видел, что в Константинополе существует две партии: одна — унионистов, которая в союзе с Западом стремится сокрушить его могущество, другая — партия православных, составляющая оппозицию унионистам и, следовательно, косвенно поддерживающая его интересы. Естественно, что он должен был покровительствовать этой последней партии. Кроме признательности за прежние услуги, хотя бы оказанные бессознательно и непроизвольно, его побуждали к такой политике расчеты на услуги этой партии в будущем. Он имел полное основание ожидать, что завоевание Константинополя не остановит в западной Европе движения против турок, что пропаганда Крестовых Походов не затихнет, напротив, получит новый толчок и силу. Магомету выгодно было иметь в среде христианского населения партию, настроенную неприязненно против католицизма, на которую при случае можно было опереться в борьбе против католического ополчения. Вот почему Магомет явился покровителем православных. И не только в этом случае Магомет поступил подобным образом по отношению к константинопольским грекам, но везде и всякий раз, когда возникала борьба между партиями, из которых одна тяготела к папе и западно-католическому миру, Магомет спешил стать на сторону противокатолической партии и покровительствовал ей, потому что не без основания видел в приверженцах католической партии своих личных врагов. Например, когда Елена, вдова сербского краля Лазаря, отдала Сербию в лен папскому престолу в надежде найти на Западе защиту против турок, Магомет немедленно вошел в соглашение с сербскими боярами, державшимися строго православных воззрений и не одобрявших поступка Елены, щедро их наградил и сам извлЈк из союза с ними всевозможные для себя выгоды; опираясь на них, занял Сербию, обратил еЈ в Османскую провинцию, а 200 тысяч сербов взял в плен и выселил. Аналогичное явление произошло также в Боснии. Когда католическая партия, заручившись обещанием помощи со стороны папы, смело начала в Боснии агитацию против турок, Магомет выступил покровителем противной партии, считавшей в своих рядах кафаров. Результат был тот же, что в Сербии. Босния обращена в Османскую провинцию, и более ста тысяч босняков выселено частью в Константинополь, частью в азиатскую Турцию.
Магомет решился применить к константинопольскими христианам то правило, которое назначено было Кораном для христиан, изъявивших покорность, и при том дать ему такую постановку, для которой прецедент и готовый образец он имел в хартии, данной за восемь столетий до его времени халифом Омаром иерусалимским христианам. Содержание хартии, данной Омаром христианам после капитуляции Иерусалима в 637 году, сводится к следующим положениям: христианам оставляется жизнь за плату ежегодной подати — караджа, их церкви не отнимаются и не разграбляются, и вообще, христиане получают свободу в отправлении религиозных обрядов, с некоторыми лишь ограничениями — не строить новых церквей, не ставить крестов на церквях и дорогах и не употреблять колокольного звона; они отказываются от привилегий, имеющих отношение к политическим правам мусульман, как-то, от привилегии носить оружие и ездить верхом на лошадях, — находящейся в связи с правом военной службы. Определения хартии Омара находятся в строгом соответствии с началами ислама, они неизменно сохранились до времЈн Магомета II и легли в основу его государственного устройства. Естественно поэтому предположить, что Магомет II имел еЈ в виду, давая права христианам своего государства. Но если даже допустить, что он действовал самостоятельно, независимо от примера предшествующего времени, то всЈ-таки он должен был идти по следам халифа Омара в силу неизбежной логики вещей, вследствие того, что он твердо стоял на той же почве и действовал в полном согласии с теми же принципами, на которой стоял и по которым действовал халиф Омар. Их мероприятия по необходимости должны были совпасть и быть тождественными по духу и смыслу. Действительно, сравнивая права, данные Магометом II византийским христианам, с правами, данными Омаром христианам иерусалимским, мы видим, что первые частью составляют повторение последних, частью — дальнейшее развитие и точнейшее выяснение.
