 |
| НГ-Религии | Митрополит Минский и Слуцкий Филарет (Вахромеев) | 18.05.2005 |
— Ваше Высокопреосвященство, каждая семья в России и Белоруссии помнит о Великой Отечественной войне. Как сохранились в вашей памяти эти годы испытаний для нашей страны и Русской Православной Церкви? Чем запомнились вам дни 22 июня 1941 года и 9 мая 1945 года?
— К началу войны мне исполнилось всего шесть лет, и я не без труда вспоминаю свои личные ощущения; во многом они переплетаются с рассказами родителей. Помню наши сборы на летний отдых — отец получил очередной отпуск как раз накануне войны. У нас даже сохранилась справка из училища Московской консерватории: «…разрешается очередной отпуск с 21 июня по 15 августа».
Родители собирались провести отпуск в своем любимом Кореневе Клепиковского района Рязанской области, что возле села Тумы. Но при этом они замечали много симптомов, которые заставляли их, как и всех внимательных людей, быть начеку. Всю весну 1941 года проводились учебные светомаскировки, газетные сообщения были очень разноречивы, Германия к тому времени уже оккупировала Польшу, к апрелю английский Ковентри был разбомблен, англичане сами стали совершать налеты на Берлин…
В воскресенье 22 июня отец взял меня с собой в магазин на Добрынинскую площадь, чтобы исполнить мое давнишнее желание — купить мне большой мяч. Здесь, на площади, мы и услышали выступление Молотова с сообщением о том, что немецкие войска нарушили нашу западную границу и бомбят многие населенные пункты.
Вместо мяча я получил маленький заплечный мешок, в который мама собрала самое необходимое для тех случаев, когда объявляли воздушную тревогу. Такие мешки были и у сестры Ольги, и у всех членов нашей семьи, как, впрочем, и у всех москвичей.
Первая воздушная тревога в Москве была объявлена 24 июня. К счастью, она была учебная, но мы об этом догадались только в бомбоубежище. Так что именины отца — а это был день апостолов Варфоломея и Варнавы — мы провели не так, как всегда…
Однако с октября отец уже работал со своими учениками, а после того, как фашистов отбросили от Москвы, жизнь столицы вошла в суровое, но в целом привычное русло. Отец много работал иногда даже во время вечерних авианалетов. Вскоре в Москве стала возобновляться деятельность музыкальных учебных заведений, и папа стал еще более занят своими профессиональными делами.
21 марта мне исполнилось семь лет, и 7 апреля 1942 года, на третий день Пасхи, отец начал учить меня игре на фортепиано. Я очень смущался, но вскоре все вошло в норму. Помню, что в день папиных именин мы с ним были в садоводстве на Воробьевых горах и покупали рассаду капусты и помидоров. Тогда все клочки московской земли при жилых домах жители использовали как маленькие огороды. И у нас тоже был свой огородик.
Весна 1945 года — это прежде всего репродукторы в каждом доме, по всей Москве, по всей стране рассказывающие о событиях на фронтах. После первомайского парада разговоры были об одном — о падении Берлина. О том, что гарнизон города капитулировал, сообщили 2 мая. Светлое Христово Воскресение 3 мая было Пасхой долгожданной Победы. Светлая седмица стала торжеством витающей в воздухе вести об окончании войны. Люди буквально старались не отходить от радиоприемников и репродукторов, атмосфера была накалена, кажется, до предела!
Сообщение о подписании акта о безоговорочной капитуляции Германии состоялось 9 мая в 2.30. Ночи уже не было, а наступивший день был жарким и в прямом, и в переносном смысле. В 22.00 был дан салют Победы — 30 залпов из 1000 орудий в свете разноцветных прожекторов!.. И бесконечная радость, и надежда, и вера, что теперь все будет только хорошо!
— Другая, теперь уже во многом историческая дата — 20-летие начала так называемой перестройки. Как вы сегодня оцениваете переходный период от советского прошлого к нынешней непростой ситуации? Что он дал Церкви?
