 |
| Радонеж | Федор Шелов-Коведяев | 23.05.2005 |
Ведь ещё примерно пять тысяч лет тому назад первые микроскопические князьки крохотных оазисов Междуречья в своих надписях гордо именуют себя властителями четырёх сторон света. Заявка на право на мировое господство уже сделана. Чуть позже то же мы наблюдаем в Китае.
Тут сразу обнаруживается несколько важных моментов. Восточный вектор глобализации оказывается первичен по отношению к своему западному собрату. Далее: он насквозь идеологизирован. Так как желание порулить миром никак не обеспечено в нём ресурсами, необходимыми для его осуществления.
Даже важнее сказанного то, что перечисленное не есть универсальный код цивилизации. Ни с чем подобным мы не сталкиваемся в европейской модели и намного позже. Ни у древних греков, пускай смотревших на остальной мир, как на варваров, ни у римлян первых веков их истории мы не найдём ничего похожего.
Чтобы Александр отправился на Восток, потребовались две масштабные интервенции персов на Балканы и масса мелких утеснений эллинов. Но и тогда он пошёл за поживой. Сам официальный лозунг кампании был — возвращение поруганных святынь. Если проще, казны, драгоценных утвари и украшений храмов, вывезенных мидянами из материковой Греции.
Лишь в третий раз разгромив Дария, и когда армия того разбежалась, оставив распростёртую перед победителем беззащитную огромную державу, военный совет македонцев настоял на том, чтобы их предводитель её подобрал. Вместе с ответственностью.
Отсюда следуют свои наблюдения. Западный глобальный политический проект играет вторичную, подчинённую, страдательную роль по отношению к восточному, всего-то отвечая на вызов последнего. Он, в отличие от того, сугубо прагматичен. Имперская идея возникает в нём лишь после овладения ресурсами, потребными для её реализации.
То же самое происходит с квиритами. Сначала они дважды (по просьбе эллинов из Великой Греции и защищая Рим от Ганнибала) разбивают карфагенян на своей территории, затем, в третий, в Африке. И лишь затем встают перед необходимостью держать ответ за состояние Средиземноморья. Притом, что консерваторы в сенате сопротивляются на каждой стадии тому, чтобы народ занимался кем-либо, кроме самого себя. А идеология Римского Мира — первой состоявшейся глобальной державы, ибо она объединяла в своих рамках всю тогдашнюю ойкумену, — и вовсе возникает намного позже описываемых событий.
В пределах рассматриваемой оппозиции Византия политически является продолжением западной модели. Это, кстати, очень хорошо понимали все франки. Как те, что восхищались ею, так и те, кто стремились элиминировать её, как живого и непосредственного наследника Римской Империи. Но и мы должны помнить, что партии, муниципалитеты и парламент, да и философия существовали в ней тогда, когда в Западной Европе их и в помине не было.
К тому же демократические институты и самоуправление прежде всего возродились на Западе в тех городах (Венеция, Флоренция, Генуя), что временно были возвращены от готов под власть Константинополя. В Исландии же и Англии парламенты возникли намного позже и не без их влияния. Интересно, что падение Византии, как завершение первой ступени западного глобального политического проекта, практически совпало с прелюдией его перехода на вторую, образования колониальных систем европейских королевств, — Великими географическими открытиями.
После освобождения колоний на наших глазах возникли неоколониализм, экономическая транснационализация и, как трансформация последней, современная глобализация. Таким образом, западный глобальный политический проект оказывается, во-первых, успешным и, во-вторых, непрерывным на протяжении более двух тысяч лет.
Совсем не то происходит с его восточным оппонентом. Тот, хоть и возник раньше и инициировал европейскую активность, так пока и не состоялся. Лишь арабский халифат территориально приблизился к могуществу Рима (отчего к его эвокации постоянно прибегают современные арабские экстремисты). Но просуществовал, как единый организм, всего несколько десятилетий. И не оставил после себя сопоставимых по охвату наследников.
Ханьский Китай тоже распался и был стянут воедино внешними агрессорами. Затем роль его объединителей сыграли опять завоеватели — монголы и маньчжуры. В ХХ в. ту же функцию исполнила заимствованная извне идеология. Оттоманская Порта не была глобальной: по контролю она уступала халифату и была окольцована более обширными колониальными империями европейцев. Да и представления об ойкумене к тому времени принципиально изменились.
