 |
| Правая.Ru | Владимир Можегов | 14.06.2005 |
1. Снова — о проклятых вопросах
Интервью А.И.Солженицына Вестям уже вызвало горячий отклик в СМИ, в комментариях политологов и общественных деятелей. Наверное, это было действительно лучшим, ударным выступлением Александра Исаевича за всю, в общем, довольно скромную, историю его выступлений, хотя ничего нового живой наш классик как будто не сказал. Но что значит новое? Солженицын сказал вещи простые и внятные, и с такой очевидной силой и убедительностью, что, хочется верить, дошли они до каждого.Так, газета «Известия» пишет: «Мы… были в массе своей втянуты в детали…Солженицын же снова говорил о проклятых вопросах… Тех самых вопросах, в решении которых вот уже 15 лет ничего не меняется. И именно из-за этой неразрешимости слушалось все теперь куда лучше, чем прежде. Он имеет право повторять одно и то же. Не потому, что он — Солженицын, хотя этого было бы вполне достаточно. А потому, что его тезисы куда первичнее и актуальнее тех, которые сейчас так волнуют политическое сообщество». Игорь Бунин из Центра политических технологий замечает по существу сказанного: «Партии, парламенты по Солженицыну — это бесполезная вещь, говорильня. А вот все, что идет от народа, от почвы, — это и есть основа будущего России. Земства, местное самоуправление — вот на что должна опереться Россия». Сергей Ознобищев, директор института стратегических оценок подчеркивает, что «Солженицын… говорил о том, что во главе угла должна стоять забота о человеке, забота о каждом гражданине», и что именно это должно быть «в качестве…национальной идеи… реализовано». Комментируя слова Солженицына о наших отношений со странами СНГ: «Кто же может Россию уважать, если они видят, что наших русских топтать можно в любых национальных республиках — Россия не заступается. Какое уважение к России от этого одного может быть? Это вот наши отношения с СНГ. Мы должны лечить себя! Себя лечить! А СНГ пусть лечит себя. Экономическими пространствами можно спасаться», — Сергей Ознобищев говорит: «Согласен с тем… И, разумеется, не позволять топтать русских. Россия должна бороться не только за права русских за своими рубежами. И делать это не так избирательно, как она делает сейчас. Но в первую очередь нам надо обеспечить права русских у себя в России. В том числе для тех людей, которые вернулись сюда из зарубежья и, как мы часто видим, влачат жалкое существование по каким-то полузаброшенным деревням».
Нам же кажется выступление Солженицына особенно важным еще и потому, что прозвучало оно практически сразу вслед за ежегодным посланием Президента СФ, в котором Владимир Путин прямо заявил о «собственном пути России в демократию», в качестве ориентиров этого пути указал на нравственные принципы, и как знаковую, выдвинул фигуру Ивана Ильина, процитировав строки из его статьи «Основная задача грядущей России». Конечно, президент высказался крайне осторожно, но сигналы эти были услышаны и, наверно, ничто так красноречиво не подтверждает это, как выступление Солженицына в эфире Вестей. Это же отмечает Игорь Бунин: «В послании президента… тоже есть мысль о своеобразном пути развития России. И здесь также говорится о своеобразном пути, но с земствами».
Действительно, если президент в своем послании внятно заявил о том, что у России есть свой путь в демократию, то Солженицын сказал о том, что это за путь и чем настоящая демократия отличается от демократии ненастоящей. И если послание президента можно понять как намек на наличие у власти внятной национальной идеи, то Солженицын озвучил эту идею, и озвучил, на зависть всем политтехнологам, так мощно, что мимо слов этих — СБЕРЕЖЕНИЕ НАРОДА — едва ли можно проехать. Слова эти запомнит всякий, кто хоть раз их услышит.
«Другой вопрос, что в реальной жизни действующая власть ведет переговоры, строит институты, пытается вписаться в Европу… что пути российской власти и Солженицына в реальности расходятся» пишет Игорь Бунин. Что ж, сегодня у власти, пожалуй, как никогда раньше, есть шанс доказать, что слова ее имеют все же отношение к делу. И нельзя расценить выступление Солженицына иначе, чем как отклик на эту заявку власти и как попытку наполнить ее конкретным содержанием.
