 |
| Завтра | 26.05.2005 |
Знакомство с этими воззрениями еще раз убеждает нас в том, что личность патриарха остается в поле пристального внимания образованного русского общества, что споры о значении его деятельности далеко не закончены и что Никон по-прежнему остается одной и самых значимых и загадочных фигур отечественной истории.
Священник Дмитрий ШМЕЛіВ, настоятель Вознесенского храма-часовни в городе Истра
На мой взгляд, в общественном сознании фигура Патриарха Никона до сих пор является своего рода огромным «белым пятном». Это особенно прискорбно, ибо речь идет о важнейшим, переломном этапе русской истории. Сегодня наша страна переживает как бы «семнадцатый век наизнанку». В этом смысле 1654 год, Переяславскую раду, мы миновали и движемся уже к началу XVII века, собственно, к Смутному времени. Сейчас, увы, произошло «рассоединение» Украины с Россией. А когда-то святейший Никон был инициатором освобождения этой части русского государства от иноверческого пленения, поддержал духовный ренессанс, возникший на Украине в XVII веке.
Сейчас образ патриарха Никона окутан мифами и предельно упрощен.
Кто ныне усомнится, что книжная справа, например, — это деяние патриарха Никона? Однако первые справщики книг приехали на Русь еще в 1648 году, то есть когда Никон не был ни патриархом, ни митрополитом. Парадокс, но править книги начали в эпоху, когда представители «кружка ревнителей благочестия», будущие лидеры старообрядчества играли при царе Алексее Михайловиче решающую роль.
Как известно, в 1666 году патриарх Никон и старообрядцы осуждаются одним собором. Так что знаменитые гонения на часть церкви, примкнувшую к старообрядцам, это дело рук вовсе не патриарха Никона, но государства…
Как реакцию на эти гонения можно воспринимать казачье восстание Степана Разина (донские казаки — это старообрядцы по преимуществу). И вот что интересно: ряд атаманов-старообрядцев прибыли в ссылку именно к патриарху Никону и просили его благословения на восстание. Благословения он не дал, но, согласитесь, сам этот факт вопиет против упрощенного понимания событий тех лет. Для нынешнего старообрядчества патриарх Никон — однозначно негативная фигура. В их глазах несомненна его вина в расколе. Но исторические факты свидетельствуют об ином. Процессы, которые происходили тогда, более сложны и неоднозначны, нежели те, что выявлены нынешними хулителями Никона. В яростных облечениях святителя Никона уходит в тень главный вопрос, а именно, спор патриарха с царем. Спор о том, кому должно принадлежать духовное водительство в стране. И здесь патриарх Никон прямо государю указывал на своего предтечу Иоанна Златоуста, указывал на Василия Великого и замученного Грозным царем святителя Филиппа… То есть на тех, кто нашел в себе мужество возвысить свой голос в защиту Церкви перед лицом государственной власти.
В противостоянии духовной и светской властей победу одержала власть светская. Причем методы со стороны государства применялись весьма изощренные: то старообрядцев государство загоняло в остроги, то разрешало им проповедовать в Москве против Патриарха.
Мы привыкли с гневом вспоминать Петра Первого, упразднившего патриаршество, основавшего механизм светского управления церковью. Но на самом деле, эти тенденции возникли гораздо раньше Петра. Монастырский приказ, в котором заседали люди светские и ведали делами церковными, занимались назначениями настоятелей монастырей, возник задолго до петровских реформ. Давление государственной мощи над духовным, примат имперского Рима над духовным Иерусалимом ярко проявился именно в XVII веке. И патриарх Никон планомерно отстаивал линию духовной власти, пытался вычленить то пространство, куда государство не может вторгаться ни в коем случае. Потому что когда государство начинает брать на себя вопросы духовные, проблемы решаются не посредством проповеди, но при помощи гонений, острогов, ссылок и применения войска. Об этих противоречиях, предопределивших последующие потрясения, говорит нам эпоха патриарха Никона. Мы должны еще более внимательно вглядеться в эту фигуру, преодолеть всяческие стереотипы и упрощенный взгляд на историю. Это поможет нам уврачевать и последствия раскола.