На третий день после взятия Константинополя Магомет II приказал объявить чрез герольдов, что все, от мала до велика, оставившие свои дома и скрывшиеся в потаЈнных местах города, могут выйти без всякого опасения, и те, которые из страха пред османским оружием бежали из города, могут возвратиться в свои жилища и жить согласно своим обычаям и предписаниям своей религии, как жили прежде. Узнав, что прежний греческий патриарх умер, и его место ещЈ не занято, Магомет II приказал, чтобы христиане-греки избрали себе патриарха тем же порядком, какой до сих пор существовал в Византийской империи. Епископы, случайно бывшие в Константинополе, высшее духовенство и знатнейшие миряне на скорую руку составили Синод и избрали патриархом учЈного противника унионистов Георгия Схолария, который принял имя Геннадия. Магомет остался доволен выборами на патриаршую кафедру строгого приверженца православной партии и потребовал сведений о том, какие в подобных случаях соблюдались церемонии в прежнее время, и какую при этом роль играли византийские Императоры. Ему сообщили, что при избрании нового патриарха Императоры обыкновенно вручали новоизбранному золотой жезл, украшенный жемчугом и драгоценными камнями и дарили ему отборную лошадь из императорской конюшни, богато убранную роскошным седлом и чепраком из белого шелка, тканого золотом. Император сидел на троне в своЈм дворце, в соприсутствии приближЈнных и государственных сановников, и когда, после церковного благословения и пения положенных стихов, Митрополиты Кесарийский и Гераклейский подводили к нему новоизбранного, вставал, поднимал жезл правой рукой и со словами «Святая Троица, давшая мне власть, возводит тебя на Патриаршество нового Рима» вручал его избранному. Патриарх благодарил Императора, раздавалось пение «исполла эти деспота» и обряд оканчивался. Патриарх выходил из дворца, в сопровождении свещеносцев, садился на приготовленную для него лошадь и отравлялся в храм св. Софии. Магомет II, смотревший на себя как на преемника Палеологов, находил нужным исполнить этот обряд, разумеется, выбросив из него всЈ, что было в нЈм несовместимого с достоинством мусульманского государя. Он пригласил Геннадия к себе во дворец, долго беседовал с ним, многое ему обещал, обнадЈжил на счет будущности христиан и христианской религии, при расставании вручил ему золотой жезл, украшенный жемчугом и драгоценными камнями и сам проводил до выхода из дворца. Здесь подведена была патриарху отборная лошадь с роскошным седлом и чепраком из белого шелка, тканого золотом, и когда он сел на неЈ, султан приказал своим приближЈнным и сановникам сопровождать патриарха, только не в храм св. Софии, как делалось до сих пор, но в храм св. Апостолов. Христиане, привлечЈнные обещаниями султана, его терпимостью и уважением к древним обычаям, во множестве стали являться в Константинополь и селиться в квартале (Фанар), прилегающем к монастырю всеблаженной Девы Марии (της Παμμαχαρίστου), который, по просьбе патриарха, отдан был ему для жительства. Чтобы придать больше значения своим обещаниям и сообщить им силу закона, Магомет II дал Геннадию грамоту, в которой перечислены были права патриарха, подчинЈнных ему епископов и христиан. Этой грамотой, скреплЈнной подписью султана, обеспечивалась свобода и безопасность христиан; патриарх, его преемники и подвластные ему епископы освобождались от податей и налогов; положено было основание для тех прав, которые юридически оставались за христианами до XIX в.[5]
Грамота Магомета II сгорела во время бывшего в Константинополе пожара, и текст еЈ не сохранился, но о содержании еЈ можно судить по данным позднейшего времени. Положение христиан, в главных чертах определенное этой грамотой, не потерпело существенных изменений в течении трех с половиной столетий; каким оно было при Магомете II, таким же осталось и после него, сделаны дополнения и изменения в частностях и пунктах второстепенных, но общий смысл и основные пункты остались те же. По документам последующего времени, по бератам и фирманам, которые издавались султанами по поводу избрания новых патриархов и епископов, можно безошибочно судить о характере тех отношений, в какие стало к христианам мусульманское государство, о том, какое место отведено было христианам в Оттоманской империи. Сначала отношения эти обнимали христиан православного исповедания, но потом они распространились и на христиан других исповеданий; права, которые первоначально даны были Магометом II греческому Патриархату, потом усвоены были армянам и другим христианским сектам (мельхитам, несторианам, монофизитам и монофелитам или маронитам). Права эти совершенно тождественны. Права, данные католикам, при некотором сходстве, носят на себе особый отпечаток и отличаются несколько другим характером.