— «Перестройка», которую советское руководство пыталось совершить во второй половине 80-х годов, была явлением очень противоречивым. Начиналась она во многом как очередная партийно-государственная кампания, и ее лозунги, как помнится, поначалу не слишком-то привлекали внимание народа. Думаю, многие прочили ей участь объявленного Хрущевым коммунизма к концу столетия. На первых порах народ всколыхнула только неуклюжая антиалкогольная кампания. Впрочем, влияние событий в Польше, профсоюзы «Солидарность» во главе с Валенсой и польский Папа уже заставляли задумываться о неизбежности каких-то перемен.
Помню, как во время проведения известной партконференции радиоприемники и транзисторы были включены и в квартирах, и в транспорте, и в руках у прохожих. Даже в гараже Минского епархиального управления из динамиков моей «Волги» раздавались взволнованные речи партактива… Все хотели перемен!
Церковь во времена «перестройки» была занята церковными делами и прежде всего подготовкой к празднованию 1000-летия Крещения Руси. Об этом уже много сказано, и я лишь повторю, что это центральное событие 1988 года и его последствия показали, что Русская Православная Церковь жива и твердо стоит на ногах. Советская власть так и не смогла уничтожить генетическую память о родовом и национальном православном прошлом народа. Вспомните, какой огромный интерес в те годы был проявлен к истории Отечества, как люди собирали подписи под призывами переиздать собрания исторических сочинений Соловьева, Ключевского и митрополита Макария!
Наконец, празднование 1000-летия Крещения Руси дало Церкви возможность ввозить в страну, издавать и переиздавать духовную литературу, в первую очередь Библию, богослужебные книги, жития святых…
О «перестройке» тогдашней власти можно сказать словами евангельской притчи: «Никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата… никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут» (Лк. 5:36−38). Власть не менялась, потому что не была способна к переменам, но менялись люди, в том числе власть имущие. Помню наши встречи с Горбачевым, визит Рейгана в Даниловский монастырь.
Уверен, что многие советские лидеры и деятели высших и средних государственных эшелонов не были убежденными атеистами. Помню, как годы спустя после церемонии открытия мемориала на Прохоровском поле в кулуарах прозвучало благодарение Богу и священноначалию за то, что вчерашние гонители Церкви нередко становятся ее чадами и не на словах, но на деле доказывают искренность своих убеждений.
После 1988 года в Русской Православной Церкви произошли важнейшие события: был определен путь решения административных вопросов церковного управления в ее канонических пределах. Чтобы проиллюстрировать это, напомню, как была образована Белорусская Православная Церковь.
Синод Русской Православной Церкви на заседании 6 июля 1989 года принял постановление восстановить Полоцкую, Могилевскую и Пинскую епархии с последующим утверждением на предстоящем Архиерейском Соборе. До этого времени всю территорию Белоруссии объединяла одна Минская епархия, а у меня был титул Митрополит Минский и Белорусский.
Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, посвященный празднованию 400-летия учреждения Московского Патриаршества и проходивший 9−11 октября 1989 года в Свято-Даниловом монастыре, принял определение об образовании Белорусского Экзархата Московского Патриархата и утвердил решение Синода об образовании трех упомянутых исторических епархий.
16 октября 1989 года на очередном заседании члены Синода Русской Православной Церкви во исполнение определений Архиерейского Собора меня назначили Экзархом Белоруссии и постановили впредь иметь титул Митрополит Минский и Гродненский, Патриарший Экзарх всея Белоруссии.
Решения этого Архиерейского Собора были утверждены Поместным Собором Русской Православной Церкви, проходившим в Свято-Троицкой Сергиевой лавре 7−8 июня 1990 года. Так была образована Белорусская Православная Церковь наряду с существовавшим уже десятилетия Украинским Экзархатом — Украинской Православной Церковью.
Таким образом, Церковь своим примером показала путь административной реорганизации, при котором сохранялось церковное единство и церковный канон.
— Вы долгое время возглавляли Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата. Как вы оцениваете нынешнее состояние межхристианских отношений? Действительно ли, как считают многие, христианский экуменизм прошлого века должен смениться в нынешнем веке каким-то иным типом взаимоотношений и взаимодействия между христианами разных исповеданий?
— Межхристианские отношения в последние годы были и остаются весьма неоднозначными. Мы помним кризисную ситуацию, возникшую в вопросе об участии Русской Православной Церкви во Всемирном Совете Церквей (ВСЦ). К счастью, остроту этой проблемы удалось преодолеть и вывести процесс в конструктивное русло. Тем более что в советский период, зачастую благодаря именно ВСЦ, положение Русской Православной Церкви в Советском Союзе не ухудшалось, а, наоборот, становилось предметом пристального внимания мировой христианской общественности. Мы помним об этом с благодарностью.
