 |
| Новая политика | Сергей Черняховский | 18.05.2005 |
Даже оставляя в стороне как аморальные и маргинальные спекуляции, такие как гипотеза о равной ответственности СССР и Германии за начало 2-й Мировой войны, о том, была ли она агрессией Германии или упреждающим ударом, о приемлемости или неприемлемости цены, которую заплатил Советский Союз за Победу, нельзя не видеть, что вопросов, о которых можно спорить, более чем достаточно. В частности: это Россия победила Германию, или это безликая победа «всей антигитлеровской коалиции», или это коммунистический проект одержал победу над нацистским, защитив и сохранив гуманистический вектор развития человечества и т. д.
Разноречивых оценок прошедшего празднования уже достаточно: от официального «празднование победы антигитлеровской коалиции», до радикально оппозиционного «празднование успеха плана Барбароссы». Признаем, что последняя версия, при всей своей эпатажности, не так уж безосновательна — многие из целей, которые ставил Рейх, действительно достигнуты: если территория СССР и не превращена в «жизненное пространство» для «высшей расы», то сам Союз расчленен, его пространство превращено в территорию, где запущен механизм исторического и социального регресса, его составляющие превращены в периферию мирового пространства.
Даже торжественное прохождение войск, включая проезд ветеранов перед мировыми лидерами, можно при некотором изменении угла зрения воспринимать как проведение остатков разбитой армии перед властителями победившего мира. То, что мировые лидеры дружно встали при их появлении, может читаться и как чествование победителей, спасших мир, и как дань уважения мужеству поверженного врага.
На Бородинском поле тоже стоит памятник «Мертвецам Великой Армии». Кстати, именно эта армия, как бы ни утверждала официальная версия обратное, и выиграла собственно Бородинское сражение — и от этой грозной победы идет отсчет крушения Наполеоновской империи и поражения Великой Французской революции…
И все же, и все же, и все же…
При всей неполной осознанности того, что значит для нашей страны дата 9 Мая 1945 года, есть в ее смысле несколько итоговых сверхзначений, которые вряд ли можно оспорить, если только не выходить из серьезного оценочного пространства в пространство маргинальных спекуляций.
Прежде всего, это, на сегодня, единственная дата за длительный исторический период, по которой в России реально сложился общественный консенсус ее положительного восприятия. Большинство знаковых и эпохальных дат от древности до последних лет вызывают прямо противоположные оценки различных значимых политических сил: ни вокруг призвания Романовых, ни вокруг правления Петра, ни вокруг Великой Октябрьской революции, ни вокруг событий 1989−91−03 годов российское общество объединить сегодня нельзя.
9 Мая 1945 года — дата, которая, так или иначе, принимается как Великая Победа и уходящими со сцены либералами, и господствующими консерваторами, и поправляющимися от поражений коммунистами. И западниками, и неославянофилами. И мифическими атлантистами, и экстравагантными евразийцами.
Это — Великая Победа, и как не расходятся ведущие политические силы страны в дальнейшем ее прочтении и видении ее содержания, в признании ее как таковой они сходятся.
Во-вторых, какие бы ни были оценки проведенного 9 Мая 2005 года ритуала, в своем позитиве он означает а) что все ведущие страны мира признают 9 Мая 1945 года днем спасения миры от страшнейшей цивилизационной угрозы; и б) что главную роль в этом спасении они признают за Советским Союзом и его правопреемником — современной Россией.
Вторая Мировая война не была войной наций и государств. Она была битвой мировых проектов. По сути своей конфигурации она была войной модерна против контрмодерна, войной прогрессизма, представленного коммунизмом в Советском Союзе и либерализмом в США против накаленного традиционализма, представленного радикальным германским национализмом Третьего Рейха. Четвертый мировой проект — консерватизм, представленных Британской империей, по сути, оказался лишенным собственной субъектности и был обречен играть вспомогательную роль. Будучи, в своей сути, как и национализм, вариантом традиционализма, он вынужден был примкнуть к прогрессистской коалиции, которая оставляла ему место в мире, тогда как нацизм означал его уничтожение, как и остальных цивилизационных проектов.
При этом ни либерализм, ни консерватизм не стали самодостаточными в этой борьбе и никто из его носителей не оказал нацистской агрессии сколь ни будь достойного сопротивления. Мотивационному накалу гитлеровского контрмодерна смог противостоять лишь мотивационный накал коммунистического сверхмодерна. Дальнейшая судьба и поражение последнего — это отдельный вопрос, но тогда только он смог достойно защитить гуманистическую цивилизацию, рожденную в векторах Возрождения и просвещения.
Основным итогом этой победы стала победа прогрессизма. Ялтинско-Потсдамский мир стал миром признания самоценности человека, его разума и свободы, утверждением антропологического оптимизма, веры в прогресс и признанием самоценности человеческой истории.
Как бы жестко ни противостояли в этом мире атлантическое и советское прочтение этих ценностей, они спорили не о том, принимать их как таковые или нет, а о том, как их понимать и реализовывать.
С падением Ялтинско-Потсдамского мира, вызванного катастрофой раздела СССР, человечество оказалось отброшенным от этого выбора к значительно менее комфортному: между либеральным вариантом прогрессизма и занявшим нишу традиционализма радикальным исламским фундаментализмом. На место спора о том, как понимать самоценность человека, пришел вновь спор о том, а является ли он вообще ценностью, либо средством политической борьбы.
Поэтому 9 Мая 1945 года в своей сути — дата и символ прогрессистского и гуманистического устройства мира, его базовый миф, означающий для него то же, что Декларация Независимости для США, 1789 год для французской демократии или Октябрь 1917 для коммунизма и социализма.