Первым признаком отношений между турецким государством и христианскими подданными, определенных законами Магомета II, служит религиозная и политическая разобщЈнность. Мусульманское государство по своей природе не могло допустить в свою среду граждан немусульман; религиозное разногласие было препятствием к объединению. Христианское общество было отрезано от мусульманского государства, существование христиан поставлено вне и независимо от отправлений государственной жизни; доступ к участию в этих отправлениях для христиан был преграждЈн. Вследствие этого христиане были лишены существенной принадлежности полноправных граждан, прав политических. В тех случаях, когда христианам приходилось сталкиваться с мусульманами на почве политической, первые являлись людьми бесправными и не имеющими цены сравнительно с последними, — государство не допускало уравнения между ними. Отсюда, между прочим, происходило, что свидетельство, данное на суде христианином против мусульманина, не имело никакого значения, между тем как показание мусульманина против христианина принималось и имело полную силу. Отделив от себя христиан в политическом отношении, государство предоставило им организоваться в самостоятельные общины, с собственными, независимыми от государства установлениями — религиозными и гражданскими, с собственной администрацией и судом. Другим важным признаком отношений между турецким государством и христианскими подданными служит то, что мусульманские государственные начала перенесены были на христианские общины, мусульманский государственный строй некоторыми своими сторонами послужил прототипом христианских общин, организация последних логически выведена из государственной организации. Прежде всего это нужно сказать касательно принципа религиозного единства. В основе оттоманского государства лежит религия, притом религия одна, исключающая всякую другую религию. Что стоит вне ислама, то выделено из государства; не признающие Коран не причисляются к разряду полноправных граждан. То же правило применено к организации христианских общин: в основу общины положено одно христианское исповедание, другое рядом с ним не допускается. Так как основой общины послужила религия, то отсюда произошло, что национальный элемент отодвинут на задний план, в глазах правительства он не имеет особого значения; значение, принадлежащее нации, усвоено религии, или лучше сказать, общине, основанной на религии. Порта называет своих подданных, которых она подчинила Константинопольскому Патриарху «греческою нацией» — рум миллети. Под этим словом разумеются не одни греки, но все исповедующие греческую религию, греки, славяне и влахи. Миллети имеет на турецком языке значение не нации в европейском смысле слова, но административной корпорации, общины, соединенной в один административный союз, связующим звеном которой служит религия, а не национальность. Точно так же словом «латинская нация» — латин раясси — Порта обозначает всех исповедующих католическую веру, болгар, босняков, кроатов и других. Тем обстоятельством, что в основу общины положена одна только религия, объясняется образование в турецкой империи не одной, но нескольких общин, по числу исповеданий. Разные национальности могут входить в состав одной и той же общины, лишь бы они исповедовали одну религию, но разные исповедания не могут совмещаться в одной общине, хотя бы исповедующие были лица одной национальности. Отсюда произошло, что Турция не только не представляет цельного государственного организма, но даже не ограничивается дуалистическим построением, так чтобы одну половину составляли мусульмане, а другую — христиане. Она слагается из такого числа общин, которое соответствует числу религий и религиозных исповеданий. Народы, имеющие свою особую религию, имеют в то же время свои особые административные учреждения и в гражданских делах подлежат особым законам. Кроме принципа религиозного единства, турецкое государство перенесло на христианские общины свой принцип слияния функций религиозных с государственными. В турецкой империи одни и те же лица облечены властью гражданскою и церковною. Та же особенность характеризует управление христианскими общинами. Оттоманское правительство вооружало Церковь обширными административными полномочиями и сделало еЈ представительницею подвластных народов; лица, стоящие во главе церковного управления, получали судебную и гражданскую власть над членами общины; в руках патриархов сосредоточены все нити управления общинами, и на них же возложена ответственность за повиновение членов общин турецкому правительству и за исправное внесение податей. Такое смешение власти не было неестественным в глазах Оттоманского правительства. Если глава мусульманского государства — султан — в то же время и глава религии; то какая может быть странность и неестественность в том, что патриарху, духовному главе христианской райи, предоставлена светская администрация? Если кади, ученый ислама, для мусульман — судья; то почему же христианский епископ не может быть судьей для христиан?
