 |
| Русский журнал | Наталья Серова | 23.05.2005 |
Право на торжество
Он брал Берлин, он правда брал Берлин
Александр Галич
В дело идет все:
— очевидные и давно квалифицированные как «преступления» действия советского руководства, такие как Пакт Молотова-Риббентропа и дополняющий его секретный Протокол, расстрел польских офицеров под Катынью и репрессии на освобожденных территориях;
— неоднозначные с юридической точки зрения присоединения территорий и изменения границ, попытки защитить геополитические интересы СССР по окончании Второй мировой войны;
— жестокость советских солдат по отношению к местному населению, особенно на территории Германии, которая каралась, зачастую по личным распоряжениям Сталина, расстрелами;
— приказ N 227, более известный под названием «Ни шагу назад!», штрафные батальоны и заградотряды, огромные потери, которые понес Советский Союз, и пр.
Отвечать на все это как-то даже не хочется, поскольку в нашей стране об этом всем давно все известно, также как известно и то, что, понеся огромные потери, СССР отстоял свою независимость, освободил всю Восточную и значительную часть Центральной Европы и спас миллионы жизней, во всяком случае в тех странах, территории которые рассматривались руководством Рейха как «жизненное пространство».
В дальнейшем советское руководство, отстаивая геополитические интересы Союза, наломало много дров и добилось таки того, что население не только стран «социалистического лагеря» и Прибалтики, но и самого Союза возненавидело коммунистическую демагогию, при первой возможности с готовностью отреклось от надоевших социалистических ценностей и дружно развернулось на Запад.
В итоге Россия, ставшая правопреемницей Союза, потеряла не только все то, что было достигнуто по итогам Второй мировой войны, но и свои окраины, некогда входившие в состав царской России.
В сущности, эти плачевные результаты можно рассматривать как возмездие за преступления, ранее совершенные царским и большевистским режимами, или, если угодно, как торжество исторической справедливости.
Однако из всех этих старых преступлений, недавних потерь и прочих неудач последнего времени никак не следует, что Россия не имеет права торжественно и не оглядываясь ни на кого отметить День Победы, который уже 60 лет является праздником, безусловно признаваемым как ее населением, так и властью.
Два «преступных проекта»
Германия и Англия являются двумя столпами европейского
мира и главными опорами против коммунизма…
Наверное, можно будет найти решение,
приемлемое для всех, кроме России.
Невилл Чемберлен, сентябрь 1938 года
Интересно, что адепты этого тренда даже не дают себе труда проанализировать разницу между двумя «преступными проектами» — сталинским и гитлеровским, которые, как известно, базировались на принципиально разных идеологиях.
Концепт Гитлера состоял не только из идеи национал-социализма (не путать с тезисом о возможности построения социализма в одном отдельно взятом государстве — последние события подтвердили, что это невозможно), но и из набора догматических утверждений, вроде превосходства немецкой нации, ее права на дополнительное «жизненное пространство», и градации всех прочих народов на тех, кто имеет право на существование — первая категория, тех, кто подлежит частичному искоренению и эксплуатации — вторая категория, и обреченных на полное уничтожение — третья категория.
Заметим, что население стран Прибалтика, т. е. государств, особенно яростно требующих «исторической справедливости», согласно этому «табелю о рангах», принадлежало к первой категории, чего не скажешь о России, Украине, Белоруссии или о Польше, которая может на основании личных впечатлений судить о разнице между фашистской и советской оккупациями.
А разница эта прямо вытекает из различий между концептом Гитлера и советской идеологией, в основе которой лежали идеи классовой борьбы и пролетарской солидарности трудящихся. Т. е. речи о тотальной зачистке каких-либо народов и близко не было, что, впрочем, не исключало репрессий в отношении отдельных народов, но репрессий, а не поголовного уничтожения.
Т.е., как теперь говорят, «почувствуйте разницу» между газовой печью и сталинским лагерем или ссылкой на поселение в малопригодные для жизни районы.
Что касается выдающейся роли союзников в разгроме фашистской Германии и освобождении Европы, то тут на первом месте стоит стремление защитить единую семью европейских народов от «русского варварства» — главная доминанта политики цивилизованного Запада в отношении России, начиная со времен Тридцатилетней войны и до сегодняшнего дня включительно.