2. «Нет у нас ничего похожего на демократию»
Первыми важными словами Солженицына были слова о демократии: «Демократии у нас не было… нет у нас ничего похожего на демократию». «Демократия на самом деле… и это все знают, знают, и это даже в конституции у нас записано, только забыли — это такое общественно-государственное устройство, при котором народ сам, в своей массе определяет свою судьбу… А у нас вместо этого образовался некий политический класс. Это несколько сот человек, которые заявили: „я — профессиональный политик и буду заниматься политикой“ или „я — профессиональный политолог“, „я — эксперт по законоведческим делам. Вы там носом ковыряйте в своей чёрной земле, а мы за вас решим, что вам делать“. Свобода слова и печати „это только частный признак демократии“, „От одного этого признака демократии не будет“.Партийная модель демократия по сути своей ущербна, — сказал Солженицын. „Нет возможности никакого контакта, настоящего контакта с человеком. Кто он такой, что он за человек: порядочный, непорядочный — неизвестно. Рекламный ролик крутят, какая-то программка у него — всё“. „Что такое партия? Всякая партия вообще ущемляет, ущербляет индивидуальность человека, личность его, волю его ослабляет. Она втискивает его в программу партии, в устав партии, и — кто там партией собственно заведует? Это всегда почти денежный мешок. Ведь партию надо оплачивать, её надо содержать большими средствами. Вот кто деньги платит — тот и музыку заказывает. Партия ничего не творит — партия хочет захватить власть“.
О том же писал и Иван Ильин, говоря о „вырождении демократии через партийность, эту анти-демократическую эпидемию, захватившую современные демократические государства“: „Партия есть союз граждан, соорганизвавшихся для того, что бы захватить государственную власть в свои руки. К этому стремятся все партии — и демократические и анти-демократические“. Осуждая идею партийности как таковую, Ильин говорил, что „партия есть всегда часть целого, малая часть и только, но посягает на гораздо большее, на целое“. Партийный принцип…пренебрегает живым правосознанием, расщепляет государство и растит в народе дух гражданской войны» («Партийное строение государства», «Наши задачи»)
3. Демократия должна расти снизу вверх
Что же такое подлинная демократия? Настоящая демократия — по мысли Солженицына — это народное самоуправление, и оно может расти только снизу вверх:«Демократия не может быть насажена сверху, как колпак…». «Демократия может только расти, как всё растущее — снизу вверх. Должна быть прежде демократия малых пространств. Должно быть прежде самоуправление местное. Как начало демократии… И только потом она начинает развиваться». «Народное самоуправление растет поступенчато… вырастает из местного, вырастает этаж за этажом, слой за слоем».
На вопрос кореспондента Вестей «Мы сейчас, по-вашему, на каком этаже, на какой ступени?» Александр Исаевич ответил: «Мы ещё ни на какой, на минус первой. Вот когда местное самоуправление создадим — это будет первая ступень. А вторая — от самых мелких единиц выбирать самоуправление покрупней. Скажем, до района. Мэры — есть верхняя точка местного самоуправления. Когда местное самоуправление и в городе и везде по стране уже устроено на начальных, нижних этажах, в самых нижних (ЖЭК, дом или, группа домов),… на нескольких ступенях будет избрано, тогда выбираться, конечно, должен мэр, какого бы ни было крупного города. Но мы до этого не дожили. Мы до этого не дожили, ничего не начинаем. Нам нужно всё скорей!»
То же самое Александр Исаевич сказал и об Американских методах «насаждения демократий»: «демократию насадить нельзя. Грош цена демократии, которая пришла со штыками! Демократия должна медленно расти по человеческой необходимости, по человеческой смежности, по человеческой дружности, медленно всходить, поэтапно. А у нас вот такой вот вздор».
Та модель демократии, которую озвучил Солженицын, не противоречит православному идеалу государства, наоборот, является его неотъемлемой частью, при этом и саму демократию переворачивает с головы на ноги, возвращая ей ее прямое и верное значение как власть народа, подлинное народовластие. В России «под железной крышей самодержавной монархии жило сто тысяч крестьянских республик», — писал либеральный социолог Питирим Сорокин. Даже он признавал наличие в русской империи подлинной демократии. А славянофилы считали Земские Соборы и низовое народное самоуправление непременной принадлежностью русской монархии.