Что касается устройства христианских общин, то, как выше сказано, только католики получили права несколько отличные от остальных христианских подданных Турции, все другие христианские общины имеют одинаковое устройство. Оно первоначально дано было греческому Патриархату, а потом разным сектам. Поэтому знакомство с устройством греческой общины достаточно, чтобы иметь представление об устройстве других христианских общин, за исключением католической. Греческая община, или греческий Патриархат представляет собою церковно-гражданский союз, с собственной религией, администрацией и судом. Общине обеспечена свобода религии, беспрепятственное отправление церковных обрядов и погребение мертвых по древнему обычаю. Церковь может владеть принадлежащими ей издревле зданиями и с согласия турецкого правительства поправлять их; церковные здания и кладбища неприкосновенны. Церковно-гражданское управление общиной принадлежит патриарху, епископам и клиру; они, в особенности патриарх, как представитель управления, ответственны пред Портой за повиновение православных подданных и за исполнение ими обязанностей по отношению к государству; в соответствии с этим им предоставлено право защищать своих единоверцев пред турецким правительством. Представления перед Портой в пользу православных патриарх делает и вообще все сношения с Портой ведЈт при посредстве великого логофета, который служит посредствующей инстанцией между Портой и патриархом по делам гражданского управления, и которому принадлежит право контрассигновать синодальные постановления о назначении новых архиепископов и епископов, без чего эти постановления не имеют силы. Во главе церковно-гражданского управления общиной стоит патриарх; он ведает дела совместно с Синодом, который составляется из первейших архиепископов. В церковном отношении ведению патриарха подлежат следующие дела: надзор за церквями, монастырями и их имуществами, назначение и низложение архиепископов и епископов, суд над духовенством; Порта по требованию патриарха обязана дать фирман вновь избранному епископу; без согласия патриарха и без участия его уполномоченных она не может арестовать митрополита и вообще лицо, облечЈнное высшим духовным саном. В отношении гражданского управления патриарху принадлежат: безусловная юрисдикция в делах брачных, суд во всех гражданских делах в том случае, если обе тяжущиеся стороны согласны передать дело на его решение, надзор за православными и исправительно-полицейская власть над ними, право взимать с клира и мирян подати для церковных целей. Епископы составляют низшую инстанцию и ведают церковно-гражданскими делами в своих епархиях. Сам патриарх может быть судим только императорским Диваном, но жалобы на него могут быть приносимы и обвинения могут поступать не иначе, как при посредстве Синода. Только в одном случае Порта может действовать самостоятельно против патриарха — в случае государственной измены с его стороны. Патриарх свободен от податей и повинностей, за исключением специальных взносов, точно обозначенных в берате. Право избирать патриарха принадлежит Синоду. Избрание происходит следующим образом. Когда патриарший престол сделается вакантным, члены Синода и находящиеся в Константинополе архиепископы и епископы собираются в синодикон, т. е. патриаршую палату, находящуюся в Фанаре, и здесь в присутствии императорского комиссара избирают по большинству голосов трЈх кандидатов. Результат сообщается народу, т. е. двум пентадам белого духовенства, знатнейшими лицам и выборным представителям купцов и граждан Константинополя, которые собираются и ждут решения в передней комнате синодикона. Собрание отдаЈт преимущество одному из трех кандидатов словом «аксиос», составляется протокол избрания и подписывается всеми присутствующими. Затем Синод изготовляет официальный доклад Порте об избрании нового патриарха. Получив его, Порта издает