Межхристианские разделения — это не только печальные, но во многом тревожные явления. Ведь причиной напряженности стали уступки человеческим порокам, которые секулярное общество настойчиво, а порою и небезуспешно, навязывает христианству.
Но я не могу не отметить и положительные процессы в области межхристианских отношений. Еще в 1970 году начался богословский диалог с представителями Евангелическо-Лютеранской Церкви Финляндии, который не только выдержал испытание временем, но и набрал силы для начала нового этапа наших богословских встреч.
После Второй мировой войны лютеране одними из первых среди западных христиан посетили Москву. С того времени представители наших Церквей регулярно обменивались визитами, укрепляя дружеские отношения. Эти связи способствовали достижению взаимопонимания между верующими Запада и Востока, поддерживали Русскую Православную Церковь в трудное для нее время.
Отдельная страница этой летописи — отношения Русской Православной Церкви и Евангелической Церкви в Германии, которые также развиваются на всех уровнях — от церковного руководства до духовных школ, приходов, братств и сестричеств.
Несмотря на сложности в отношениях с Римско-Католической Церковью, мы, представители Православной Церкви в Белоруссии, никогда не прерывали воистину братского общения с германскими и североитальянскими католическими епархиями и приходами, монастырями и учебными заведениями. Сегодня это заключает в себе очень важный потенциал, который может быть направлен на улучшение взаимоотношений с Римско-Католической Церковью по всему спектру вопросов и проблем.
Что касается какого-то иного типа взаимодействия между христианами разных исповеданий, то я не считаю необходимым изобретать какие бы то ни было экзотические формы сотрудничества. Действительно, перед христианством встают новые по своей форме вызовы времени и новые угрозы со стороны антихристианских сил. Но наше противостояние им целиком и полностью лежит в сфере чистоты нашего исповедания христианской веры, нашей верности Евангелию и нашей твердости в испытаниях стихиями века сего. «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же», — сказал апостол Павел. А затем добавил, как будто прозрев будущие соблазны человеческого рода, «учениями различными и чуждыми не увлекайтесь» (Ев. 13: 8−9).
— Не секрет, что и межправославные отношения в настоящее время являются непростыми. Что, на ваш взгляд, можно и нужно сделать для консолидации православия и усиления его свидетельства в современном мире?
— Одним из важнейших шагов в этом направлении стала разработка и принятие «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви». Это лишь на первый взгляд кажется, что данный документ актуален только для Московского Патриархата. На деле его внимательнейшим образом изучили во всем христианском мире и в первую очередь в Поместных Православных Церквах. Он помог не только нам самим определиться в отношениях с секулярным миром, но и выработать в православном мире соборную позицию по самым злободневным вопросам современности.
Сенсации нужны лишь праздной публике, а для вдумчивых людей настоящую ценность имеют кропотливые и упорные труды, почти всегда остающиеся вне области внимания средств массовой информации. Но именно упорно, настойчиво и скромно совершается укрепление всеправославного единства, какие бы трудности и удары ни испытывали Поместные Церкви извне и изнутри.
Вопрос о сложностях в межправославных отношениях связан по большей части с вновь возникающим присутствием Константинопольского Патриархата, на сей раз в деле умиротворения межконфессиональной ситуации и восстановления православного единства на Украине. Что ж, Русская Православная Церковь вновь предостерегает и светские власти на Украине, и представителей Вселенского Патриарха об опасных последствиях их необдуманного вовлечения в украинскую религиозную ситуацию. Напомню, что напряжение в этой сфере возникло в результате прямого и беспардонного вмешательства тогдашних руководителей украинского государства и Ватикана в религиозную жизнь народа Украины. Неужели неясно, что вмешательство еще одной силы лишь усугубит недуг, а не приблизит исцеление?