Русская Палестина, которая существует и сейчас, — удивительное детище патриарха Никона. Она являет собой своего рода топографическую икону, когда на Подмосковную землю были «перенесены» основные святыни Святой земли. Окрестностям Новоиерусалимского монастыря были даны наименования святых мест Палестины: Вифлеем, Назарет, Елеон, Фавор, Ермон, Вифания, Капернаум, Рама, река Иордан, Гефсиманский сад, Кедронский поток.
И сейчас, в год 400-летия патриарха Никона, в нашем городе Истра возрождается образ Русской палестины. Были заложены новые храмы: Жен-мироносиц (у места, где по замыслу патриарха Никона должна быть Вифания) и Вознесенская часовня на горе Елеоне (близко к месту, где некогда стоял Вознесенский храм, построенный при патриархе Никоне). Сейчас мы воссоздаем поклонный крест патриарха Никона. Этот крест восьмиконечный. Это один из мифов, что он боролся с восьмиконечными крестами. Воспроизводим его, воссоздаём удивительные шрифты XVII века.
Закладку совершал Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий. Он произнес тогда удивительные слова, назвал жителей истринской земли жителями благословенной Русской палестины.
Центром этой земли, этой иконы является Новоиерусалимский монастырь. Совершенно уникальное, мистическое творение патриарха Никона, Новый Иерусалим с момента своего создания начинает жить жизнью своего первообраза.
Когда патриарх Никон создавал пространственную модель Святой Земли вверх по течению Истры-Иордана, где должно располагаться Галилейское море, никакого крупного водоема не существовало. Однако в ХХ веке появилось Истринское водохранилище. Так, неведомым образом, руками богоборцев воссоздается в Подмосковье подобие Святой Земли. Значит, замысел патриарха Никона принят Богом. Это несомненно.
В этом году мы вспоминали победу в Великой Отечественной войне, а ведь именно город Истра стал первым городом, освобожденным в годы войны. Под стенами Нового Иерусалима вермахт потерпел свое первое поражение. Это знамение очень значительно, и оно еще до конца не осмыслено. Река Истра — Иордан стала оборонительным рубежом: на западном берегу стоял наступающий враг, а на восточном оборонялись войска нашей армии.
До революции Воскресенский Новоиерусалимский монастырь был третьим по значению паломническим центром — после Киева и Троице-Сергиевой Лавры. Мы верим, что в год 400-летия святейшего патриарха Никона приблизится возрождение Русской палестины. И эта святыня, забытая святыня, обретет свое законное, исконное место. Как-то задумывал промыслительно святейший патриарх Никон. Когда-нибудь, что сбудутся пророческие слова патриарха Никона о том, что в последние времена верные не смогут поклоняться святым местам в Палестине, но на нашей земле они смогут поклониться образу места распятия и воскресения Господа нашего Иисуса Христа.
Подмосковная святыня скрупулезно воспроизводит святыню палестинскую.
Эту удивительную святыню патриарх нам оставил. Дела человека лучше всего свидетельствуют о нем. Новый Иерусалим говорит нам о патриархе Никоне как о художнике, как о человеке, как о духовном деятеле. Как сказано: «Приди и виждь!».