Итак, восточный политический проект ещё и неудачен. И заражён вирусом самораспада.
Получается, что политический прагматизм устойчив, а идеологизм, даже вторичный (вспомним тот же Рим и Византию, да и колониальные сети) — нет. Важно понимать, что я говорю именно о моделях и их способности (или отсутствии таковой), трансформируясь, сохранять своё главное содержание, адаптируя его к новым обстоятельствам. А не их отдельных проявлениях: ведь и западные империи, как мы знаем, рушились.
Всё оказывается прямо наоборот, стоит нам обратить внимание на культурную сторону истории в традиционном понимании.
В сфере духа Восток всегда проникает в самое сердце Запада: от культов Кибелы и Исиды в Риме, через христианство и теперь вот индуизм, буддизм, даосизм… далее везде. Наоборот, адаптированное Европой христианство, в отличие от родного восточного ислама, плохо приживается в Азии после утраты колонизаторами прямого политического контроля над той или иной территорией — Филиппины здесь исключение, подтверждающее правило.
Да и в том, что касается многих базовых культурных навыков и знаний, миф о похищении Европы лучше всего отражает реальное положение вещей. Так что напрасно американцы удивлялись тому, что глобализация оказалась улицей с двусторонним движением: они ухитрились проглядеть, что так было всегда.
Такая развилка объясняет ожесточённость противостояния в её рамках. Ведь один проект, в дополнение к политическому доминированию, хочет навязать свои культурные предпочтения. А другой, довеском к культурному превосходству, проталкивает свои политические идеи. А природа не терпит всего и сразу. Как и вообще однообразия. Которое сродни пустоте.
Какое место в описанной системе занимает Россия? Изнутри и извне нам привычно транслируют, что она всегда была восточной сатрапией. Напрасно. Не буду далеко ходить за примерами. И основали нас датчане (варяги). И основные связи в домонгольское время и после были с Европой. И династических связей всегда с нею было не счесть. И контроль Ига был уже через 80 лет номинальным. И поклоны Калиты и прочих в Орде были сугубо прагматичны. И демократические традиции не только на Северо-Западе, но и в посаде вообще хорошо известны. Даже формально впав в восточный проект с идеологемой Третьего Рима, Грозный пошёл воевать не Константинополь и западных христиан, как был бы должен, если бы предался ей душою, но Астрахань и Казань, бывшие пробками на наиболее прибыльном тогда торговом пути. А с латинянами по своей инициативе однажды столкнулся в поисках короткого пути и незамерзающих портов в коммерции к Ганзой, Голландией и Англией. Сплошь одна голая прагматика. И Пётр, как мы теперь знаем, ничего принципиально нового, кроме эксцентричности и новых ресурсов, не внёс в политику первых Романовых, хотя и придал ей новый мощный импульс. Оттого после него Россия окончательно была признана членом европейской семьи.
В восточный проект отечество впервые вляпалось в 1917 году. Мировая и перманентная революция, всемирная республика советов — из его логики. Как и необеспеченность ресурсами: для реализации подобных планов отсутствовало единство в социал-демократии и рабочем движении. И средства: деньги даже на одну страну пришлось получать путём предательства. Но они тоже не дали эффекта. Несмотря на ограниченные пределы, в которых были истрачены.
Парадокс в том, что и там Россия продолжала вести себя по-западному. Индустриализация, политика в Средней Азии и на Кавказе, Афганистане и Чечне не по методам, а по тиражируемым матрицам является вестернизацией.
А поскольку восточный политический проект несёт в себе механизм самораспада, то развалился и Варшавский блок, и СССР, который Горбачёв не успел привести на Запад, и другие социалистические федерации — Чехословакия и Югославия. Оттуда же родом проблемы Грузии, Украины и Молдавии со своими квазиавтономиями и рыхлость СНГ. И угроза дезинтеграции России.
Последняя — реальна. Если мы ничего не изменим. Поскольку требования признать страну великой державой без заботы о действительном обеспечении её достоинства есть чистая идеология. Не более. Хочешь быть великим — стань им. Все с тобой согласятся. Как-то случилось с Америкой, без шума оседлавшей в ХХ в. ключевые мировые транспортные, энергетические, финансовые и информационные узлы. Вот прагматический подход.
