 |
| Радонеж | Протоиерей Максим Первозванский | 20.01.2025 |
Отец Максим Первозванский: — Здравствуйте, сегодня у меня в гостях Елена Хоанг Анашкина, нейропсихолог. Мне бы хотелось поговорить о том, насколько и как внутренние предустановки из прочитанного в юности, из семьи, сценарии брака, могут негативно влиять на течение семейной жизни. Мы выяснили в прошлых передачах, что есть некие установки, которые можно понять совсем вульгарно — «женщин много, а мама одна». Когда человек вступает в брак, он уже несет с собой семя разрушения. При этом не обязательно, что брак разрушится, как и сохранность брака не зависит от хороших установок. Начну с примера. Живут люди, хорошо ли, плохо ли. А у кого нет проблем? Живут и вместе тянут лямку семейной жизни, любят как могут, живут как могут. В какой-то момент кто-то из супругов, чаще по моим наблюдениям женщины, которые то ли передачу посмотрели, то ли книжку прочитали, и поняли, как все плохо, берёт и буквально всё разваливает. Я вдруг поняла, что он не тот человек, потому что тормозит меня и что-то еще. И вроде у человека родилась осознанность, а мы постоянно говорим, что это хорошо. Но видно, как многих это просто разрушает. Отсюда и нелюбовь к психологии, после которой семьи часто разваливаются. Что на это можно в общих словах сказать?
Е. Анашкина: — Много чего можно сказать. Я и сама сталкиваюсь с этой печальной проблемой. Хочется стукнуть кулаком по столу: ну жили же вы счастливо, и жили бы дальше. С другой стороны, это не всегда так работает. Нюансов много. И цели христианской жизни важны, а кроме — встает вопрос личного спасения, человеческого милосердия и великодушия, насколько и чего ты полон, чтобы стать осознанным. Осознанность ведь на что легла, в то и превратилась. Здесь важен момент установок, травм, тараканов в голове, чаяний, с которыми мы приходим в брак. Хотя это все равно в итоге выращивается и меняется. Большое влияние имеет нехватка своего внутреннего образования, но при этом попытки считать себя достаточно знающим, чтобы прочитать и увидеть, и сделать выводы. В какой-то из передач мы вспоминали про творчество и искусство, про литературу, не как про эстетическое удовольствие, сюжетные линии, но и как опыт других, который мозг обработал и записал в коробочку опытов. Если мы опытом обладаем, то можем применять его. Если мама говорила «женщин у тебя будет много, а мама одна», а сын этот ничего не читал, разве что с мужиками где-то обсудил, то у него опыт один. Если же он прочитал много разной художественной, а не саморазвивающей литературы, то он приобрел опыт.
о. Максим: — Действительно, так человек проживает опыт других, и присваивает его себе.
Е. Анашкина: — Да, здесь речь о паттернах поведения. Когда человек столкнется с ситуацией, то у него будет не один сценарий. Базовые установки много решают, но чем больше дополнительных установок, тем слабее будет базовая, особенно если человек сознательно захочет что-то изменить.
о. Максим: — А это и в отрицательную сторону работает. Например, родился ребенок в хорошей многодетной семье, его базовый опыт говорит о том, что надо создавать точно такую многодетную семью, а окружение, книги, фильмы дают ему опыт совсем другой: зачем тебе это, поживи для себя.
Е. Анашкина: — Это установки социума, моды. А есть опыт, который он черпает из разных источников.
о. Максим: — А у нас нет книг про многодетную семью, зато есть «Анжелика в гневе», если брать моё детство. Или открыть «Трёх мушкетеров» — четыре алкоголика борются с Церковью.
Е. Анашкина: — Ну здесь же важно, как, какие цели. Здесь не только главный герой кардинал.
о. Максим: — Который борется за Францию, а королева флиртует с иностранным герцогом. Ужас. Я всё же про осознанность.