Владимир ЛИЧУТИН, писатель, автор романа «Раскол»
Когда я писал в романе о Никоне, я двойственно относился к этой личности. Меня слишком задевала мысль о разрушительных итогах деятельности этого человека. Патриарх Никон для меня был разрушителем. Но по истечении времени я понял, что это грандиознейшая фигура в русской истории. Что Никон занимает место в первой десятке выдающихся русских личностей. А в XVII веке это вообще первый человек. Это настолько фундаментальная, настолько историческая, настолько мощная фигура, что не нуждается в нашем опрощении, нашем помиловании, в нашем очищении его от шелухи и накипи. И наши суждения о патриархе Никоне могут быть лишь слабым отголоском тех бурь, которые происходили в его сердце. Сразу при начальных путях его монашества было замечено, что он сошел с пути святительства и пошел по пути водительства. А путь водительства он всегда чреват драмой. У водителя всегда бесы реют за плечами, каждая минута его похожа на вечность. Он много совершил дурного, но это происходило стихийно, даже помимо его воли. Из-за порывистой его натуры, внутреннего существа, из-за крупных, пространственных его желаний и влечений. Он был увлеченным, порывистым человеком. Это заметили монахи, даже в его первое монашество на Анзерском острове. Это было замечено всеми, что в нем слишком много чувствия. Это многочувствие, эти страсти, порой ослепляющие, не покинули его до последних дней. Вся жизнь его — это шествие по страстям. И все те невзгоды, которые были обрушены через Никона на русский народ, это отражение его внутренних страстей, внутренних борений. Эти смущения бесконечные нарушали ход монашеской мысли, монашеского жития. Он себя всячески истязал, носил вериги, строил башни; чего только он ни делал, чтобы изнурить свою плоть. Но плоть мужика крестьянина-пахаря давала себя знать до скончания дней. Его честолюбие, с которым он постоянно боролся, его будоражило. Отсюда его гневное отношение к людям, не соответствующее его сану (как-то, схватив тростку, своего духовного отца избил так, что сломал ему руку). Я не буду углубляться в то, что сделал Никон с Церковью. Он нарушил не только ход, заповедную жизнь Церкви. Он изменил саму Церковь. И дело не в переписке книг, в изменении обряда, формы. Он задел главную сущность христианина, то, на чем и стоит Церковь. Потому что прежде Церковь существовала для народа, а после Никона и Петра уже народ стал для Церкви. И это противоестественное состояние отливается нам до сих пор. И не случайно до Никона священника для Церкви поставлял народ. Тот давал клятву за подписью, рукописную клятву, что будет служить приходу, а если сделает худо, то изгонят его вон. И сама Церковь была не только местом духовной жизни, но и местом бытовой жизни, жизни конкретного прихода. Там и обедали на праздники, там собирали налоги. В церкви весь круг жизни совершался. От рождения до смерти. Никону, а затем Петру удалось превратить христиан не в паству, а в подъяремное стадо. Было стадо духовное, а стало подъяремное стадо. И когда Петр пошел на такое бесстыдство, приказывая срезать бороды, знак Христова обличья, то есть покусился и на Христа, в Церкви уже произошло изменение отношения к личности человеческой, то есть к самому человеку. Я долго не буду перечислять то, что сделал Никон, вы и сами знаете. Я еще раз повторяю: нам не надо его реабилитировать или его приукрашивать. Надевать на него багряницы, златом блистающие. Совершенно не нужно. Нам нужен именно живой Никон. И нам очень важно, что он покаялся, отверг все прежние заблуждения. Он шел в ссылку с желанием пострадать. И он страдал, сидя там почти 20 лет. Он хотел оставаться монахом, простым монахом, но не мог. Конечно, это был удивительно одаренный человек, что свидетельствует об одаренности самого народа. Он был как бы предтеча Ломоносова. Или старший брат Ломоносова. По всей своей стати и по богатству ума, по внешней стати по крупности фигуры и тела Ломоносов словно повторил Никона. Патриарх Никон из тех, кто соединил в себе стихию плоти с музыкой духа. И удивительное осуществилось. Так Новый Иерусалим все называли чудом света. Что свидетельствует именно о гениальности патриарха, его немеркнущем сиянии, немеркнущей славе. И через эту драму личностную, историческую, духовную мы должны воспринимать его как мужика, государя и патриарха. Воспринимать во всей его силе и сложности.
