 |
| Фонд «Русская Цивилизация» | Андрей Морозов | 24.05.2005 |
Энгельс, старательно исследуя мировую военную историю, отмечал, что каждая общественная формация порождала свою, новую армию, в которой находили свое место представители общественных сил, приведших к победе данную формацию. Армия всегда несет на себе отпечаток структуры общества, она комплектуется не какими-то посторонними людьми, марсианами или клонами, выращенными в пробирках. Погоны, хоть солдатские, хоть генеральские, надевают граждане нашей страны. Если страна представляет собой многомиллионную свару, в которой люди отчаянно дерутся друг с другом за куски, оставшиеся от советского пирога, то армия, рано или поздно, выработав советский еще человеческий ресурс, начинает черпать свои кадры из этого бурлящего котла. А кадры, как известно, решают все.
Беспогонные россияне давно уже разделились на три группы. Малую — те, кто ворует, большую — те, у кого воруют, и за счет кого воруют, и среднюю — те, кто по тем или иным причинам хочет и может тихо держаться в стороне от процесса. Армия, как и в любой стране и в любое время, перенимает общественные язвы. Верхи озабочены повышением своего материального благосостояния за счет низов, низы, солдаты, озабочены простым выживанием, средняя часть управленческой пирамиды, не желающая наживаться на ситуации или не имеющая такой возможности, пытается выжить, не досаждая верхам и не слишком нажимая на низы. При этом ощущает полное свое бессилие что-то изменить и острое желание поскорее выбраться из всего этого.
Армия постепенно теряет боеспособность и разлагается, общество, наблюдая этот процесс глазами СМИ, устраивает истерику, требуя профессиональной армии, государство пожимает плечами — «Пожалуйста!» — и вливает в армейскую структуру еще один бюджет с пометкой «на реформы». Никому и в голову не приходит, что точно так уже 15 лет «реформируется» вся государственная машина, а результат нулевой. Нулевой, потому что государство, как и армия, никому особенно не нужно. Народ уверен, что государство — это вредители, от которых можно и нужно откупиться, а армия — такая специальная тюрьма, в которой надо сидеть два года, если, опять же, нет возможности откупиться. И нет ничего удивительного в том, что откупы, требуемые вредителями, все больше, а вреда при этом меньше не становится. Разгадка того, почему этот порочный круг регулярно замыкается на своем очередном витке, тормозя любые реформы, проста — мы, народ, нация слабы и разобщены. Мы побеждены и до сих пор не оправились от поражения.
Социализм — глобальный проект, основой и становым хребтом которого был наш народ, рухнул. Наша Советская армия, как и американская армия того времени, была армией Великой Холодной войны. Армией, которая не должна была сделать ни единого выстрела, но, тем не менее, обязана была находиться в постоянной готовности к этому. Таковы были условия войны, как мы теперь знаем, проигранной в 1991-м году. Позиционное ядерное противостояние гонки вооружений вывело войну за пределы военной сферы, и в противостояние вступили хозяйственные системы противоборствующих и их ресурсы. Под напором двух третей мира, которые крепко держали в руках США, пал обессиленный борьбой СССР. Поражение в этой многолетней борьбе, ставкой в которой было будущее, подорвало духовные силы народа и армии, привело к распаду государства.
«Физические силы армии относятся к духовным как один к трем» — говорил Наполеон. «Битвы выигрываются в сердцах людей» — спустя полтора века вторил ему фельдмаршал Монтгомери. «Армия, которая знает, за что сражается, непобедима» — скромно замечал Сталин. С 1991 года у нашей армии нет четкого представления, за что ей сражаться. В первую очередь потому, что такого представления нет у нас, у народа. Мы вывели войска из Афганистана и получили Чечню. Вывели войска из Чечни и получили вторжение Басаева в Дагестан. Только это хотя бы частично образумило общество. Стало ясно, что это отступление армии, ослабевавшей с каждым шагом назад, может кончится боями народного ополчения с чеченцами где-нибудь в Подмосковье. С тех пор все чаще и чаще поднимается вопрос о превращении нашей армии в профессиональную, однако очень немногие представляют себе, что же реально нужно и, главное, возможно сделать.
Что означает «профессионализм» армии? Обычно этот термин связывают с отсутствием призывной системы и добровольно-наемным характером комплектования армии рядовым составом. Право-демократические политики таким образом ловко паразитируют на молодых людях и их родителях, в страхе ожидающих повестки из военкомата. На самом же деле такой связи нет — профессиональной армией может быть армия, комплектуемая призывниками. Пример из современности — армия Израиля. Пример из истории — германский вермахт, покоривший Европу и остановленный только Советской армией, которая, в свою очередь, приобрела должный профессионализм не столько в мирное время, сколько уже в тяжелых кровопролитных боях начального периода войны. Если исключить боевой опыт, то профессионализм армии заключается не в том, что солдаты служат по контракту и им платят деньги, он заключается в том, что и солдаты и офицеры умеют в совершенстве обращаться с оружием и техникой, это оружие и техника самые современные и могут быть поставлены армии в нужных количествах. И армия при этом может начать действовать в любой момент, постоянно находясь в боевой готовности.