Говоря о православном единстве, мы не можем не сказать о нашей неизменной поддержке Сербской Православной Церкви в ее испытаниях. Геноцид православных сербов, разрушение исторических христианских святынь в Косово разрушительны не только для Сербии и славянского мира, но для всей Европы в целом! Не сможет крепко стоять общеевропейский дом, если он строится одновременно с разрушением христианских храмов и монастырей в сердце Центральной Европы, с отказом от упоминания о Боге в общеевропейской конституции, с узаконенным в общественном сознании и в некоторых национальных законодательствах пороком.
И вновь с надеждой и радостью говорю о добром примере, который подает православному миру Русская Православная и Зарубежная Церкви. Уверен, что предваряемое молитвой и взаимным покаянием осторожное и взвешенное сближение непременно увенчается добрыми плодами.
— Вы являетесь председателем Синодальной Богословской комиссии Русской Православной Церкви. Что находится в центре внимания комиссии в настоящее время? Какие богословские проблемы представляются вам наиболее важными в современных условиях жизни и свидетельства Церкви?
— Фундаментальная и одновременно вечно актуальная проблема — учение о Церкви и человеке. В последние годы в этой области проведены глубокие научно-богословские исследования. Синодальная богословская комиссия организовала и провела масштабные форумы с участием известных богословов и светских ученых из разных Церквей и стран мира. Но жизнь Церкви и жизнь человека в Церкви и мире каждый год выдвигает на передний план новые проблемы, требующие не только социологического или психологического исследования, но именно богословского осмысления.
Один из парадоксов современного мира состоит в том, что человек, с одной стороны, забывает о Боге, а с другой стороны, обращаясь к нему вследствие самых разных причин, уже не помнит или вовсе не знает, каков Он, его Бог и Творец.
Современный человек склонен скорее наделять Господа своими личными чертами и качествами, чем самого себя выстраивать по образу и подобию Божию. Эта особенность проявляется и в безграмотных спекуляциях на тему Евангелия и новозаветной истории, в религиозном экстремизме и даже терроризме, который осуществляется с именем Господа на устах…
Поэтому результаты богословских трудов и исследований могут и должны становиться сегодня верным лекарством от личных и социальных недугов. Это касается именно прикладного значения богословия в современном обществе. Здесь основным принципом могут быть слова Священного Писания: «Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян. 10: 34−35).
Богословие остро востребовано во многих внутрицерковных дискуссиях и в обществе в целом. Без участия богословов было бы невозможно сформулировать принципы отношений Русской Православной Церкви к инославию, основы нашей социальной концепции. В системе духовных учебных заведений классическое богословское образование сегодня также весьма востребовано. Интеллектуальный уровень нашей паствы требует высокой степени образованности пастырей, и это уже не просто отвлеченная научная задача, но вопрос широкой приходской практики.
Светская часть общества также настойчиво обращается к богословской мысли. Круг ее вопросов весьма широк, начиная от необходимости осмысления фундаментальных проблем и открытий, которые переживает современная наука, и заканчивая повседневными вопросами общественной жизни.
— Среди своих учителей вы неизменно называете митрополита Никодима (Ротова). Владыка Никодим отошел ко Господу более четверти века назад, но его имя по-прежнему на устах… Расскажите, Ваше Высокопреосвященство, об истории ваших отношений с митрополитом Никодимом.
— От святого Крещения до своей кончины этот человек жил в Церкви. Придя в сознательный возраст, он жил исключительно жизнью Церкви, именно поэтому о нем так легко молиться.
Впервые я увидел владыку в 1956 году в Патриаршем Богоявленском соборе в Москве. По-видимому, это было 25 февраля — день тезоименитства Патриарха Алексия I. На службе появился молодой иеромонах с огромной «бородой Аароновой» и длинной косой. Он приехал из Ярославля со своим правящим епископом и был представлен Святейшему Патриарху, который напутствовал его на послушание в Иерусалим в качестве члена Русской Духовной миссии. Свидетелем как раз этого момента я и оказался.
В один из его приездов из Святой Земли в Троице-Сергиеву лавру он неожиданно появился на втором этаже главного монастырского корпуса и направился ко мне в келью. Для меня, молодого иеродиакона, это было весьма неожиданно и необычно. В дверь входит мощный коренастый архимандрит и спрашивает: «Над чем работаешь?»
А я как раз работал на своей кандидатской диссертацией на тему «Пастырское душепопечительство Митрополита Филарета (Дроздова) по его письмам».