Это тот рубеж и символ, который, кто бы как к этому ни относился, является знаменем сопротивления прогрессизма усиливающемуся натиску новой традиционалистской угрозы и Путин абсолютно прав, когда сравнивает исламско-фундаменталистскую угрозу (которую он с чрезмерной политкорректностью именует международным терроризмом) с гитлеризмом.
9 Мая 1945 года — это сущностный символ прогрессисткого единства в борьбе с цивилизационными угрозами. Разрушение этого символа — само по себе есть фундаментальная угроза самому гуманистическому вектору развития человечества.
Наконец, в третьих, именно в силу двух вышеназванных обстоятельств, Эта дата и это событие — скорее всего последнее, что может дать в истории опору для решения постсоветским обществом тех проблем, в которые оно оказалось опрокинутым в результате трагедии последнего двадцатилетия.
Следует признать: сегодня постсоветское общество, как в России, так и в других государствах, образовавшихся на территории СССР, пребывает более чем в печальном состоянии. Общим местом стала констатация неэффективности постсоветской экономики, демографической катастрофы в России, технологического регресса и нарастающая деиндустриализации.
Однако, в любом случае, прорыв здесь невозможен без объединения общества в признании стоящих задач и той или иной формы мобилизации, без осознания обществом своей самоидентификации.
9 Мая 1945 года — единственный пример консенсуса современного общества в отношении к прошлому. И это единственная возможная опора его консенсуса в отношении к будущему.
Если это осознавать, надо признавать и сакральный характер этой даты. Да, Великая Победа (советского народа в Великой Отечественной войне против немецко-фашистских захватчиков — прав Третьяков, когда говорит, что без полного обозначения победителя терминологическое обозначение этой даты выглядит парадоксально и бессмысленно) — это миф. Только политология, в отличие от обывательского сознания, под мифом понимает не «сказку», не «не правду», а социальный постулат, обладающий мобилизующим воздействием.
Но мифы живут по своим законам. И они базируются на принятии известной доли абсолютности заключенного в них знания.
Здесь мы встаем перед некой проблемой. Да, Великая Отечественная война — это важнейшее историческое событие. И поэтому нам нужна правда о ней.
И Великая Отечественная война — это базовый миф обретения самоидентификации общества, смысловая опора его прорыва из кризиса. А мифу вредны публичные дискуссии, разрушающие его сакральность.
Для того чтобы христианство смогло сыграть свою роль в истории, ему потребовался Никейский Собор, волевым порядком установивший, где проходят границы возможных богословских споров, выносимых для широкого обсуждения, а где — ересь, отлучаемая от церкви.
Но есть вещи, непозволительные даже для еретика, есть граница, превращающая ересь в надругательство.
Очень многие споры о Победе, о которых выше было упомянуто как о маргинально демагогических, относятся к этой категории.
В частности, к ним относится и легенда о неких неизмеримых потерях СССР в годы Великой Отечественной войны, как и ряд других: о равной ответственности СССР и Германии, о вынужденном и упреждающем ударе Гитлера в 41 году, о власовцах как борцах с тоталитаризмом, о том, что СССР не выиграл бы войну без своих союзников, о том, что войну вообще лучше было проиграть, а не выиграть и т. д.
В основе их — реальное неприятие факта этой Победы. Дикое, паталогическое неприятие этой победы, стремление десакрализовать ее, разрушить ее смысловое значение.
Да, нужна правда о войне, правда о Победе.
Но что на деле является правдой — скажем, потери в 10 миллионов человек, в 26 или в 40 — обычный наблюдатель подобных споров квалифицированно судить не может: ну нет у него ни достаточных данных, ни достаточной квалификации. Но сам факт такого публичного спора означает разрушение сакральности, разрушении мифа.
Какая тут Великая Победа, что это за победители? Это банда хулиганов, толпой забивающая заплутавшего прохожего. И какие они тогда «Спасители прогрессивного человечества»? Да от них самих надо мир спасать.
И оскверняются могилы освободителей. И чествуются бывшие эсэсовцы. И вместо того, чтобы преклоняться перед теми, кто своими жизнями спас Европу от рабства под пятой «высшей расы», вчерашние спасенные требуют от Спасителей покаяния и компенсации за свое спасение.
И рождается другой миф, уже не мобилизационный, а разоружающий: да не нужно побед такой ценой! И рождается оправдание коллаборационизма: вот, умные французы, сдали Париж, и культурные ценности сохранили, и погибших как мало! И чего это ленинградцы так упорствовали — сколько людей положили! И чего это под Сталинградом стояли насмерть — весь город разрушили.
И, стало быть, зачем сегодня упираться и пытаться вернуть себе свою страну? Зачем пытаться совершать какой-то прорыв? Зачем что-то возражать? Надо просто жить и довольствоваться похлебкой, которую выдадут победители.
А в основе — один простой и не очень оригинальный постулат: «Лучше жить рабом, чем рисковать жизнью в борьбе за свободу и свое достоинство».
Человек, в конечном счете, от животного тем и отличается, что у него есть за что умирать, кроме своего физиологического существования.
Тут уже каждый сам должен решить, кто он. И общество должно решить, хочет оно существовать дальше как социум, или готово исчезнуть с арены истории.
А в истории, наряду с прочими, существует и такой закон: лишь те народы сохраняются как таковые, которые готовы платить за свое существование. И более конкурентными оказываются те, кто готов заплатить больше.
17.05.2005