Общество раз за разом подтверждает свое мнение «Мы хотим профессиональную армию!». Но знаем ли мы, сколько на самом деле такая армия стоит? США на страну в 300 миллионов имеют военный бюджет в 300−400 миллиардов, это в среднем более 1 000 долларов на человека в год. То есть нашему среднему человеку, коль он захочет иметь такую же армию и флот, придется только на содержание этой армии отдавать налогов на половину своей средней по России зарплаты в 200 с хвостиком условных единиц. И дело не в том, чтобы больше платить солдатам, сержантам, офицерам и генералам. Лейтенант, пилотирующий боевой истребитель, за один часовой полет тратит денег из военного бюджета на несколько своих зарплат. А ведь боевой летчик должен ежегодно налетать сотню часов. И это без боевых стрельб, без совместных учений всех родов войск.
На собственно войну в Ираке тратилось по миллиарду долларов в день. Но при том и до и после войны по миллиарду или около того в день тратилось на подготовку армии к войне, на профессиональный тренинг. От простого обучения пехотинца метко стрелять из всего штатного оружия до учебных ракетных пусков, маневров моторизованных дивизий и так далее. То есть реальный бюджет войны во много раз больше номинального. И если в этом бюджете перед войной образовалась дыра, то экстренные меры по ее закрытию потребуют еще больше средств.
Профессиональная армия это, прежде всего, армия постоянной боеготовности, а профессионализм армии — это, прежде всего, деньги. Деньги на разработку новой боевой техники, на ее производство, на обучение солдат и офицеров обращению с техникой, на учения, наконец, на обустройство быта, хорошее питание и медицинское обслуживание. Государство, которое не захочет нести все эти расходы в мирное время, в военное время будет расплачиваться за свою жадность кровью солдат и мирных жителей. Пример Чечни и Дагестана в данном случае весьма нагляден. Если бы в 1994-м году армия была таким же инструментом государства, каким она была до распада СССР, Чеченская война была бы закончена в кратчайшие сроки. (Если говорить, например, об уровне потерь в реальных боевых действиях, то потери Советской армии за 10 лет войны в Афганистане составили 13 833 человека убитыми. Потери армии США за время войны во Вьетнаме — более 57 605 человек убитыми). И это произошло бы не столько потому, что это была бы совсем другая армия, получавшая совсем другую подготовку и финансирование, сколько потому, что было бы совсем другим государство, пустившее ее в ход. Не было бы политических приказов на несвоевременные наступления и последующие отступления с дорого доставшихся позиций, не было бы постоянного прессинга истеричных СМИ. (Собственно, самой войны бы не произошло. Армия вряд ли оставила бы чеченцам свои арсеналы, так как никто сверху, естественно, не дал бы такого приказа.)
Профессионализм любой армии куется в мирное время, и это стоит очень больших денег. Денег, которых у нас сегодня, увы, может не оказаться. Невероятные успехи немецкой армии в 1939—1941 годах обеспечивались одним главным фактором. Доля военного бюджета в госрасходах Германии выросла с 18% в 1934/35 годах до 58% в 1938/39. Японская армия и флот, которые поставили на грань катастрофы американскую гегемонию на Тихом океане, накануне войны пользовались 75% бюджета страны. В результате к началу войны пилоты японской морской авиации, а морской летчик и тогда, и сейчас самый дорогой солдат, на голову превосходили американцев, а авиационная техника, поставлявшаяся в войска, обгоняла американскую в развитии как минимум на год. Советский Союз мог в 1939 году разбить в Монголии несколькими своими образцовыми танковыми частями несколько дивизий японской армии, но в 1941 году он так или иначе проигрывал Германии, не имея возможности тратить такое астрономическое количество денег и ресурсов на подготовку армии и флота, какое тратила Германия.
Мощь армии измеряется не столько в количестве и качестве танков и самолетов, сколько в количестве часов вождения у механиков-водителей, в часах ежегодного налета у пилотов. Надрываясь изо всех сил, Советский Союз успел построить оборонную промышленность, стратегически подготовиться к войне, но успеть подготовить профессиональную армию просто не мог, и оставалось только ждать, пока затяжная война, стоящая больших жертв, уравняет в профессионализме солдат и командиров с обеих сторон.