Так мы познакомились. Далее наши встречи имели деловой характер. Русская Православная Церковь в 1961 году вступила во Всемирный Совет Церквей и имела свою программу широкого молодежного участия в христианской церковной жизни. Мне вместе с несколькими выпускниками Московской Духовной академии посчастливилось принимать участие в Первом Пражском мирном конгрессе.
Владыка Никодим привез меня на родину моих отцов, познакомил с Ярославлем. Я весьма благодарен ему за это, а также и за благословение, чтобы не забывал землю отцов. С тех пор я действительно стал более внимательно относиться к своему роду.
Будучи инспектором Московской духовной академии, я приезжал на выпускные акты Ленинградских духовных школ, приветствуя наши школы-сестры от лица Московской Духовной академии и семинарии. Митрополит Никодим жил интересами академии и семинарии. Думаю, многие знают и помнят по своему личному опыту, как внимательно он относился к молодежи и поддерживал ее.
Позже, когда я уже был ректором Московской Духовной академии, митрополит Никодим как председатель ОВЦС испросил у Святейшего Патриарха благословение, чтобы ректор Московских духовных школ был вторым заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений. Владыка Ювеналий тогда был первым заместителем, а я стал вторым. Но, признаться, Святейший Патриарх Алексий I был не очень этим доволен: «Он должен быть в академии! Это второе послушание будет отвлекать его от главных обязанностей…» Поэтому назначение состоялось с формулировкой «…с временным оставлением в должности ректора». И я семь лет был в должности ректора «временно».
Викарием митрополита в Ленинграде я был в течение семи месяцев, и это дало мне очень много. Владыка часто отсутствовал, находился в командировках, он уже начинал тяжело недомогать, поэтому в его отсутствие мне приходилось продолжительное время наблюдать за жизнью епархии. Иногда владыка Никодим делал небольшие замечания, давал советы, которые запомнились мне столь хорошо, что я по сей день ими руководствуюсь.
Владыка с вниманием относился к молодым кандидатам во епископы и к молодым епископам, всем старался помочь и подсказать, как следует в наше время служить Церкви и не бояться трудностей.
Мне бы также хотелось с любовью вспомнить митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима. В семинарии он был моим классным наставником в течение четырех лет, и с тех пор мы были дружны. Я пользовался его добрыми советами и богатым опытом, у нас были общие духовные отцы. Владыка Питирим любил бывать в Белоруссии, не раз читал лекции в Минской Духовной семинарии.
«В память вечную будет праведник», — эти слова мы произносим, с любовью вспоминая обоих митрополитов. Это были подвижники, но не в пустыни или в келье, а в житейской пучине. Сохранить такую крепкую, несомненную веру и не забыть при этом о своих наставниках и учениках, о своем архипастырском долге — это подвиг.
— Владыка, недавно вы отметили свое 70-летие. Опираясь на жизненный опыт и на опыт архипастырского служения, как бы вы кратко определили призвание христианина в современном мире?
— Как раз незадолго до этого события мне довелось размышлять на данную тему в Италии. Прошлой осенью Богословская Академия Центральной Италии пригласила меня прочесть лекцию на открытии академического года в городе Ассизи.
Со студентами и преподавателями академии мы говорили о том, что во все времена человеку страшно без Бога. И сегодня, в век высоких технологий и информатики, человек в еще большей мере чувствует пустоту, когда не осознает и не ощущает присутствие Творца. Поэтому он начинает искать Его в фантазиях, экзотических культах и мистике.
Евангельское свидетельство сегодня должно быть школой доверия Богу. Но именно этому не научился современный человек, и нередко даже христиане проявляют неспособность всецело доверять Тому, Кого исповедуют. Это чаще всего проявляется в том, что Богу, бытие Которого не оспаривается, отводится лишь строго определенное место в жизни: например, на воскресном богослужении или во время чтения утренних и вечерних молитв. А в остальное время человек старается не зависеть от Бога, соблюдая свой суверенитет.
Однако, на мой взгляд, христианское свидетельство должно заключаться в том, чтобы каждый день, каждый час быть для окружающих частью той веселенной, где Премудрость создала себе дом, который есть Святая Церковь, и провозгласила, что «начало мудрости — страх Господень, и познание Святаго — разум» (Притч. 9: 1−10).
Марк Смирнов
