Действуй, раз говоришь!

Под сенью Успенского собора в Лондоне

Справка

Закончила филологический факультет в Сорбонне (Париж), лингвист, владеет четырьмя языками. 13 лет журналист на Би-би-си, записала несколько радиопередач с владыкой Антонием Сурожским. Основатель благотворительного фонда св. Григория в Англии и в России, член епархиальной ассамблеи (консультативный орган Сурожской епархии).

Владимир Борисович фон Шлиппе

Физик, д.ф.-м. наук, в настоящее профессор С. Петербуржского университета. Оба супруга, с момента переезда в Англию являются прихожанами Успенского собора в Лондоне и длительное время были духовными чадами митрополита Антония Сурожского.

— Как и почему вы стали прихожанами владыки Антония?

Ирина фон Шлиппе. Когда я приехала из Франции в Англию и возник вопрос: по прежнему ли ходить мне в храм Русской Зарубежной Церкви, либо перейти в храм Московской епархии. Мне посоветовали поделиться своими сомнениями с митрополитом Антонием. После беседы с владыкой я выбрала «советскую» церковь.

Владимир фон Шлиппе. У меня каких-то особенных поисков не было. С Ириной мы были знакомы еще до переезда в Лондон. Естественно, мне не было смысла ходить в какой-то другой храм. Мы поженились, уже будучи прихожанами владыки.

И.Ш. Владыка Антоний говорил, что русская церковь, несмотря на сотрудничество с коммунистической властью, никогда не совершала догматических ошибок. Человек имеет право уйти из какой-то религиозной группы только, если там неправильная вера. С другой стороны — кто мы такие, чтобы отрываться от русского народа, с которым мы себя отождествляем, когда у народа вообще нет выбора. Почему мы должны от него отрываться, если наш выбор у кого-то вызывает недовольство? И как следствие, изнутри этого прихода мы смогли гораздо больше сделать для России, чем, если бы остались в зарубежной церкви. В частности, мы переслали несколько тонн книг по религиозно-философской литературе (для российских библиотек).

— От посещения приходов за рубежом создается впечатление, что это некие клубы — землячества. Люди приходят туда, в частности для общения на русском языке. Богослужение уходит как бы на второй план…

И.Ш. В приходе у Владыки Антония, богослужение всегда было на первом месте и для него, и для абсолютного большинства людей, приходивших в храм. А вот насчет элемента землячества — действительно, есть такой элемент и у нас, но не только у нас и не только у русских: есть он и у греков, и у сербов, да и не только у православных. Я даже посвятила этой проблеме несколько статей. Дело в том, что любая национальная община (французы-католики, лютеране-немцы, лютеране-шведы, мусульмане-арабы, буддисты- японцы) создает заграницей свои землячества. Верующая часть эмигрантской общины любой национальности и любого вероисповедания создает себе храм, место молитвы, который обычно является и местом общения для не-церковных членов данной группы, а также просвещения местных жителей.

Зато действительно, как довести до сознания людей, что православие, это не национальная черта, а «оптимальная форма общения с Богом», — очень серьезный вопрос. В нашем приходе он, кстати, неплохо решается, т.к. у нас очень многонациональный приход, многонациональная епархия. Обострился он только сейчас в связи с большим наплывом русских, эмигрировавших на постоянное место жительства из России в Англию.

Приход у нас необычен тем, что владыка Антоний работал с каждым из прихожан индивидуально. Многие его прихожане пришли к вере с очень большим трудом, часто по одиночке, с ними велась «штучная работа» и они глубоко просвещены. Теперь же нашу общину захлестнула волна людей, ставших православными сравнительно недавно, на волне пост-советского энтузиазма, и не обязательно из религиозных соображений. Можно предположить, что они думают: «Это основная религия нашей страны, поэтому будем ходить в храм — там свои, там можно поговорить, побыть в своей родной среде, там можно поплакать, там помогут, что-то объяснят…»

Приезжают к нам люди крещеные, но иногда даже удивительно, насколько не просвещенные в вопросах православной веры. У меня семья всегда была очень церковной и мне хорошо знакомо это «бытовое православие», когда люди разбираются в обрядах и оформлении храма, но меньше заботятся о духовной сути дела. Эти люди кроме того обычно проявляют большую нетерпимость.

Это бытовое православие трудно принимается «старожилами» прихода, людьми очень глубоко просвещенными нашим Владыкой, особенно, когда вновь прибывшие настаивают на своей исключительности. Дескать, раз они родились русскими, то лучше знают, как быть православными.