Как бы ни хотелось нашим либералам обратного, история учит, что ни одна страна не достигала экономических успехов без сопутствующего роста своей военной мощи. Швейцария, прежде чем стать страной банков, дала миру знаменитую швейцарскую пехоту, вытеснившую с поля битвы рыцарскую конницу. Англия стала владычицей морей, опираясь не только на торговый, но и на мощнейший военный флот. Соединенные Штаты Америки обеспечивали и обеспечивают контроль над жизненно важными для них регионами при помощи современнейшего флота, мощных авиационных сил, мобильных частей сухопутной армии. Рост этой мощи практически не замедлялся после того, как отгремели в США последние залпы Гражданской войны 1861−1865 гг.
Каждое государство, стоило ему только покончить с внутренними противоречиями и сформировать четкий вектор внешней политики, создавало военную силу, способную отстаивать интересы страны в том случае, если политика окажется бессильна. Сейчас, когда наша внешняя политика бессильна и беззуба по определению, а общество разрываемо социальными противоречиями, армии просто нечего делать. Она не требуется как эффективный инструмент — некому взять этот инструмент в руки, поэтому за состоянием армии не следят, и она разлагается.
Общество и государство должны понимать, что армия должна быть такой же органичной частью государственного механизма, как центральный банк, правительство, парламент. Армия — инструмент государства, стоящего на защите интересов общества, и если инструмент не в порядке, если заржавел, если вообще отсутствует, разобран на части и разворован, то это означает, что общество не отдает себе отчета в своих интересах. В Чечне мы пришли к тому, что боевикам уже не надо бороться с армией, они могут просачиваться вглубь территории страны через кордоны всех силовых ведомств. Нос вытащили, хвост увяз. Армия успешно вытеснила боевиков в горы, после чего выяснилось, что ее тыл, силовые структуры, да и все общество в целом, стали куда более проницаемы для боевиков. Более того, само государство внезапно возомнило, что можно все более и более полагаться в поддержании порядка на местные структуры, склонные руководствоваться в своих действиях не столько российским законодательством, сколько обычаями кровной мести. И в самом деле, какое удобное решение! Армию-то надо кормить-одевать-обувать, а чеченцу дал автомат, и он проживет. Не станет ли такая экономия роковой?
Можно и дальше экономить на обороне и перевести на контракт нашу нынешнюю армию в ее нынешнем состоянии, когда каждая дивизия может в лучшем случае выставить подготовленных солдат и исправной техники на один батальон. За 200−300 у.е. в месяц плюс «соцпакет» мы получим из обычных городских или провинциальных чернорабочих тысячи чернорабочих войны. Людей с автоматом, фактически — ополченцев в форме. С офицерским составом такого же уровня, кое-где разбавленным энтузиастами, которые что-то умеют и что-то знают. В этом случае даже партизанская война против хорошо подготовленного противника обернется большими жертвами, и все равно будет введен призыв для того, чтобы пополнить потери, только уже не будет ни сержантов, ни офицеров, способных научить солдата воевать.
Не стоит ли взять на вооружение принцип президента США Рузвельта «Лучше тратить деньги налогоплательщиков, чем их жизни» вместо того, чтобы год за годом планомерно превращать армию в отстойник для воров и бездельников? Армия должна пополняться энергичными молодыми людьми, которым служба будет интересна, а обеспечить это можно только большим финансированием. И деньги эти должны тратиться не только и не столько на оклады и быт военных, которые должны быть приведены в соответствие с гражданскими стандартами, сколько на постоянные тренировки и учения, поддерживающие войска в должной форме, на разработку и закупку новой техники.
На классические байки о разложении нашей армии, на рассказы о генеральских дачах, выстроенных голодными и оборванными солдатами, надо смотреть совершенно иначе, нежели принято сегодня. Почему генерал, отвечающий за жизни дивизии в пятнадцать тысяч человек, не имеет средств на дачу, которую может позволить себе любой коммерсант средней руки, куда менее обремененный ответственностью перед обществом? Видимо, от генерала не требуется даже такой ответственности, то есть армия нам не нужна. «Бизнес», выросший преимущественно из кровавого раздела имущества бывшего СССР, нужен, а армия, призванная защитить страну, не нужна. Или, может быть, нам не от кого защищаться самим и добрые жители какой-либо другой страны согласятся умирать за нас, одев нашу или свою собственную военную форму? Что-то подсказывает, что не стоит ожидать подобного альтруизма.