Впрочем, во время Второй мировой войны это стремление зачастую принимало особо извращенные формы.
Вот, например, чем занимался в августе 1941 года, т. е. за четыре месяца до нападения Японии на Перл Харбор, американский Совет по внешним сношениям, работавший в тесном контакте с Госдепартаментом над стратегией США в сфере международной политики.
На заседании, тема которого может шокировать сама по себе — «Вопросы американской политики, касающейся нацистско-большевистской войны», обсуждались три варианта исхода войны в Европе:
— если большевистский режим сохранится;
— если большевистский режим падет;
— если после падения большевистского режима будет установлен режим сотрудничества с Германией.
Выкладки этого документа из Архива Внешней Политики Российской Федерации поражают своим геополитическим цинизмом, однако наиболее полное представление о направлении мыслей американских стратегов можно получить, ознакомившись с выводами, сделанными во время этого «мозгового штурма»:
«Военный результат этой войны не только решит судьбу большевистского режима (заметим, что о судьбе гитлеровской Германии речь не идет); он может обусловить огромный процесс перегруппировки сил от Богемии до Гималаев и Персидского залива (т. е. речь все-таки идет о разгроме СССР). Страницы истории открываются вновь, краски снова льются на карты» (а вот это по-настоящему круто — чувствуется азарт мирового демиурга).
Ключ к этому лежит в реорганизации Восточной Европы, в создании буферной зоны между тевтонами и славянами (ранее обсуждался вопрос о том, «стоит ли США по примеру Гитлера санкционировать массовое переселение народов» для создания этой самой буферной зоны). В интересах Америки направить свои усилия на конструктивное решение этой проблемы, если только желательно предотвратить повторение войны" (тоже весьма симптоматично: новая война, оказывается, может быть и желательной, раз уж тут такие дела — страницы истории открываются, краски льются на карты…).
Или — если вернуться в Европу, где воображение политиков был ограничено одним континентом, — лидер союзной Великобритании, партнер Сталина по переговорам в Тегеране и Ялте Уинстон Черчилль осенью 1942 года, когда гитлеровские войска заняли всю Украину и вели бои на подступах к Волге, вдруг разражается почти страстной тирадой о любви к Европе:
«Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе… Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом, как единое целое… Я обращаю свои взоры к созданию объединенной Европы».
Т.е. осенью 1942 года Черчилль, похоже, решил, что все: игра сделана, и пора, следуя по стопам Чемберлена, договариваться с Гитлером, строить вместе с ним «объединенную Европу» и сохранять «культуру древних европейских государств», и черт с ними, с этими евреями, славянами, цыганами и прочими неполноценными народами.
А также с японцами, на которых три года спустя испытали действие атомных бомб.
И теперь эти же люди, вернее, правопреемники этих людей рассказывают нам о гуманизме, правах человека и прочих общечеловеческих ценностях….
Что касается реального вклада второго фронта в разгром фашистской Германии, то тут лучше обратиться к цифрам, которые не зависят ни от идеологии, ни от геополитических интересов. И подобно тому как двадцатимиллионные потери Советского Союза однозначно свидетельствуют не только о героизме советских людей, но и о стратегических просчетах Сталина и его готовности платить за победу любую цену, так и данные о потерях гитлеровской Германии на восточном и западном фронтах демонстрируют разницу между тем, что реально сделала для победы Красная Армия и что — союзники.
Оставив за скобками тот факт, что до июня 1944 года СССР один воевал с Германией в Европе, заметим, что 85% всех фашистских дивизий воевали на Восточном фронте и 75% всей боевой техники фашисткой Германии было уничтожено Красной Армией. На заключительном этапе войны, т. е. после высадки союзников в Нормандии, советские войска разгромили 607 немецких дивизий, союзники — 176.
Не дождетесь!
Время подвиги эти не стерло:
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло —
И оно свои тайны отдаст
Владимир Высоцкий
А вот стремление этот праздник испортить — причем именно сейчас, а не в 1985-м, 1995-м или в 2000-м, — невозможно объяснить, не прибегая к конспирологии. Действительно, если бы от России на самом деле хотели извинений и покаяния, так их надо было требовать на заре перестройки — тогда обновленный Союз был готов приносить извинения за все, что наворотили его бывшие правители. И надо признать, что Союз уже извинялся и за Польшу, и за Венгрии, и за Чехословакию.