Постепенно желающие просвещаются — в частности архиепископ Анатолий (Керченский) проводит в приходской библиотеке специальные беседы на русском языке после воскресной литургии. Ведь при наших расстояниях людям трудно приехать на просветительские беседы, проводящиеся у нас в будние дни — а после службы (и легкой трапезы) в воскресенье — в самый раз.

— Владыка Антоний предпринимал какие-то усилия, чтобы приходская жизнь была живой, интересной, насыщенной. Что исходило от владыки, а когда инициативу проявляли сами прихожане?

И.Ш. Для детей мы уже лет 40 мы проводим летние общие епархиальные лагеря. Задача — дать детям радость общения в православной среде. Инициатива исходила от самих прихожан, заботящихся о своих детях. Другие прихожане или священники организовали всевозможные походы, паломничества.

По несколько раз в год бывают благотворительные базары, каждое Рождество для детей устраивается елка. Раньше были общие розговни (трапеза после пасхальной литургии- прим. Ред.). Но теперь в церкви столько людей, что они не помещаются даже стоя. От каждого Владыка требовал посильной активности. Вот моей инициативой было создание благотворительного фонда Св. Григория с целью помогать русским находить собственные решения своих проблем. А на Владыке держалась наша духовная жизнь, продвижение людей к Богу.

— Прихожане в храм Владыки Антония приезжают издалека?

И.Ш. Некоторые тратят на дорогу 2−3 часа. Встают рано утром или возвращаются со всенощной далеко за полночь. Причем в будни в хоре поют сплошь не русские. Заместитель регента — голландка, ведает всей документацией хора — финка, главный чтец — англичанка. Поют наизусть по церковно-славянски и по-английски. Люди очень серьезно подходят к своему служению. И кстати среди священников — русских заметное меньшинство.

— Прихожане как-то общаются друг с другом вне храма?

И.Ш. После литургии у нас проходят традиционные чаепития. Люди обсуждают свои и церковные проблемы, их дети тоже общаются друг с другом. Условно, по роду служения (которое в России сейчас называют послушанием, но у нас именно служением, или просто работой) желающие распределяются по неформальным группам. Например, есть те, кто убирает храм. «Уборщики» очень замкнутая в себе группа, к ним в их коллектив очень трудно попасть, но они друг друга знают, друг у друга бывают, их мы в шутку называем «мафия уборщиков». Причем среди них даже доктора наук есть, т.к. убирать храм — это большая честь. В этой группе люди самого разного возраста от 18 лет. Несмотря на это все желающие друг с другом все время общаются. Одни ведут занятия в воскресной школе, другие работают в церковном магазине, третьи ведут бухгалтерию, кто-то занимается фандрайзингом (Фандрайзинг — это специально организованный процесс сбора пожертвований для некоммерческих и благотворительных организаций или для обеспечения социально значимых программ), кто-то шьет и ремонтирует облачения, издает приходской журнал, посещает больных, стариков, семьи заключенных, переводит в суде, занимается садом, поет в хоре… Вся эта деятельность — исключительно на добровольных началах.

В.Ш. Если вы имеете в виду общение семьями вне храма, то оно затруднено, т.к. все прихожане живут в разных районах этого огромного города, некоторые даже вне Лондона. Но есть какие-то районы, где больше прихожан живет и они устраивают еженедельные встречи. Вместе изучают и обсуждают Евангелие. Там люди всех возрастов.

— У вас в основном прихожане — семейные люди? Одиноких людей мало?

И.Ш. Наоборот, много. Несколько лет назад одна из прихожанок даже организовала группу «несемейных поневоле». Не может человек найти себе спутника жизни, что уж тут поделаешь… Но нацеленной деятельности, чтобы знакомить людей друг с другом никогда не было. И один из наших священников, сейчас он настоятель собора, несколько раз заговаривал на эту тему, но дальше разговора дело не пошло. Я всю жизнь провела в разных православных приходах и не знаю не одного, где бы этим целенаправленно занимались. Проблема решается как-то сама собой, самотеком.

— Каково у вас в приходе соотношение мужчин и женщин. Много ли детей, молодежи?

И.Ш. Женщин чуть-чуть побольше, чем мужчин. Владыка вел целенаправленную политику на сохранения в приходе молодежи.

С одной стороны тексты литургии стали переводиться на английский (т.к. дети общаются между собой на английском, славянский текст они не воспринимали и часто даже русского уже не знали, особенно если они — из смешанного брака), с другой ребятам предлагается участие в жизни церкви. Например, мальчики прислуживают на литургии, вместе с девочками поют в хоре.