берат, утверждающий нового патриарха; в берате подробно перечисляются все права и обязанности патриарха, Синода и вообще все привилегии Греческой Церкви. На другой день после избрания новоизбранный отправляется с визитом к великому визирю, и последний вручает ему берат. Патриарх может быть низложен Портой или самостоятельно, или по ходатайству Синода. Первый случай возможен только вследствие государственной измены патриарха. Синоду же предоставляется хлопотать пред Портой о низложении патриарха по двум основаниям: первое, если он дурно управляет Церковью, и второе, если он погрешает против догматов Православной Церкви. По одному из этих двух пунктов или по обоим вместе Синод может произвести следствие и, если патриарх окажется виновным, представить Порте официальный доклад о его низложении. Тогда Порта объявляет патриарха низложенным, и Синод приступает к новым выборам.
Главное отличие устройства католической общины в Турции от остальных христианских общин заключается в том положении, которое занимает папа, глава католических подданных Порты, и которое не имеет ничего общего с положением патриархов. Папа не несЈт никакой ответственности за католических подданных Турции, он не даЈт Порте гарантии в их повиновении, подобно Греческому и другим патриархам; как папа, так и находящаяся под его верховным управлением Католическая Церковь в Турции не находятся ни в какой связи с государством османов. Папа назначает епископов без всякого вмешательства общины и без участия Порты; католическое население Турции управляется духовенством, которое стоит в теснейшей связи и исключительной зависимости от папского престола. Хотя католики платят карадж и представляют собою таких же подданных Порты, как и греки, однако их община совершенно изъята из ведения и влияния турецкого правительства. Тогда как Греческая Церковь, при всей своей отдельности от государства, имеет всЈ-таки вид правительственного учреждения в Оттоманской империи, Католическая Церковь и еЈ органы заняли в Турции место иностранной державы, к которой применены не начала внутреннего государственного права, но статьи международных договоров; тогда как греческий патриарх сделался в известном смысле государственною властью, католические архиепископы и епископы заняли положение, которое может быть сравниваемо с положением. иностранных миссий. Такой порядок вещей не находит себе оправдания в Коране и положительно невыгоден для Турции. Если турецкое правительство допустило его, то сделало это, преклоняясь пред необходимостью; после того как попытки султанов утвердить свою власть на Западе Европы не удались, Порта принуждена была заключить мир с христианским Западом и допустить франков, т. е. католиков, до такого существования в Турции, которое, при возможном согласии с общими началами организации христианских общин, в то же время находилось в соответствии с особенностями католической религии.
Таково было юридическое положение христиан в Турецкой империи от половины XV до конца ХVШ в. Естественно рождается вопрос: насколько оно проявлялось в действительной жизни, соответствовал ли факт букве закона, действительно ли соблюдались права христиан, их вероисповедная свобода, неприкосновенность личности и имущества, всегда ли турецкое правительство относилось с уважением к христианским общинам и не делало ли попыток нарушить их привилегии? В решении этого вопроса необходимо прежде всего отличать внутреннюю политику Порты, как центрального правительства, от системы, практиковавшейся в отношениях низшей турецкой администрации и османского населения к населению христианскому.
Продолжение следует…
[3] Георгиевич у Sansovino, Historia universale dell’ Turchi, fol. 32.
[4] Тьеполо в сборнике Albèri, Relazioni degli ambasciatori Veneti al senato, Serie 3, t. II, p. 136.
[5] Phrantzes, lib. III, c. XI, pag. 304 — 308, ed. Bonn Martini Crusii Turcograecia, p. 119.