«Русские разучились иметь царя» говорил Иван Ильин, и, конечно, народ должен снова учиться этому умению, учиться быть народом. Невозможно вдруг снова насадить православную монархию в России волевым броском, и то низовое самоуправление, о котором говорит Солженицын и есть тот естественнейший, природный путь, постепенный и свободный рост здоровых сил России снизу вверх — несомненно, спасительный для России путь.
4. «Нам нужно — лучше, нам нужно — медленно»
Пожалуй, самым драматичным моментом эфира, был разговор о горьких уроках нашей эпохи: «У нас вообще характерно вот что: сразу и скорей! Ничего постепенно, ничего медленно, ничего не разрабатывать — скорей! Скорей цены отпустить! — но при этом…все жизненные сбережения пропадут — чёрт с ним!…. при распаде Советского союза двадцать пять миллионов наших соотечественников в один день оказались за границей, в чужой стране… как котят слепых бросили топить… Это демократия?»«Сколько стояло, многовековый был порядок в России — назначение губернаторов. В этом смысл: губернаторы выполняют на местах волю центрального начальства. Ельцин в размахе широком — свободный выбор губернаторов….Готовились к этим выборам?…Денежные мешки местные вмешались, решали деньги, подкуп, обман, а в некоторых местах просто мафия…», «И нарастили из мусора, из ничего каких-то миллиардеров! Которые вообще ничего для России не делали…. И мы теперь в своём слабом отчаянии восхищаемся, у нас культ миллиардеров появился. Только бы миллиардерам было хорошо, а нам уж ладно…».
Говоря о вечном русском нетерпении, желании «поскорей и сразу», Александр Исаевич вспомнил об Александре II (открытие памятника которому, состоялось, кстати, в эти же дни в Москве): «…Когда-то (он) ввёл обширные реформы. А революционеры вскричали: „Мы не можем ждать! Не можем ждать! Скорей!“ Раз! — застрелили императора, пошло хорошо!…революции куда привели — видите сами. Нам надо скорей — вот не „скорей“, нужно от этого отвыкнуть. Нам нужно — лучше, нам нужно — медленно».
5. «Им просто надо было бунтовать»
Отвечая на вопрос о возможности оранжевой революции в России, Солженицын сказал: «В Феврале семнадцатого года власти казалось, что ничего невозможно. А потом оно произошло. Если бессмысленно накалять, накалять и накалять обстановку, то можно всего добиться…При резком диссонансе, когда страсти между общественностью и властью, если внешняя помощь будет оппозиции притекать, то будет оранжевая революция».По своим приемам оранжевая революция та же Февральская — заметил Александр Иссаевич. — «другая эпоха — а приёмы те же!». Она слагалась из трех составляющих: 1. общественность против власти любой ценой. 2. экономическое недовольство низов. 3. поведение образованного класса: «Когда в Петербурге не было чёрного хлеба, а белого завались…все магазины ломились — студенты и буржуазная публика стала выходить на тротуары… и кричать: „Хлеба! Хлеба!“ А им не нужно [было] хлеба. Им просто надо было бунтовать».
Финансовая помощи из-за границы тогда притекала «маленькими чемоданчиками», а сегодня к услугам всемирные финансовые каналы: «…миллиарды!… Можно мгновенно попросить помощь, мгновенно получить то, что надо….»
6. Сбережение народа
Но кульминацией эфира стали, конечно, слова Солженицына о сбережении народа, как о насущной сегодняшней национальной идее: «Этот принцип висит сегодня перед нами острейшим образом: СБЕРЕЖЕНИЕ НАРОДА! Каждый шаг, каждый закон должен быть направлен: а сберегает он народ или нет? Если нет — прочь его, не нужно! Не надолго, но на пятьдесят лет нам этой идеи хватит. А за пятьдесят лет, может, умные люди что-нибудь придумают. А на пятьдесят лет хватит нам — сбережения народа…. И каждый закон, каждый шаг правительства должен быть на это направлен».То, что эти слова Солженицына почти совпали по времени с подписанием шестью телеканалами страны хартии о недопустимости насилия на экране, выглядит символично — как подписание мирного договора в информационном пространстве страны (самом важном сегодня пространстве!). Ведь очевидно — чтобы сберечь народ, нужно, прежде всего, сберечь его душу. В том же ряду можно рассматривать и попытку Московских властей очистить город от наводнивших его казино и игральных автоматов.