Да и перед прибалтами фактически извинился и отпустил их на все четыре стороны — раньше всех, еще до распада Союза. Впрочем, во времена Горбачева и Ельцина слово «оккупация» не звучало столь настойчиво, да и странным казалось иметь претензии к России, президент которой вполне однозначно поддержал стремление прибалтийских стран добиться отделения еще в декабре 1990-го, когда его собственное положение было не особенно прочным.
А потом, во время августовского путча 1991 года, именно москвичи да Верховный Совет РФ, т. е. те же россияне вышли на защиту свободы, в то время как прибалты, западенцы и прочие свободолюбивые жители союзных республик тихо отсиживались по домам и ждали, чем все это кончится.
Тут то оно и кончилось, довыступались «За вашу и нашу свободу!».
И тем не менее хочется спросить, зачем (или почему) накануне Праздника Победы с Запада от России требуют покаяния, а с Юга — грозят терактами и обещают устроить 9 мая большой фейерверк, причем не только в Москве или на Северном Кавказе — как это бывало и раньше, но и в городах Урала, и Сибири.
Да и вообще, как-то уж больно подозрительно это выглядит — так дружно всем миром, и с явным желанием унизить, еще раз унизить и еще больше унизить.
Еще вызывает удивление то сладострастное удовольствие, с которым некоторые российские СМИ старательно собирают и подробно пересказывают все гадости, которые рассыпаны по иностранной прессе, а также антироссийские комментарии «хорошо известных в узких кругах» политиков и так называемых общественных деятелей.
Очень хочется «наехать», но боятся, что ли? Все-таки почти в каждой российской семье действительно помнят о тех, кто воевал или погиб во время Великой Отечественной войны.
Между тем вся эта информационная кампания, проводимая, на первый взгляд, под лозунгом «разоблачения злодеяний сталинского режима», на деле почему-то оказывается адресованной современной России, которая уже давно отчитала все эти грехи на коллективной исповеди.
Впрочем, «отчитали» те, кто постарше, они все это помнят и, в общем, понимают, а вот молодые люди, учившие историю по учебникам, написанным в рамках освоения грантов, зачастую не могут ответить на вопрос, кто победил в Гражданской войне 1, но зато точно знают, что определяющую роль в победе над фашизмом сыграли союзники, ведь «война кончилась через год после их высадки в Нормандии, а так бы еще воевали и воевали, и не известно, чем бы дело кончилось"2.
Такую информационную атаку, да еще приправленную постоянно повторяемыми рассуждениями о том, что «патриотизм является последним прибежищем негодяев», трудно — даже если в ответ рискуешь получить клеймо «сталиниста» — квалифицировать иначе, как «идеологическую диверсию», нацеленную на разрушение национального самосознания и размывание государственного суверенитета.
А вот как сопротивляться этой атаке, совершенно непонятно, тем более, что и опереться-то, как представляется, не на что: сплошная мешанина из глобализма, монетаризма, мондиализма и прочих символов всеобщности, которые парят в холодном безвоздушном пространстве над блестящими упаковками вульгарного примитивизма.
Разве что вспомнить про крепкие тылы в виде исторической памяти и почти животного ощущения собственной самости, понимаемой не как отдельность убогого индивида, но как уникальность и самостоятельность человека, осознающего себя частью своего народа.
И тут надо сказать отдельное спасибо госпоже Вике-Фрейберг и всем прочим, кто своими оскорбительными выпадами в адрес России заставляют ее вынырнуть из полу-беспамятства и, снова окунувшись в дела минувших дней, вспомнить о «гордости великороссов».
Прямо по Пушкину, который признавался: «Я презираю свое Отечество с головы до ног, но если с этим соглашаются иностранцы, мне становится очень обидно».
Или еще, в письме к Чаадаеву: «Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человек с предрассудками — я оскорблен, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории своих предков, такой, какой нам Бог ее дал».
1 Это не фигура речи. Дочка моих вполне интеллигентных друзей, которая вполне успешно учится по всем предметам, задала этот вопрос своим родителям, поскольку «объективная» подача материала на уроках истории не подразумевала внесения ясности в этот вопрос.
2 Это почти прямая цитата из рассуждения еще одного одиннадцатиклассника.
06.05.2005