Е. Анашкина: — Она как раз поможет выбирать опыт и анализировать. И это не столько осознанность. Но вот я села, осознала себя голодной.
о. Максим: — Минутку, дам другой пример. Живет супружеская пара. Муж подкаблучник, отношения созависимые, говоря бытовым языком, но живут душа в душу. Всех все вроде устраивает. Он не чувствует себя альфа-самцом в семье, жена понукает им, вроде он на побегушках, а она и регулярно манипулирует чувством вины. Он несмотря ни на что любит ее. Но вот он почитал пару книжек, узнал слова, что-то понял, увидел, что там все неправильно. Осознал, в каком положении он находится, и вот любви конец. В обратную сторону то же самое. Жена — хорошая, православная, воспитанная в идеях послушания отцу, папа был не тиран, имел с мамой хорошие отношения, папа был главой семьи. Она выходит замуж, попадает на абьюзера, как это называется в народе. Муж — кулаком по столу, наорать, ругнуться. Живут несколько лет, детишек прижили, и вдруг она понимает, в каком бесправном положении она оказалась. Начинает читать. Видит, что так нельзя. Попытка что-то изменить приводит к увеличению дистанции между супругами. Человек пытается разобраться в себе, отдаляется. B вот это очень опасная штука. У меня есть пример, как человек проходил терапию по какой-то своей проблеме, не связанной с семейной жизнью. Вдруг он осознает, что рядом с ним неправильный человек. Насколько это образование хорошо и здорово? Что с этим делать, когда всё плохо?
Е. Анашкина: — В каждой истории есть нюанс, который в итоге решает всё. Люди, вступая в брак, знают друг о друге практически все. Другой вопрос, сознательно ли это анализируется ими или в розовых очках влюблённости это все отодвинули на задний план, решив не замечать нехорошего. Я не могу отказаться от багажа опыта, с которым человек вступает в брак. Если у мозга есть коробочка с опытом, архетипами личностей, героями, которые вели себя так или иначе, он все равно знает, что за человек ему достается. Человек меняется, все как-то в плохую или хорошую сторону растут или уменьшаются, но несмотря на это предпосылки в человеке сразу видны. Я ворчу на своего мужа, но честно — я заранее знала, прогнозировала, какой он будет. Когда вдруг через пять лет оказывается, что он не тот, за кого я выходила замуж, это немного самообман либо недостаток своего базового образования как личности. К 21 году завершается функциональное, субстратное, финальное развитие мозга, после 20 лет начинается уже старение всего и вся, но к этому возрасту я пришел определённо сформированным и образованным. Потом никогда не поздно, можно начитать, натренировать, нейронные связи выстроить, с деменцией бороться, но к моменту супружества я могу себе и детям набрать коробочку опыта. Чтобы им пользоваться, мне надо вырастить минимальные какие-то навыки анализа и критического мышления. И тогда не будет таких сюрпризов. Если у тебя нет всего этого и вдруг какой-то психолог называет твоего мужа абьюзером, а ты прекрасно до этого жил, и если твоя личная жизнь мешает твоей учебе, то нафиг надо такую учебу.
о. Максим: — Был интересный этнографический опыт. Где-то в конце 30-х годов наша знаменитая исследовательница изучала жителей нашего заполярья в устье или среднем течение Енисея. Они ездили на оленях, упряжках, счастливо охотились на моржа. В записях было зафиксировано, что люди совсем дикие, но совершенно счастливые. Потом женщина эта приехала к ним после войны в 60-е годы, где государство им здорово уже помогло, они жили не в юртах их шкур, имели брезентовые палатки, радио, телевидение, моторные лодки, вместо утлых каяков, обтянутых шкурами. Но она обратила внимание, что люди стали очень несчастливы, унылы, депрессивны. Радио, которое к ним добралось, рассказывало о жизни в городах, пальмах, обезьянах, но они стали чувствовать себя несчастнее. Знание о том, как они несчастны, сделало их такими. Многие знания — многие печали. Этот пример о том, что, когда человек узнает, как неправильно он живет, что-то меняется. Есть ведь вульгарная истина о том, наполовину пуст или полон стакан. Живешь и видишь стакан — в нем достаточно воды для счастья. Вдруг ты обращаешь внимание на то, что стакан пуст, а вдруг не хватит, и вот человек несчастен. Я про эту осознанность, что ты жил и был счастлив, а потом что-то узнал и стал несчастен.