Довольно много молодежи участвует в издании приходского листка, занимаются техническим оснащением компьютеров и т. д. Я считаю, что если ребенку дать какое-то занятие в церкви, он в ней останется. Если он будет иждивенцем, то из церкви уйдет.

Маленьких детей владыка поощрял особенно. Одно время пожилые прихожанки постоянно жаловались, что дети бегают по храму и мешают молиться. Владыка собрал их и сказал: я вам гарантирую, что ни один ребенок не пискнет больше ни на одной службе. Старушки обрадовались. Но, говорит, при одном условии: если хотя бы одна из вас придет и скажет мне как на духу, что за всю литургию ей не пришла в голову ни одна праздная мысль. Это было в 50-х годах и с тех пор не разу вопрос о детях не поднимался.

— Есть ли малоимущие прихожане и есть ли какая-то взаимопомощь среди прихожан?

И.Ш. Я знаю несколько случаев, когда людей обкрадывали и им в храме собирали какие-то суммы, но формально такого отдела у нас нет. В большие праздники священники просят старожилов разместить и накормить иногородних прихожан. Когда стали приезжать эмигранты из России, мы размещали их у себя, помогали найти работу. Есть фонд, из которого помогают русским, которые приезжают в Англию на лечение и им не хватает денег. Два раза в год большой сбор на фонд св. Григория.

При о. Михаиле есть группа около 40 человек. Они навещают не только больных, но и тех, кто сидит в тюрьмах и семьи осужденных. Об этом не кричат, на эту работу тоже приглашают не сразу. К человеку какое-то время присматриваются. Точно так же как человеку, который приходит и говорит:"Хочу креститься!", отвечают: «Подожди, пока ходи в храм, дальше посмотрим».

И.Ш. Часто собираем на оказание помощи открывающимся приходам нашей епархии. Собор не может вместить столько людей. Длинные очереди возникают, чтобы исповедоваться и причаститься, мало священников. Поэтому Владыка благословил открывать новые приходы в других частях города. Сбор средств на службе бывает дважды. Сначала на нужды храма и на бедных, а потом епископ провозглашает, что собираем, скажем, на программу помощи бездомным Англии.

— Некоторым людям из России представляется, что в благополучной Англии вообще нет бедных людей, неужели кто нуждается там в благотворительной помощи?

В.Ш. Есть бедные, есть и очень бедные, это не обязательно старики. Если утром пройтись по Лондону, среди бомжей — молодых даже больше чем стариков. Возможно, их жизнь не состоялась по каким-то причинам.

И.Ш. Мы занимаемся благотворительностью на Россию (два русских прихода с нашей поддержкой кормят неимущих — один в Новгородской области, другой в Карелии). Но внутри Англии очень развита роль благотворительных организаций. Огромная часть из них узко специализирована — скажем, на детях сиротах. Сироты есть во всем мире, причем социальных сирот больше, чем настоящих. В Великобритании они все живут в семьях. Детдомов там нет, как нет и спецшкол для инвалидов. Поддержку таким семьям и детям оказывают благотворительные организации.

— Мамам, у которых маленькие дети, с ребенком посидеть кто из прихода предлагает, чтоб она сходила куда-то отдохнуть?

В.Ш. Чаще всего соседи, чем кто-то с прихода — мы ведь все живем далеко друг от друга. Англичане вообще очень общительные и легко знакомятся. Это в большой мере связано с английским языком. Англичане знакомятся как мы студентами — на всю жизнь. Едете, например, в поезде. Короткий переезд. Завязывается легкая беседа, никто никому в душу не лезет…

И.Ш. Не проблема подбросить ребенка к соседям или к друзьям, а потом сонного ребенка на машине домой отвезти. Очень распространено — когда взрослые дети-школьники за оплату сидят с ребенком учительницы или у друзей семьи. Наши собственные дети, кстати, так подрабатывали. У них «в клиентах» было пять семей стабильно.

Это в основном организуется через местную школу.

— Правда ли, что на Западе многие люди в большей мере заняты своей частной жизнью и вообще мало участвуют в каких-то общественных начинаниях?

В.Ш. По нашим наблюдениям знакомые нам русские в меньшей мере заняты общественными делами, чем англичане.

В Англии постоянно проводятся мероприятия по сбору денег на благотворительные цели, а в школах это обязательно. Например, очень популярно среди школьников вот такое: каждый ребенок обязуется проплыть несколько раз туда-обратно в бассейне. За каждое такое проплытие он по подписному листу получает от родственников, знакомых, соседей некую сумму и она идет на благотворительность, например, помощь слепым, сердечникам, раковым больным.

