Мчатся бесы рой за роем… Они ведь безо всяких аллегорий бесноваты. Кургиняны-Мамиконяны-Гаспаряны и прочие Колпакиди хотят указывать Дону, кто его герои. Они хотят терзать памятники так, как терзали живых людей.
Они хотели бы еще сто раз, хоть в виде памятника, убить и растерзать мальчика, исколоть штыками.
Отчего бюст генерала сейчас окутан мёртвой плёнкой? Что это — жалкая попытка уберечь памятник от вандалов — или боязнь красного меньшинства? (Оно в самом деле меньшинство, но неимоверно, нелюдски активно, что создает иллюзию величины. Но ведь так было и в 1917-м).
Страшно, что подобное происходит в Ростове-на-Дону. Ведь с советских времен пошла поговорка: «Дон помнит». Добавлять что-либо не было необходимо. Речь шла о чудовищном преступлении расказачивания, совершаемом вырусью под водительством неруси.
Петр Николаевич Врангель, герой Мировой войны. Покуда он бил врага, бодрая компания большевиков грузилась в пломбированный вагон, дабы обеспечить германца «Похабным миром»: смущать и развращать воюющих, сеять смуту, пользоваться ею.
К Петру Николаевичу пошли в страшную годину казаки. Дон помнит. Сколько раз я слышала эти слова, проходя в даты столетних годовщин дорогами Гражданской. Без восклицательного знака, он тут лишний. Просто: Дон помнит.
Сегодняшние наследники убийц свою ненависть к нашим памятникам ведут от своих родоначальников:
Ильич приветливо поздоровался со мной, поздравил с праздником, а потом внезапно шутливо погрозил пальцем:
— Хорошо, батенька, все хорошо, а вот это безобразие так и не убрали. Это уж нехорошо. — Он указал на памятник, воздвигнутый на месте убийства великого князя Сергея Александровича. Я сокрушенно вздохнул.
— Правильно, — говорю, — Владимир Ильич, не убрал. Не успел, рабочих
рук не хватило.
— Ишь ты, нашел причину! Так, говорите, рабочих рук не хватает? Ну, для
этого дела рабочие руки найдутся хоть сейчас. Как товарищи? — обратился Владимир Ильич к окружающим.
Со всех сторон его поддержали дружные голоса.
— Видите? А вы говорите, рабочих рук нет. Ну-ка, пока есть время до демонстрации, тащите веревки!
Я мигом сбегал в комендатуру и принес веревки. Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон.
— А ну, дружно — задорно командовал Владимир Ильич.
Ленин, Свердлов, Аванесов, Смидович, другие члены ВЦИК и Совнаркома и сотрудники немногочисленного правительственного аппарата впряглись в веревки, налегли, дернули, и памятник рухнул на булыжник.
— Долой его с глаз, на свалку! — продолжал командовать Владимир Ильич".
Казалось бы — достаточно бы, допустим, политическому лидеру издать распоряжение о демонтаже враждебных новой власти памятников и символов. (Вопрос о том, какая власть хороша, старая или новая, можно даже рассматривать не здесь). Но почему этот рыхлый, не способный наколоть дров, неспортивный образованец — впрягается сам? А ему это сладко, а ему это упоительно. Мы здесь власть. Ну и он нам не царь, разумеется.
Храм Христа Спасителя, на стенах которого были начертаны золотом имена предков барона Петра Николавича, доблестно павших в войне 1812 года, они ведь взорвали не менее задорно. Мы сумели его восстановить. Но ведь не для того же, чтобы утратить вновь? Кто-то поверил, что теперь у этих на груди — крест?
Пока идет СВО — тыл разъедает внутреннее украинство. Они, эти кургиняны-мамиконяны не избыли лютой ненависти ко всему русскому, к христолюбивому воинству, вставшему на пути безбожников.
Покуда мы молчим — они гудят и зудят. Покуда каждый из нас, гордых индивидуалистов размышляет, красивы ли виньетки на бумаге, которую мы соизволим украсить своим автографом, они закидывают ябедами инстанции.
Поставить свою подпись можно вот здесь.
Если они и вновь повторят свое преступление в Стерлитамаке, как мы будет смотреть в глаза детям, что стояли при освящении памятника в почетном карауле?
Дон — помнит?
Да не услышим этих, что каждый раз поют одно: «нас отвлекают от главного». Они появляются везде, где можно и нужно принять участие.
PS. Просьба о репосте к дружественным ресурсам и каналам. Именно в эти дни.