Е. Анашкина: — Это не осознанность, а просто новое знание того, что называется «у человека есть проблемы». Осознанность как раз другое: у меня есть проблемы с точки зрения принятого социумом, супруга готова разобраться
о. Максим: — Нет, с ней не получается разговаривать. Он попытался говорить, а она отмахнулась. И он еще больше почувствовал несчастье, потому что все говорят, что надо обязательно разговаривать, обсуждать, а супруга не хочет.
Е. Анашкина: — А что если это не осознанность, а просто давление общества?
о. Максим: — Хорошо, тогда другой пример. Пришла ко мне семья, супруги 15 лет в браке, дети, неплохо жили, мужик вообще позитивный и положительный, к нему и претензий нет. А жену его, как оказалось, насиловал в детстве отец, долго, жестоко, получена была тяжелейшая травма. Она вырвалась из семьи, вышла замуж, и вот через 10 лет брака решила пойти к психологу и изжить свою ненависть к отцу. Она систему эту уврачевала, отца простила, но обнаружила, что оказывается она замуж вышла потому, что ей надо было решить проблему с отцом. И когда это решилось, она нашла, что с ней рядом абсолютно ненужный ей человек, хотя у нее с ним дети, 15 лет жизни. Она внутренне вычеркнула эти годы брака вместе с ненавистью к отцу. Не знаю, чем кончилось, но тогда она собиралась разводиться. Это не давление общества, а изменение взгляда на то, как и с кем ты живешь, зачем ты это делаешь, мотивация, ощущение себя.
Е. Анашкина: — Сложный вопрос, требующий детального и индивидуального подхода. В этой истории изначально был опыт, основанный на травме, серьезной, нарушающей базовые вещи в жизни. С такими травмами важно правильно выбрать специалиста. Можно сколько угодно говорить про этику: пациент ведёт себя сам, но есть серьезные требования к специалисту. Но какие бы техники он ни выбирал, на нем лежит очень большая ответственность. Не все проблемы пациента нужно выковыривать наружу. Сейчас я много сталкиваюсь с тем, что многие специалисты готовы всё вытащить, а обратно уже не затащить. Один из постулатов: пациент сам должен со всем разбираться, но если я позволила вытащить все, то есть и ответственность за то, чтобы я помогла обратно это затащить. Пациент должен сам справляться, но опять же вернемся к насмотренности и начитанности. Может быть, у пациента нет ни сил, ни опыта, ни смелости все это затащить обратно. Есть много разных специалистов, из которых надо выбирать. Ну и вплоть до того, что иногда необходимо подключать медикаментозную поддержку, потому что все наши эмоции влияют на наши мозги, и наоборот. Замкнутый круг. Человеку иногда просто нужен разумный допинг. В таком случае требуется психотерапевт или клинический психолог, у кого есть медицинское образование, а не просто гуманитарно-психологическое. Специалист должен быть готов помочь человеку закопать всё это обратно. А сейчас есть тенденция такая — «хочешь разводиться, разводись». А поговорить — всё не так и плохо. Много всякой мишуры, которая психологизируется, а человек думает, что так надо, а ему может быть нудно совсем иначе. А при серьезной травме нужна очень серьезная работа, когда специалист берет на себя ответственность.
о. Максим: — Я правильно понял, что наша психика подобна кладовке, в которой может оказаться бардак, который надо вынести, построить стеллажи и аккуратно занести?