Я не разделяю пессимизма писателя Алексей Слаповского, который говорит в «Российской газете», что эта идея тем же хороша, чем и неудовлетворительна. Что она красивая, примиренческая, широкая, но «никого ни к чему не обязывает». И нельзя не откликнуться. Думается, что, вспомнив эти давние слова елизаветинского графа Шувалова, Александр Исаевич сделал очень большое и важное дело. Хоть по своему объему они и не идут в сравнение с эпопеей «Красное колесо», но по важности, доходчивости и возможной эффективности — еще, уверен, поспорят.
7. «В головах должна быть ответственность за страну, в которой живёшь»
Было видно, с какой тревогой Солженицын говорил о том волнении, которое поднимается сегодня в политическом пространстве страны: «Вот сейчас у нас накаляется обстановка: у нас отбирают демократию! Есть угроза нашей демократии! Скажите мне после всего, что я сказал: какой демократии у нас угроза? Какой? Власти народа? Так её нету! Ни один час, ни одной минуты! Если у нас отнимают демократию — отнять можно только то, что у нас есть! Вот, что есть, то можете отнять. Если у нас ничего нет — отнять ничего нельзя. Мы уже отняли всё у народа. Всё, начиная с первого горбачёвского дня эры. И дальше всё. Демократии у нас не было, я повторял много раз. Нет у нас ничего похожего на демократию! Я ещё раз могу повторить: демократия — это такое общественное, государственное устройство, при котором народ сам, своей массой направляет свою судьбу. Этого нет! Но требуется от власти: дайте!».Говорил Александр Исаевич и о необходимости всенародных референдумов, как о мощнейшем и важнейшем орудии народовластия «нужно спрашивать у народа», но «власть боится народа». «И Государственная Дума — она как шальная себя ведёт. Каких только законов не принимает, с какой скоростью! Сменяет, сама себя отменяет, как пьяная шатается, вот так. Это законодательство? Но главное, у народа не спрашивают. Народ должен выйти, лечь в голодовку или выйти на улицу, иначе народа никто не услышит».
Сегодня снова, как никогда, становятся актуальны слова последнего русского императора «Боже, спаси и умири Россию!"… Окажется ли власть, оппозиция, все те, кто, имеет возможность через средства массовой информации влиять на умы и народные страсти, столь мудры, чтобы свои собственные сегодняшние интересы не ставить впереди интересов всей России? Наверное, слова о «сбережении народа» должны быть восприняты нами как знак «стоп» на сегодняшнем оживленном перекрестке истории, указание которого необходимо соблюдать всем. «Опасность есть везде. Нужно иметь в головах, и у оппозиции в головах должна быть ответственность за страну, в которой живёшь. Страну развалить можно, в общем, любую. Но ответственность если за неё у граждан есть — то разваливать её не надо. А нужно лечить».
В свое время Столыпин говорил «Дайте России двадцать лет мира и вы не узнаете России». Столыпину, как известно, не дали. Может быть, наше время окажется мудрее?
И еще, хочется сказать и русским патриотам тоже — понятно желание всех, кто любит Россию, поскорее «обустроить» ее. Но давайте не будем забывать и слов Пушкина: «Лучшие изменения те, которые происходят от простого улучшения нравов». Враги России, уж конечно, будут и дальше раскачивать лодку, провоцировать всех и каждого, забрасывать свои «оранжевые вирусы». Нужно сохранять спокойствие и хладнокровие. Сбережение народа, начинается со сбережения собственной семьи, собственной души — хотя бы от злости и нетерпения. Мечтам о «немедленном и безоговорочном восстановлении Третего Рима» можно, наверное, противопоставить медленный и необходимый рост Царства Божия в наших собственных душах. И, может быть, тогда то тихое веянье духа, которое начнет понемногу растапливать их, гораздо быстрее, чем мы могли бы и мечтать, претворится в то возрождение России, которое предсказывали Серафим Саровский, Серафим Вырицкий, которое кровью своей готовили все русские мученики за веру и которое надеждой своей оживляли все те, кто по-настоящему ее любит.
