Православие и современность | Александра Архангельская | 30.05.2005 |
— Нет-нет, про меня ничего не надо писать, — умоляющим тоном просит Жанетта, — Сегодня такой день: я со всеми прощаюсь, это так тяжело, даже не представляю, как я завтра в это же время буду уезжать! Поэтому давайте сразу скажу главное из того, что хотела: я поняла, что в России, в Саратове нужна православная школа для детей. У нас в Мельбурне есть католические школы, есть еврейские школы — почему же в России нет православных школ?
Православная школа в Саратове, какой видит ее Жанетта, — это элитарная по составу преподавателей школа с глубоким изучением всех предметов, и в первую очередь Православия: «Только на этой основе может быть воспитана духовно богатая интеллигенция!». А пока не создана такая школа, должны быть хотя бы предметы в расписании: введение в Православие, изучение основ Православия. Но если преподавать их будет человек, который «отчитывает часы», лучше вообще не начинать, потому что подобные предметы должны затрагивать души детей.
— Жанетта, но ведь сегодня в Саратове при храмах есть воскресные школы, — говорю я.
— В воскресную школу дети ходят один день в неделю, а в обычную — каждый день!- возражает собеседница.- Меня неприятно поразило, что в Саратове есть школы, где преподаватели кричат на детей. Такого не может быть в православной школе.
Был у нее этой весной приятный эпизод, ради одного которого стоило приезжать в Россию.
— Детям, которым я преподавала английский язык (детям сотрудников одной крупной иностранной компании, которая работает на территории нашей области — Авт.), как могла, прививала интерес к Церкви. Когда было соборование, пригласила их. Со мной пошла одна девочка — мальчики хотели, но стеснялись идти в храм, — вспоминает моя собеседница.
А на следующий день Жанетте позвонила мама девочки, плакала и благодарила: «У дочки лицо светилось счастьем, я ее такой никогда не видела!». И в следующее воскресенье на службу девочка пошла уже вместе с мамой… Но Жанетта убеждена, что ее благодарить не за что — она просто показала дорогу к храму. А все остальное — дело благодати, присутствие которой почувствовала девочка в Церкви.
Почти два с половиной года гостья из Австралии жила, как мы с вами: ходила по тем же улицам, в те же храмы, те же магазины. «Как вам Саратов?» — задаю обычный в разговоре с гостями города вопрос.
— Не хочу говорить плохо, — качает головой она, — потому что я полюбила Саратов. Меня убивает, что не хватает дворников. Расстраивает, что мы приезжаем на маленький остров на Волге, а там уже бутылки валяются. Неужели трудно забрать в мешок и увезти? А с другой стороны — то, чего нигде в мире не найдешь. В Саратове великолепные художники, потрясающий оперный театр. Мне очень нравятся старые саратовские дома — у них есть история, в них есть душа. Жаль, что на моих глазах вместо них вырастают вульгарные строения! Конечно, если бы в другой стране я увидела что-то подобное, просто пожалела бы. Но здесь, в Саратове… Я русская, и поэтому всю беду России пропускаю через свое сердце.
Так получилось, что самым большим потрясением и испытанием для Жанетты стало проявление жестокости к животным. Со слезами на глазах вспоминает она о том, как расстреливали бездомных собак, которых она кормила каждый день на соседней стройке: раненый щенок, услышав ее голос, побежал к ней и умер у ее ног; как пряталась она с четырьмя псинами под чьей-то машиной… Был еще один кошмарный случай, про который она даже рассказывать не стала, потому что «даже в самых страшных фильмах такого не показывают». Это было так тяжело, что встал вопрос о ее возвращении в Австралию. Но она собралась… и пошла в Свято-Троицкий собор.
— Священники не утешали меня, не говорили, что все будет хорошо — они просто разговаривали со мной, — вспоминает Жанетта. — И понемногу я стала приходить в себя. У меня появилось такое чувство, что здесь, в храме, я в безопасности. Православные храмы — это ни с чем не сравнимая атмосфера любви. В католических храмах красиво… но плакать, когда молишься, хочется именно в православном храме. И для меня любимым стал Свято-Троицкий собор Саратова.
— А вот мое богатство, — Жанетта выносит целую стопку компакт-дисков.
Песнопения хора Московского Подворья Троице-Сергиевой Лавры она везет в Австралию и для себя, и в подарок для друзей.
— Никогда ничего не слышала прекраснее, ведь в нашей церкви, в Мельбурне, поют прихожане, кто как может. Я стала ходить на субботние занятия, которые вел настоятель Троицкого собора иеромонах Пахомий, где можно было задать любой вопрос. Были вопросы очень глубокие, были — наивные, но на все вопросы отец Пахомий отвечал с одинаковой серьезностью, потому что понимал, что для кого-то даже наивный вопрос очень важен. За этот короткий период я узнала о Православии больше, чем за всю свою жизнь!
Зимой, ранним утром спеша на службу и глядя на бегущих навстречу саратовцев, она думала, почему они идут не в храм, а от храма: «Они не знают, чего себя лишают, ведь Церковь — это самое прекрасное из всего, что у нас есть!».
Очень выдержанная и спокойная, Жанетта сорвалась на резкий тон лишь однажды, когда на саратовской улочке к ней подошел чистенький, отглаженный молодой мормон. «Что вы делаете тут, в православной России? Кто дал вам право разрушать веру людей!» — отчитывала она его по праву русской, по праву православной христианки.
Во время нашего разговора на глаза собеседницы не раз наворачивались слезы — прощание с Россий очень тяжело для нее. «Но ведь ваш приезд нужен был для чего-то, значит, для чего-то нужен и отъезд!» — мои слова, конечно, слабое утешение, но Жанетта соглашается: «Да, я увожу с собой кусочек России». И поверьте мне, этот «кусочек России» будет свято храниться там, в далекой Австралии. А я думаю о том, что нам, в Саратове, приезд Жанетты, наверное, тоже был зачем-то нужен. Может, это повод пронзительно почувствовать хрупкость тех ценностей, которые пока еще есть у нас (наша вера, наши дети, наш город), и как должны мы любить их?
http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/03person/19.html