Е. Анашкина: — А вот не всё надо вытаскивать! Что-то может обратно и не залезть! Есть такие компенсаторные вещи. они могут оказаться с точки зрения терапии страшными. Знаете, ходят даже такой мем: я проработал с психологом свою травму, оказалось, это несущая конструкция. Мы должны изучить травму, помочь человеку жить дальше. Травма уже есть, и мы учим человека вырасти над ней, продолжить жить дальше с миром в душе. А тогда духовная сторона вопроса очень важна.
о. Максим: — Я иногда чувствую, что тот я, который есть я, не моя ипостась, но та индивидуальность, с которой я пришел к своим почти 60 годам, результат того, как я справлялся со своими с том числе и травмами, проблемами. Да, вырос уродливый кактус, но несущая конструкция держит. Я понимаю, что начать разбирать, то не факт, что я останусь собой.
Е. Анашкина: — Несущую трогать не надо, даже если она построена на травме. Ее можно украсить, обить мягкими подушками.
о. Максим: — Кажется, что внутренняя боль и неудовлетворенность является источником того, что мы вообще что-то делаем. Если все хорошо, зачем делать? Это важно? Если мы каждый раз решаем какие-то проблемы, то меняем структуру своей личности не с богословской точки зрения, но с практической.
Е. Анашкина: — Конечно что-то меняется.
о. Максим: — Спрогнозировать это не всегда можно? Решая одну проблему, мы не приобретем ли кучу других?
Е. Анашкина: — Можем. Но опять — много нюансов. Ко мне приходят дети, у которых есть навязчивые движения. Родители стараются их ликвидировать, а это нельзя, потому что это часть чего-то более серьезного. Тревожности, сенсорного голода. Мы сейчас ему запретим ногти ковырять, он писаться начнет. Мы не убираем навязчивые движения, но стараемся разобраться во время диагностики, где можно ребенку помочь.
о. Максим: — Поскольку отрезать вы не собираетесь, а наоборот наполняете, то и риски минимальные.
Е. Анашкина: — Чем меньше ребенок, тем легче подправить. Если уже есть фундамент и стены, то надо быть аккуратным. Считаю, что не все сразу нужно вытаскивать. Если вытащить все внутренние органы разом. Будет ли процедура обратима? Поэтому наша задача поддержать. Большой риск в том, чтобы почувствовать себя более того, кто ты есть на самом деле. Я сейчас вам всё вылечу — так думать очень опасно. Нужно осознано подойти к выбору специалиста. Если состояние постоянно (не временно) ухудшается при работе с ним, то повод сходить за вторым мнением.
о. Максим: — Ко мне, как священнику, обращаются не те, кто решил, что всё, а скорее те, кого оставляет супруга, потому что чаще всего это мужчины. На мой взгляд при беседе ясно, что мужики нормальные, но жена подумала, решила, остановить ее нельзя. Мне приходится помогать остающимся, у которых формируется даже ненависть ко всякого рода психологии. Брак — это всегда двое.
Е. Анашкина: — Можно сколько угодно вставать на чью-то сторону, но пока ты не услышишь два мнения, все очень однобоко и узко.
о. Максим: — Я обнаружил, что крышу сносит не только от влюбленности.
Е. Анашкина: — Есть кризис среднего возраста, когда начинается большое переосмысление. Безо всякого психотерапевта, как в три года, когда ребенок пытается оторваться от матери, говоря, что не оденет кофту, даже если он замерз. А подросток понял, что родители не единственные боги и повелители.
о. Максим: — Причем понял не осознанно, а нутром. Недавно беседовал с серьезным специалистом по репродуктивному здоровью, не удержался, задал вопрос, который меня давно волновал. Почему иногда серьезные мужики, умные, образованные, в возрасте 70+ готовы разорвать свои семейные связи перессориться с женой и детьми, жениться на молоденькой и все на нее переписать? Куда деваются мозги? Это ведь не деменция, но абсолютно абсурдный поступок. Тот специалист мне ответил, что это биологическое поведение, когда у человека есть последний шанс разбросать свои гены. Поэтому полностью отрубаются мозги, включается чисто репродуктивная функция. Частенько и объект вожделения с ярко выраженными половыми признаками: яркие большие губы, попа, вульгарность даже, которые сносят крышу абсолютно разумного мужчины с колоссальным жизненным опытом.
