 |
| НГ-Религии | Людмила Алексеева | 01.06.2005 |
-Людмила Михайловна, в последнее время со стороны многих религиозных объединений звучат заявления о дискриминации. Можно ли считать эти заявления свидетельством роста нетерпимости и ксенофобии в религиозной сфере?
— Да, конечно. И то, как сейчас развиваются события, свидетельствует о том, что власть если не дирижирует ими, то, во всяком случае, активно поддерживает дискриминацию.
— Отражает ли рост опасений со стороны религиозных меньшинств характер отношения к ним российских властей?
— Это касается всех религиозных объединений, кроме Русской Православной Церкви (РПЦ). Отмечу, что даже Закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» вопреки Конституции России делит вероисповедания, которые существуют в современной России, на традиционные и нетрадиционные. Это относится и к мусульманам, которых в стране сейчас более 20 млн. человек. Ислам — это традиционная для России религия, тем не менее в последнее время начались преследования и мусульман.
— В чем вы видите причину усиления религиозной дискриминации в России: в недочетах существующего законодательства или в правоприменительной практике?
— Правоприменительная практика, которая существует сейчас, ужасна. Она еще более усугубляет многие недочеты законодательства. Но это не недочеты — это пороки законодательства! Ведь в Конституции России совершенно недвусмысленно говорится, что все граждане равны в правах независимо от вероисповедания. При чем здесь деление на традиционные или нетрадиционные религии, религиозное большинство или меньшинство? Это абсолютно антиконституционно. Те законы, которые нарушают Конституцию, — это не недочеты, а пороки.
— Как должна строиться политика государства в сфере свободы совести, чтобы было возможно избежать дискриминации по религиозному принципу?
— Надо исполнять Конституцию! Нельзя сказать, что до принятия Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» ситуация в сфере свободы совести была идеальной. Но все-таки тогда было гораздо лучше, чем сейчас. Была свобода вероисповедания для всех религий. Закон разрешал пресекать только насильственные действия, совершенные на религиозной почве, но это не имело никакого отношения к нарушениям в сфере свободы совести.
— Достаточно ли внимания уделяет государство проблемам, связанным с реализацией прав в сфере свободы совести?
— Боюсь, что государство скорее уделяет внимание не защите этих прав, а их стеснению. Путем принятия этого закона и целого ряда подзаконных актов, которые гораздо жестче, чем сам закон. И тем более это касается правоприменительной практики. К примеру, РПЦ возвращается отобранное ранее имущество, однако католикам, староверам, мусульманам, иудеям и буддистам труднее добиться возврата утраченной собственности.
В то же время когда они на собственные деньги хотят строить храмы или молельные дома, то встречают немыслимые препятствия. И даже те, кто получил разрешение на приобретение земли и постройку зданий в более свободное время (до принятия ныне действующего закона), теперь лишаются их. Эти здания объявляются построенными незаконно или незаконно используемыми. Их просто отбирают! А если не могут отобрать законно, то поджигают. А потом чинят препятствия в ремонте этого здания. Это позорная, опасная и близорукая практика.
— Показателем общей ситуации со свободой совести в стране может служить увеличение или уменьшение числа обращений представителей религиозных объединений в негосударственные правозащитные структуры. Расскажите, сколько обращений за последнее время поступило в Московскую Хельсинкскую группу? Каков характер этих обращений?
— На самом деле правозащитные организации, за исключением таких специализированных правозащитных объединений, как Славянский правовой центр, очень мало занимаются проблемой нарушений в сфере свободы совести. Мы очень активно сопротивлялись введению действующего религиозного законодательства, когда об этом шла речь. К сожалению, мы мало занимаемся преследованиями верующих, и наши правозащитные организации в регионах очень слабо связаны с общинами. Они просто не знают друг друга.
Московская Хельсинкская группа — старейшая правозащитная организация России, поэтому к нам, конечно, обращаются и верующие. Обычно обращаются даже не столько с жалобами на какие-то преследования, сколько с просьбой помочь провести межрелигиозные конференции, которые могли бы поспособствовать объединению преследуемых верующих в отстаивании своих прав.
Почему они обращаются к нам? Потому что, увы, у верующих тоже существуют проблемы в организации подобного рода мероприятий. Предположим, если такую конференцию хотят собрать пятидесятники, то баптисты говорят нам: «Почему вы поддерживаете их инициативу, а не нашу?» Так как мы правозащитная организация, а не религиозная, то, когда мы проявляем инициативу в этой области, в ней участвуют представители всех конфессий.
Замечу, что мусульманское сообщество до самого последнего времени практически не обращалось к правозащитникам. Но после того как против них развернулись массовые репрессии, стали поступать обращения и от них.
Я не могу похвалиться, что правозащитники активно занимаются проблемами верующих. На пресс-конференции, прошедшей 19 мая в Доме журналиста, было объявлено о создании нового правозащитного центра, который будет заниматься проблемами мусульман. Я охотно вошла в эту организацию, потому что работа с мусульманами — явная лакуна в нашей правозащитной деятельности.
— К чему может привести невнимание властей к сложной межрелигиозной ситуации в нашей стране?
— Участвовавший в пресс-конференции президент Всероссийского фонда образования Сергей Комков отмечает, что для целостности нашего государства межрелигиозная вражда очень опасна. И тут я с ним полностью согласна, потому что многонациональное государство сильно только в том случае, если люди, принадлежащие к разным национальностям и религиям, умеют терпимо относиться друг к другу. Сейчас, к сожалению, у нас другая ситуация, которая все более усугубляется. И меня как правозащитника очень волнуют нарушения в России одного из важнейших конституционных прав человека — права на свободу совести.
Петр Александров