Чтобы избежать худшего, мы должны вернуться домой. На Запад. У него есть две структуры, готовность присоединиться к которым однозначно зафиксирует серьёзность наших намерений: НАТО и ЕС. Вступление в ЕС — длительный процесс по многим причинам. Значит, остаётся НАТО. Если не вся сразу (что лучше), то хотя бы её политическая структура.
Нашей независимости это не угрожает: сорокалетний пример Франции и отказ Альянса от коллективного участия в иракской операции красноречиво свидетельствуют, как далеко простираются в нём границы свободы. Не стоит и демонизировать процедуру принятия в блоке решений: кооперативность и диктат совсем разные вещи.
Могут сказать: нас там не ждут. Но ведь ждали. Я сам вёл предварительные консультации в начале 90-х с Вёрнером и Де Франкисом. Потом была неудачная попытка 2001 г. Оптимально было бы сделать заявление о подаче заявки на вступление в НАТО прямо 9 мая. У нас был общий враг 60 лет назад. И мы были в одной коалиции. Есть он и теперь. Так отчего же не состоять вместе в Альянсе?
Конечно, чтобы избежать срыва ныне, президенту Путину надо предварительно проговорить данную идею по телефону с ключевыми фигурами. Почему я оптимист? Да потому, что Запад, в отличие от положения сразу после 11 сентября, начинает осознавать нависающую китайскую угрозу.
Что это принесёт нам? Во-первых, это патриотично, поскольку сохранит территориальную целостность России. Во-вторых, мы включимся в самую мощную оборонительную конструкцию северного полушария и обретём, дополнительно к собственным силам, надёжную солидарную защиту. В-третьих, освободимся хотя бы от одного, западного, из трёх до сих пор планируемых направлений (юг, восток, запад) противодействия потенциальным угрозам. Значит, получим и свободу манёвра и реальный шанс переориентировать, наконец, инвестиционную активность в область фундаментальных знаний и разработок (включая оборонный НИОКР), за которые мы отвечаем в нашей модели цивилизации, и расширение международной кооперации. Следовательно, в-четвёртых, вероятность входа наших технологий, совместно с другими европейцами, в закрытые пока нам секторы рынка вооружений и проч.
Свой интерес и у Запада. Во-первых, он получает предсказуемого союзника. Во-вторых, мы замкнём евроатлантическую систему безопасности в северной четверти земного шара на Тихом океане. Она станет завершённой и логичной. Наконец, западный политический проект вернёт себе исконный прагматизм.
Ведь сейчас, из-за безудержного американского стремления демократизировать Восток, он тоже впал в восточную ересь. Ибо обожествил только одну версию демократии и не приносит заявленных дивидендов. Наоборот, создаёт крупные экономические трудности. Что, вкупе с большими внутренними проблемами западных обществ и их неорганичностью ориенталистскому поведению, грозит ему дезинтеграцией не меньше, чем России.
С её же приходом в НАТО появится масса сугубо прикладных задач, решение которых будет необходимо ради сохранения устойчивости организации после вступления такого гиганта. Заниматься фантазиями будет некогда, и баланс будет восстановлен. То, что недавно было минусом, обращается плюсом.
Ещё, если мы открыто и бесповоротно сделаем выбор в пользу НАТО, предполагающий кардинальную перемену текущего курса, то мы можем получить хорошую поддержку нашему вступлению со стороны ряда транснациональных компаний. Желающих покупать Россию и умеющих убеждать правительства. Но разочарованных чинимыми им препятствиями в сочетании с нашим разворотом к Китаю и занимающих сейчас тоже не слишком дружелюбную позицию.
Итак, возвращение на Запад выгодно стране. Но оно также хорошо ложится на психологические установки тех, кто (это важно!) ревностно относится к идее великой миссии России. Ведь мы, тем самым, спасём не только себя, но и европейский проект. Далее: войдя в него с нашими универсальными знаниями, мы становимся его умом ума и умом сердца. Что намного серьёзнее положения даже грандов технологии. Куда уж больше!
Кроме того, мы, наконец, сыграем роль объединителей СНГ. Многие в Содружестве стремятся в НАТО. Однако, из-за проблем с нами, не знают, как это сделать. Мы откроем им дверь, возглавив движение.