Е. Анашкина: — Как бы унизительно это не было признавать. Это так. Я читала исследования, что у женщин в кризис среднего возраста приходится на конец фертильности. Тоже она начинает смотреть на своего мужчину под другим углом. Ей же тоже нужно оставить свой генетический код, независимо от того, сколько детей у нее было в браке. Здесь тоже определённый элемент биологии. Кроме всего этого есть куча социальных норм, новомодных тенденций. Когда все это ложится на благодатную почву, то возрастает процент не только разводов, но и обращений к терапевтам как раз в определенном возрасте кризиса. Из этого всего люди выходят по-разному. Плюс сейчас на патриархат смотрят неоднозначно. Я всегда считала, что патриархат это хорошо и правильно. Я росла в той системе координат, когда глава семьи — дедушка, который всячески старался на благо семьи, но при этом не мешал бабушке защитить кандидатскую. Никто себя ущербным никогда не чувствовал. Я выросла в такой семье. Это же патриархат. Мы деду отдавали ветвь первенства в семье, а он при этом отдавал лучшее домочадцам.
о. Максим: — Мы сейчас за скобками оставили тот случай, когда каждый из участников семьи не злоупотребляет полномочиями, помня не только про привилегии, но и про ответственность. Это не тема нашей передачи, но раньше эта история про ответственность регулировалась внешними по отношению к семье структурами — община, Церковь, большая семья.
Е. Анашкина: — А сейчас вытащили эти изъяны. Были и перекосы, и маргинальные вещи. Мне попадались исторические заметки про наши исторические области, где в какой-то момент времени (около конца 19 века) было принято, что свекры жили со своими невестками. Норма для той реальности, но совсем не норма с точки зрения принятой социальной моральной позиции. Вероятно, среди них были счастливые люди, но сейчас это не норма, люди так не живут в России. Но у нас есть такие области, где и женское обрезание, и разное сексуальное насилие. Потому что «я сказал, иди ложись» — это тоже насилие. Важно людей просвещать. На просветителях, снова скажем, лежит большая ответственность. Мы просвещаем огромным контекстом: почему так плохо, как сделать так, чтобы было хорошо, почему в вашей ситуации это не плохо, если это не вредит здоровью и не беспокоит вас — это не плохо. От моих знакомых врачей ко мне пришла история, когда религиозная семья была против контрацепции, а с третьего ребенка начались серьезные генетические нарушения вплоть до того, что в последнюю беременность плод развивался без рук и без ног, а муж не хотел либо прекратить супружеские отношения, либо ввести в жизнь контрацепцию. Это нарушение здоровья женщины, но и детей, причем здоровья не только телесного, но и ментального. Дети живут и видят, что каждый последующий рождается с серьезными генетическими нарушениями. А они не предохраняются, потому что православные. мы под этой верой что прячем? Мы здесь ради чего? Ради спасения себя и детей? Или для выполнения буквы закона? Это попахивает язычеством. Для людей верующих главная задача земной жизни известна. И тогда наша осознанность вкупе в нашим критическим мышлением должны нам помогать принимать верные решения. Видя неадекватное бытовое поведение глубоко верующих родителей, дети могут просто уйти из Церкви. Это огромная трагедия. Сколько угодно можно говорить о психологизации общества, но есть вещи, не связанные с психологией, а лишь с ценностями людей.
о. Максим: — И с тараканами в голове.
Е. Анашкина: — Да, верно. Это уже не про нормально — ненормально, а про насилие.