Сергей ПЕРЕВЕЗЕНЦЕВ, доктор исторических наук, сопредседатель Союза писателей России
Уже говорилось, что XVII век был противоречив. Противоречия были не как мы привычно думаем — между плохим и хорошим. По состоянию людей того времени это было противоречие между хорошим и еще лучшим. Потому что все участники духовной, идейной борьбы XVII столетия — и государь Алексей Михайлович, и святейший патриарх Никон, и лидеры тех, кого стали называть раскольниками, старообрядцами — они все хотели сделать Россию великой святой страной. Они все стремились к тому, чтобы Москва на самом деле стала новым Иерусалимом, Россия стала новым Израилем и была великой православной державой, во всем мире хранила православие до второго пришествия. Споры шли о том, как же этого достичь. Достигла ли этого Россия? Нужно ли что-либо улучшать, а может быть, уже и так всё лучше некуда, и Россия богоизбранна, а Москва и впрямь прославленный Новый Сион? Это противоречие и является трагическим уступом нашей истории, когда в ходе борьбы между лучшим и хорошим вторгается нечто самое плохое. Вторгается нечто, что ведет к трагедии не только идейной, духовной, но и к трагедии народной.
Одно из главных противоречий XVII века — это противоречие между светской, царской властью и властью духовной, церковной. То, что Никон утверждал превосходство духовной власти над светской, а Алексей Михайлович, наоборот, считал, что светская власть выше духовной, — это противоречие выражало соревнование не двух отягощенных самолюбием людей. Шла идейная борьба: кто же будет вести Русь в то самое русское царство, в Святую Русь, в небесный Иерусалим? Кто возглавит русское воинство в последней битве? Собственно, вокруг этого и шла борьба. А не вокруг каких-то личных или политических интересов. Алексей Михайлович был полностью проникнут этим миросозерцанием — впрочем, как и Патриарх Никон. Недаром царь был награжден титулом Тишайший. Тишайший — в этом слове, в этом понятии концентрируется всё представление русского человека о царе. Жизнь должна быть тихой при таком царе, благолепной, благонравной. Он считал, что именно он как Государь Российского царства способен обеспечить такую жизнь. Поэтому во многом начал наступление на Церковь. Наступление началось задолго до противостояния Царя и Патриарха. Уже в Соборном Уложении 1649 года государство на себя брало функцию наказывать всякого человека за какой-нибудь богохульный поступок. В Соборном Уложении 1649 года фактически ликвидировался Церковный суд. Священники оказывались подсудными светским судьям. Был создан монастырский приказ. Были изданы несколько указов, запрещающих распоряжаться церковной собственностью или делать вклады в Церковь. Всё то, что было проделано с церковью в XVIII столетии, было сформулировано еще в Соборном Уложении. Патриарх Никон был первым и единственным, кто поднял голос против поползновений светской власти ликвидировать церковную самостоятельность. Известно его записка о Соборном Уложении, где Никон довольно жестко оценивает этот документ. Здесь и о царе он отзывается очень жестко. Во многом благодаря патриарху Никону, этой мощнейшей фигуре XVII столетия, так и не удалось в ходе усиления абсолютизации власти светской, которая шла при Алексее Михайловиче, окончательно низвергнуть Церковь, окончательно подчинить её государству. Когда говорят, что Никон победил в борьбе со старообрядцами, — конечно же, нет. Конечно же, в этой борьбе в тот период победной оказалась власть Алексея Михайловича. На самом деле на том же Соборе — правда, их два Собора было, 1666 и 1667 годов — были и осуждены старообрядцы и лишен патриаршества Никон. Если посмотреть на все эти стратегические события XVII столетия с точки зрения извлечения из них уроков для нашего времени сегодняшнего, то мне кажется, что нам нужно понимать: сейчас очень много раздается призывов к тому, чтобы Церковь и религию православную сделать государственной религией, максимально приблизить к государству. Урок XVII века показывает, что лучше этого делать не надо. Так же, как и урок последующих 18 и 19 столетий и начала 20 столетий, когда Церковь было включена в систему государственных структур на правах одной из коллегий — святейшего Синода как духовной коллегии. Мы должны понимать, что самостоятельность Церкви, отделенность ее от государства — не в духовном, а в политическом отношении — намного важнее и для Церкви и для нас, мирян, участвующих в церковной жизни. Вот этот урок, он очень важен сегодня. Об этом нужно помнить и постоянно об этом себе напоминать.