И.Ш. Кто-то на осликов собирает…

Некоторые люди настолько хотят сделать добро, что доходит до смешного. Мне позвонила подруга и сказала, что друг ее дочери хочет бежать марафон для благотворительности в пользу России. «Ты не подскажешь, кому бы помочь?». Я говорю, что на приходе, который мы опекаем (в Карелии) детям нужно спортивное оборудование. Этот молодой человек пробежал, получил за свой марафон от своих спонсоров 1750 фунтов стерлингов. И еще заранее договорился с работодателем, что тот удвоит его сумму (работодатель заинтересован, чтобы его работники активно участвовали в общественной жизни). Теперь у детей есть и лодка, и велосипеды, лыжи, мячи и др. инвентарь.

— Англичане и русские — есть ли единство между прихожанами?

В.Ш. И среди англичан и среди русских всегда находились люди, болезненно воспринимающие присутствие иноземцев. По каким причинам — уже не вспомнить. Но к концу 60-х впервые этот кризис назрел из-за языка богослужения. Англоязычных стало больше, чем тех, кто знает русский язык. Они стали настоятельно требовать, чтобы службы шли на английском языке.

И.Ш. И отчасти этого не было сделано потому, что желание владыки было служить на славянском языке. «Я согласен служить и на английском языке тоже, но не хочу лишиться возможности служить по-славянски», — сказал владыка. И вопрос был перенесен в другую плоскость.

В.Ш. Нащупывали как лучше сделать. Одно время раз в месяц служили по-английски. А потом решили сделать как сейчас — чередование языков, кроме чтения тропарей, кондаков, Апостола и Евангелия (это читается каждый раз и на славянском и на английском). Проведена огромная работа: ведь надо было не только перевести все литургические тексты на английский, но и переложить их на музыку — а церковная музыка у нас русская, сочиненная на совсем иной язык.

— Волны эмиграции как-то меняли приходскую жизнь, особенно последняя волна эмиграции 90-х?

В.Ш. В послереволюционный период и послевоенный Англия не очень охотно принимала эмигрантов. Поэтому понятие «волна» относится больше к началу 90-х годов. У некоторых из эмигрантов из России последнего периода (я не хочу обобщать) почему-то существует убеждение, что жизнь в нашем храме должна быть такой же как в Москве или Рязани («Гнать отсюда этих англичан, которые заполонили весь храм»). Порой этот «протест» принимал довольно некрасивые формы. Есть доля правды в том, что как говорили некоторые прихожане, последние — два-три года жизни владыки были сильно омрачены этим чуждым делу его жизни явлением. Он-то считал своим заданием и заданием всех православных, кого вокруг себя собирал — нести православие за любые этнические пределы. А тут агрессивно-активная группа (хоть и небольшая) людей ставит национальный вопрос выше религиозного, выше православия. Это было для него совершенно не приемлемо. Возникли очень сильные конфликты. Например, эти активные русские очень эмоционально воспринимают факт, что в приходском совете в значительной степени англичане. «Там должны быть русские». Извините, но за русских не голосуют сами русские прихожане, которых сейчас численное большинство.

Показательно, что масса русских прихожан, которые прибыли в Лондон — отрицательно относятся к такой активности своих соотечественников.

И.Ш. Более того, эти «активисты» не хотят записываться в члены прихода. Настоящая численность прихода — 8 тыс. человек, а зарегистрировано только 450 человек. Никаких последствий при регистрации нет, нет даже членских взносов. Просто запишись, чтоб хотя бы мы знали, кто из прихожан живет в одном районе и объединить их в группы. Часть мигрантов — нелегалы, боятся засветиться. Многие просто не хотят — «зачем это вам?». Русские члены приходского совета и епархиальной ассамблеи уже охрипли отвечать — чтобы вы имели право голосовать на выборах. Нет, говорят нам в ответ, раз я хожу в этот храм, значит, имею право голосовать. Они считают, что английские законы заканчиваются на пороге нашего храма. Это молодые, достаточно обеспеченные люди до 40 лет, у всех высшее образование.

Видимо, люди хотят власти сейчас. На родине потеряли возможность утвердиться, теперь хотят компенсировать эту потерю.

— Прихожане, этнические англичане в основном пришли из атеизма или перешли из англиканства?