о. Максим: — Мы собирались поговорить о духовной составляющей, и сейчас как раз дошли до этого вопроса. Почему в какие-то моменты настоящие духовные движения нашей личности оказываются задвинутыми, а люди готовы идти на биологические, психологические поступки, не руководствуясь по-настоящему духовными принципами? Женщина православная, мать троих детей, узнав о беременности, говорит, что больше не сможет и идет на аборт. Что за помрачение сознания? Мужчина многодетный отец идет изменяет жене, говоря, что он нашел наконец настоящую любовь. Это сознание помрачается? Я не спрашиваю с точки зрения аскетики, а с точки зрения духовно-психологической, когда человек находит для себя уловку, иногда прочитанную в книжках. Я полюбил другую, мне нужно уйти из семьи, теперь требуется найти обоснование. Что впереди — то, что я узнал или прочитал, или оно как раз помогает упаковать моё дурное решение?
Е. Анашкина: — По идее должно быть так, что-то, что прочитал, узнал, ты используешь во благо. Но следующий пункт в том, что благо должно быть не только своё. Когда мы создаем семью и рожаем детей, мы должны помнить, что мы в ответе за тех, кого приручили. У нас есть обязательства.
о. Максим: — Не люблю «Маленького принца», но фраза хорошая. Роза явно была абьюзершей. Это к слову, кстати.
Е. Анашкина: — Соглашусь! Пример хороший. Маленький принц выступает осознанным персонажем, который во главу угла поставил свою любовь и возможность помочь розе-абьюзерше. Она без меня не справится. Он принял решение самостоятельно, что говорит о его великодушии. Есть у него обязательства. Главное, чтобы мужчина любил, а женщина слушалась.
о. Максим: — Православный такой ответ.
Е. Анашкина: — нас даже в христианской среде все перевернуто. Он глава семьи, ты слушайся. Вот Христос. Но мы забываем, что Христос погиб на кресте, отдал жизнь за Церковь. И когда до этого доходит, даже духовники забывают мужчинам напомнить, что Он не только глава, но и жизнь Свою положил. Это забывается.
о. Максим: — Даже исторически забывается. Знаете, кто в традиционной русской семье заставлял жену слушаться, если она была непослушна?
Е. Анашкина: — Нет.
о. Максим: — Не муж, не свёкр, не невестка. Женсовет деревенский, община! Все эти структуры, балансирующие возможные нарушения, были внешними по отношению к семье. То есть бабы деревенские мозги супруге прочищали. В СССР профком беседовал.
Е. Анашкина: — Тут должна быть взаимность. Если кто-то прочищает мозге жене, то кто-то должен прочищать и мужу.
о. Максим: — Вы не видели ролики со Ставрополья, где распространено казачество? Мужик не так сделал что-то, его в базарный день при всех плеткой по заднице. Трудно представить такое для городской цивилизации, а там — нормально. Мужика тоже правили, но именно внешние структуры, которых сейчас нет.
Е. Анашкина: — Поэтому все идут к психологам, которые должны помнить, что благо должно быть двоим. Когда приходит ребенок, я действую в его интересах, но я никогда не забываю, что он живет в семье, которую я не могу поставить на колени ради того, чтобы у ребенка был режим дня, питание, кружки. Советую, но не настаиваю. Мы действуем в тех условиях, в которых оказались.
о. Максим: — Колоссальное искушение. Мы всё кричим дети, дети, но ведь в многодетной семье, где даже четверо детей, сложно уже обеспечить соответствующий уровень внимания, занятий. Хорошо, если есть бабушки, но пенсионный возраст поднят. А для кого не поднят, все равно не занимаются с внуками. Я дедушка отвратительный — не занимаюсь с внуками. И чего делать моим многодетным детям? Они не могут выполнить некоторые вещи, и всё.