У Путина и Буша есть три года на то, чтобы реализовать уникальную перспективу. Они могут, если захотят, навсегда обеспечить себе самое престижное место в истории человечества. Как поистине великие лидеры своих наций и мира в целом. Впервые сумевшие перешагнуть местнический эгоизм в таком формате.
Вместо этого, Россия и США наперегонки пытаются договориться с Китаем за спиной друг друга. Пустая затея. Не только потому, что история противостояния двух глобальных проектов её сама по себе обнуляет. Или оттого, что выродившиеся западные версии неорганичны восточной модели, а Китай, всегда развивавшейся в ней, ей органичен, и значит переиграет и нас и их.
Просто он не станет договариваться ни с кем из нас, кто лихорадочно ищет его расположения, в стратегическом масштабе времени (который для него начитается там, где для янки — тоже показательно! — он заканчивается: 25 лет). Европейцы и американцы для него — «заморские черти». В буквальном смысле, т. е. бесы. Должные быть отправленными в преисподнюю. К русским он относится со смешанным чувством восхищения, зависти и презрения. В обоих случаях с такими соглашения не считают обязывающими надолго.
Да и зачем? Тщетны надежды западников на то, что Китай превратился в прагматический западный проект.
Культура вообще, и китайская, в силу её уникальной древности, в особенности, устроена так, что в ней ничто не забывается и не выбрасывается. А в ней значится, что только китайцы способны править миром, остальные обязаны довольствоваться статусом провинций и слуг Поднебесной.
Затащив к себе колоссальные инвестиции, захватив рынки ширпотреба и электроники, скупая промышленность по всему миру, и через бизнесы хуацяо, Пекин, подминая под себя экономику потребления, без которой единственно западное общество жить не может, последовательно идёт к своей цели. И уже весьма близок к ней.
Симптоматична его антияпонская разминка. Стране восходящего солнца весьма решительно и ясно напоминают, у кого она всему научилась, и кто, следовательно, является для неё старшим.
Ещё одна причина Западу и нам объединиться в НАТО. Стоящий перед нами выбор, на самом деле, прост: мы или спасёмся или накроемся все вместе. Посмотрите, кстати, на успехи Китая в военной сфере.
Завершая, отнесусь к вновь активизировавшейся некоторое время назад в Америке и Европе аналитической работе, проигрывающей сценарии распада России. Нельзя воспринимать её алармистски, но и легкомысленно. Легче всего объявить её очередным заговором, и окончательно свихнуться.
По-моему, дело и проще и глубже одновременно: понимая логику самораспада восточного проекта, в коем мы пребываем, там готовятся к вероятному оползню и пытаются предугадать его формы в ядерной (но не только поэтому!) стране. Ибо знают, что хуже всего оказаться неподготовленными к обрушению такой махины. Отсюда растёт и политика подбирания соседей по нашим границам, как дополнительного пояса безопасности основного тела Запада от надвигающейся лавины.
Правда, есть и те, кто рассчитывает, что за время нашего распада, который может растянуться на десятки лет и тоже потребует прагматического напряжения, найдёт очередной промежуточный выход для себя на следующие 25 лет. А там пусть думают другие. Втуне. Где работают глубинные коды цивилизаций, технические решения, которыми так славен Запад, без их опоры на широкий культурный фундамент, что есть у нас, а там исчерпан, не проходят.
Пока наши правители, увы, развернули главные программы кооперации на Восток. Им надо опомниться, иначе они неизбежно развалят страну. И, поскольку, в отличие от эпизода перестройки и первых лет Ельцина, живут в восточном политическом проекте, то обязательно с кровью.
Если, дабы принудить другую сторону к большей сговорчивости, так друг друга пугаем: Запад нас распадом, мы его Китаем, то уже хватит. Всем пора прислушаться к трезвым голосам. Мир трясёт от игр тех и этих «патриотов». Достукаемся. Ежели время на раздумья ещё осталось, то оно катастрофически тает.
Кремль может просто пролететь мимо своего окна возможностей: западные партнёры окончательно решат, что надо дожидаться контролируемого развала России и покупать её по частям, и закроют тему. И у нас есть те, кто уже воспринял обсуждение подобных сценариев в Европе и Америке, как инструкцию, и действует в этом направлении.
Так сказать, готовят материальную базу и психологическую почву для раздела страны на несколько кусков. Но кто мне докажет, что легче настроить нацию на распад, чем вылечить небольшую группу политического класса от антизападного синдрома?