В.Ш. Все по разному, кто-то из англикан, кто-то из католиков, кто из неверия. Лет 10 назад в англиканской церкви был кризис, когда разрешили рукополагать в священники женщин, и один провинциальный англиканский приход в полном составе во главе со священником и дьяконом попросился в православие.

И.Ш. Владыка Антоний обучал их 4 года, прежде чем убедился, что они хотят перейти к нам не в знак протеста, а из желания быть православными, причем понимают, что это значит. Только тогда принял в православие и в епархию.

Но это один только приход целиком, обычно у нас ведется «штучная работа».

— Легко ли у вас новичку стать своим?

В.Ш. Это очень индивидуально. Я наблюдал, как приходили новые люди. Например, есть одна молодая женщина, ее зовут Света. Она с первых же дней стала активным членом прихода. Сразу встала за свечным ящиком, ходила на все службы, постоянно исповедовалась и причащалась. Через год-два ее выбрали старостой.

И.Ш. Она пришла к вере как олень к воде, и влилась в приход совершенно органично. Я там тоже была своей с первого дня, но я пела и читала. В целом же, если у человека есть дело и он не просто пришел помолиться для самого себя, то его немедленно принимают. У Маргарет на вечере я впервые увидела одного из наших старейших прихожан. Он убирает уже 17 лет в алтаре. Но стоит в углу так, что его вообще ни видишь. Именно его владыка благословил убирать в алтаре. Он достаточно влиятельный и богатый человек. С другой стороны никто не будет никого заставлять чем-то заниматься.

И.Ш. А вот новички очень часто пугаются, когда к ним обращаются со словами «Чем вам помочь…». Некоторые больше не приходят.

Надо учесть, что владыка вообще нес большую работу по несению в мир христианства как такового. К нам в храм очень много ходило и ходит неправославных. Их как считать — своими или новичками? Они тоже молятся, может быть по-своему. К нам приходят из других приходов, приезжают из других стран… У нас очень своеобразный приход. Сейчас новичка и опознать-то довольно трудно. Приходит человек, ты думаешь — новичок, «вам чем-то помочь?». А он в ответ: «Смотря в чем, я вообще-то сын учредителя этого прихода».

— Бывал ли владыка Антоний строгим? Слушая аудиокассеты с его проповедями у некоторых складывается впечатление о добром дедушке, который рассказывает сказки.

И.Ш. Это был самый требовательный человек на свете, из тех, кого я знаю.

В.Ш. Он сам был аскет и самая большая строгость была в его примере. Но ни в коем случае его строгость не проявлялась в том, чтобы кого-нибудь одернуть, критиковать. Во всяком случае, я этого никогда не видел.

И.Ш. Если он что-то не одобрял, он об этом говорил. Но в иных случаях он был не то, что строг, а чрезвычайно крут. Когда, например, человек не соответствовал своим обязательствам. Например, если человек не выполнял свои обязательства — не то, что в приходе, но во всей жизни. Владыка неоднократно говорил: если ты стал членом Церкви, то должен быть христианином, то есть во всей твоей деятельности ты должен стремиться к максимальной отдаче, к максимальной добросовестности.

— Нести свой крест?

И.Ш. Этого выражения я от него не разу не слышала. Но что много раз я слышала — что каждый из нас призван стать иконой, чтобы люди видели, что мы живем иначе, чем все, что мы живем по учению Христа, любовью Христа. Мы не имеем права своими ошибками, мелочевкой своей жизни затмевать свое призвание. Бог в человека верит, и человек должен соответствовать этой вере Бога в человека — мы об этом сделали несколько передач по Би-би-си и текст опубликован. Один раз мне сильно от Владыки влетело, когда я не пошла на антикоммунистическую демонстрацию. Он сказал тогда: «Ты же всегда выступаешь против коммунизма. Ты не имеешь права призывать людей, а сама не делать». Он не говорил: не говори красивых слов, а говорил — действуй, раз сказал. И к тем, кто поступал иначе, снисхождения не было.

О тех, кто приходили на литургию в шортах, он говорил: «Ну когда-нибудь дорастет до понимания».

— Без владыки что-то изменилось в приходе? Община держалась именно на нем?

И.Ш. Во-первых мы очень ясно чувствуем, что он еще с нами. Во-вторых, община держится и развивается.

В.Ш. Его величайшая заслуга, что он ее построил настолько прочно, что не может быть и речи, чтобы она развалилась. Она самоорганизована изнутри.

Интервью подготовил Алексей РЕУТСКИЙ

http://www.nsad.ru/index.php?issue=15§ion=9999&article=199