Е. Анашкина: — Они могут хоть что-то, и этого будет уже достаточно. Я в своей работе стараюсь донести, что если родители сделают хоть что-то, то будут уже большие молодцы. И есть родители разные. Ленивые могут просто не делать, а есть те, кто из кожи вон лезут, но даже если чашку чая за день такой родитель нальет, то уже внесет огромный вклад в жизнь ребенка. Я всеми правдами и неправдами советую делать максимально, но не всегда это возможно. Ко мне приходят невротизированные родители, которые начинают себя винить в том, что не успел. И что мне туда еще добавлять? Я помню, что действую в интересах пациента, но он не сам пришел, а у него есть семья, с которой надо считаться. Мы оставляем за скобками маргинальные вещи, насилие, психопатические вещи. Я, наверное, рассказывала, что мой дед работал со сложными полупроводниками. Во время дежурств происходили аварии. У него в крови вся таблица Менделеева, приобретенная эпилепсия, страшные приступы бывали у него. Он шутил, что у него справка есть, что он сумасшедший, но при этом был совершенно адекватным человеком. И как они с бабушкой научились справляться — большой их подвиг. Дед был человек гордый, уважаемый, ему было непросто. А бабушка по лицу научилась распознавать начало приступа, чего дед не чувствовал. Валя, пора сделать укол. Нет, нет, со мной все хорошо. Нет, Валя, пора. Он смиренно шел и делал укол. Потом через какое-то время начинался приступ. И вот тут труд двух людей.
о. Максим: — Настоящее христианское поведение, когда один не бросает другого, а тот готов смириться и принять указания. Что нам делать, чтобы добиться, чтобы супруги в семье вдвоем хотели решать проблемы, а не каждый сам за себя? Мы как общество реально прикатились к ситуации, когда мы сначала разрушили общинность, потом большую многопоколенную патриархальную семью, а сейчас каждый сам за себя даже в браке. Это не проблема того, что люди начитались, а исходная установка. Чего с ней делать?
Е. Анашкина: — Трудно, особенно когда и специалист говорят, заботься о себе. Сначала наденьте маску на себя. А если поставить тут точку? Слабый погибнет. А если сначала на себя, а потом на ребенка и на слабого, то фраза становится правильной. И в семье у нас то же. Муж — глава семьи, как Христос. Точка. Маску на себя. Точка. Это принципиальным оказывается.
о. Максим: — Как говорил Винни-Пух, длинные фразы меня только расстраивают.
Е. Анашкина: — Еще одна проблема, что мы потеряли способность обрабатывать длинные фразы в тексте. Толстого прочитать уже сложно.
о. Максим: — Мне кажется, это сложно даже тем, кто читал длинные толстые книги.
Е. Анашкина: — Одно дело сложно, а другое — недоступно сложно. Я преподаю в седьмом классе, и часто прошу, чтобы каждый прочитанное пересказал своими словами. Иногда это вызывает затруднения.
о. Максим: — Сегодня мы пришли к выводу важному. Искать причину в том, что человек что-то прочитал или услышал, это поверхностное отношение к проблеме.
Е. Анашкина: — Это инструмент, которым мы пользуемся так, как умеем.
о. Максим: — Поэтому не надо никого винить. Меня расстраивает тот факт, что живем мы один раз, но вынуждены все ошибки собирать на собственную дурную голову. Поэтому фраза, что дураки учатся на своих ошибках, не знаю, про кого рассказана. Мне кажется, что умный учится на своих ошибках, а дураки не учатся вообще. Такая боль о том, что люди не справляются, не вывозят простых семейных отношений, куда уж говорить о сложных историях. Ну уперлись в очередной кризис. Мы потому так много времени уделяем рассказам о кризисах, чтобы люди осознанно понимали, что происходит с ними. Помните, как Маугли спрашивал Багиру, что с ним? В ответ прозвучало: это любовь.
Е. Анашкина: — Кроме осознанности должны быть принципы, которым мы все-таки следуем, остаемся верны.
о. Максим: — Кто-то из древних сказал, что в темные времена важно соблюдать принципы и ритуалы. И на этом можно выехать. По крайней мере мы не будем разрушать нашу собственную семью!