Если мы сейчас не в состоянии поддерживать армию нынешней численности в боеспособном состоянии, следовательно, она не должна и дальше гнить полуживым обрубком, она должна быть сокращена и оздоровлена. Зачем содержать армию, в которую набираются солдатами дистрофики, наркоманы, судимые, когда полезнее оставить действительно боеспособное ядро, оснащенное исправной техникой, способное действовать гибко, быстро и решительно. Лучше было бы отправить в ту же Чечню единый слаженный войсковой корпус, чем наблюдать в очередной раз «лоскутное одеяло» из десантников, морпехов, мотострелков и различных ОМОНов. Одно это позволило бы серьезно сократить потери и время, необходимое на проведение операций.
Вовсе не обязательно отменять призыв, достаточно дифференцировать его на трудовой и военный. Пусть «альтернативщики» и прочие нестроевые, да хотя бы и обычные наемные рабочие, освободят солдата от хозяйственных работ. Не хочешь бегать с автоматом — тогда, закончив курс молодого бойца, приезжай в качестве трудовой повинности в выходные красить заборы и копать ямы. Прекрасно, когда солдат за два года службы овладевает всеми строительными специальностями от каменщика до штукатура, но лучше, если он все-таки будет учиться воевать, а тот, кто не хочет учиться воевать, получит возможность работать или учиться параллельно с помощью в повышении боеспособности страны.
Военные скажут: «Куда же еще сокращать армию, если и так скоро внутренние войска и войска МЧС будут более многочисленными, чем армия?» Хороший вопрос. Но сила армии не измеряется ее численностью. Сила армии в численности, умноженной на скорость, подготовку, грамотное управление и целеуказание. Уровень технического оснащения и мобильности малой армии должен быть качественно гораздо выше сегодняшней. Если мы сможем по тревоге за день или два перебросить военно-транспортной авиацией и авиацией МЧС моторизованную дивизию из-под Смоленска под Владивосток, то она заменит собой две или три такие дивизии нынешней армии. Зачем нам призывать непосредственно в строй лишних людей, пусть работают и платят налоги, которые помогут сделать армию современной и способной, в случае опасности, развернуть резервы и увеличить численность в несколько раз. Или, может быть, сокровенной тайной нынешнего жизнеустройства является то, что для них просто нет новых рабочих мест в нашей экономике, сжимающейся от уровня сверхдержавы до уровня сырьевого придатка?
Английский военный историк Лиддел-Гарт, беседовавший с немецкими генералами по завершении Второй Мировой войны сказал: «Они бы лучше всего чувствовали себя в кресле банковского менеджера или цехе крупного завода». На западе и тогда и сейчас понимали и понимают, что современную войну должны вести люди, которые могли бы на аналогичном уровне руководить современной хозяйственной деятельностью. У нас в те годы, когда армия нам была нужна, это тоже отлично понимали. И если у нас сейчас по всей стране основными видами хозяйственной деятельности являются воровство и спекуляция, то и армия у нас будет соответствующей — все что можно разворуют и продадут налево.
Впрочем, все вышеизложенные планы и прожекты сегодня покажутся любому здравомыслящему человеку благодушными фантазиями. «Если все так просто, то почему же ничего до сих пор не сделано?» — спросит скептически настроенный читатель. Ответ уже дан. Мы живем в обществе, которое не понимает своих интересов как единого целого, которому не нужно средство защиты этих интересов. Армия просто не нужна, и общество озабочено армейскими проблемами только в рамках теленовостей и сбора денег на откуп ребенка от военкомата. Какое событие или цепь событий заставит общество изменить свои взгляды на армию? Лучше бы это событие было более скромного масштаба, нежели обнаружение американской нефти в российских недрах.
Но даже если общество вовремя изменится, изменится политика страны, в том числе политика в отношении армии, мы еще долго не будем иметь армии, полностью оснащенной по последнему слову техники, полностью обеспеченной всем необходимым в должных количествах. Но это будет действующая и развивающаяся армия развивающегося и крепнущего государства, обеспечивающая рост обороноспособности страны. Ее мощь будет расти, будет расти профессионализм офицеров и уровень подготовки рядовых солдат. Каждый офицер такой «малой армии трудного времени» должен быть готов в случае серьезного конфликта примерить на погон еще одну звезду, встать на ступень выше в иерархии армии военного времени увеличенной численности, каждый солдат должен быть готов стать сержантом, чтобы тренировать и готовить к бою мобилизованных резервистов.
Как только наше общество очнется от сладкого дурмана самопоедания, очнется и воспрянет наша армия. Когда в обществе на первый план выйдут люди, видящие его иным, более сильным и сплоченным, такие же люди придут и в армию. Когда у народа появятся интересы, консолидированные устремления в международных отношениях, в лице армии он обретет силу, способную эти интересы защитить.
