 |
| Правая.Ru | 17.05.2005 |
Прошло почти шестьдесят лет после исчезновения фашистской Германии. Нынешняя Германия не считает себя правопреемником той, доселе невиданной в истории человечества вершины тоталитаризма, что возникла на немецкой земле в 30-е годы прошлого столетия. Справедливости ради можно, конечно, кивать на еще одну соседнюю вершину — пик коммунизма. Между ними масса общего. В частности, адепты обоих поистине людоедских режимов любили рассуждать об особой «народности» созданных государствоподобных образований (государство — продукт компромиссов социальных слоев, но в данном случае можно говорить о продукте насилия, т. е. не о государстве, а об аппарате угнетения и порабощения). И все же между ними есть существенные различия. Фашизм вырос из целенаправленно разрушенной буржуазной демократии.
Тут необходимо сделать небольшое отступление от темы.
Есть мнение, что Веймарская республика оказалась жертвой невиданного в истории человечества экономического кризиса. Советские историки обычно указывали, что милитаризация и подготовка к новой мировой войне спасли экономику Запада от полной деградации. Скорее всего, этот вывод правильный лишь частично. Из истории второй половины 90-х годов прошлого столетия мы знакомы с таким феноменом, как «восстановительный рост». Он был и во второй половине 30-х годов, но Веймарская республика не успела до него дотянуть. Традиции демократии в Германии тех лет были все-таки еще гораздо слабее, чем в той же Англии, Франции или США. Фашисты взяли верх, затем оседлали «восстановительный рост» и получили признательность народа. Можно было готовиться к борьбе за «жизненное пространство».
Эффект «Народности» достигался различными способами. В ходу была безграничная демагогия, всевозможные праздники и фестивали, народные конкурсы в духе «Лучший стрелок по кабанам», но особо выделялась роль Вождя, который представлял собой некий неистощимый источник «народности». Вождь, и только он, обладал сверхъестественной прозорливостью и способностью толковать скрытые чаяния и желания народа. Поэтому институт парламентаризма постепенно лишился своих функций, а затем был ликвидирован за ненадобностью.
«Камланиям» на многочисленных выступлениях и заседаниях изначально был придан мистический формат. В ходу были газетные интервью очевидцев выступлений вождя и участников судьбоносных заседаний. Но если для советского режима не требовалось особого подтверждения сверхъестественных способностей Отца народов и неискушенный в элементарной демократии советский народ вполне довольствовался пропагандой и публичными поклонами «очевидцев», то немцы все-таки «хлебнули», пусть с позиций сегодняшнего дня и неполноценной, но все-таки реальной буржуазной демократии Веймарской республики. Поэтому «верности курса», которым фюрер вел страну и народ, требовалось всенародное подтверждение. Референдумы были востребованы политической практикой.
Любопытно, что, полагаясь на референдум как непревзойденный механизм манипулированием народной волей, Гитлер и его советники не имели более-менее стройного плана постепенного изменения германского законодательства с их помощью. В самом начале своего правления, убедившись в исключительной выгодности этого инструмента демократии в руках диктатора, вождь немецкого народа оставил ему особое место для экстренных случаев, когда возникала острая необходимость возложить ответственность за свои преступления на всех немцев. Исходя из вышесказанного, есть мнение, что всенародные опросы не были одной из основ существования третьего рейха.
Но в исторической науке имеет место и иная точка зрения. Солидная часть специалистов по истории германского фашизма считает, что в традиционный перечень характерных черт фашистского режима (крайний национализм, носящий мистический характер; вера в государство как высший результат общественного развития; идея социального патерналистского государства, т. е. государства, обязанного заботиться о каждом; агрессивная ксенофобия; вера в созидательную роль политического насилия; антипарламентаризм; идея жизненного пространства для нации (включая рынки для сбыта продукции, колонии для получения сырья) органичной частью входит и вера в референдумы как высшее проявление воли народа.
В годы нахождения нацистов у власти референдумы назначались исходя из сложившейся в настоящий момент внутренней или внешней политической ситуации. Их использовали с целью придания легитимности резких внешнеполитических поворотов или расширения полномочий диктатора.
Всенародные опросы играли немалую мобилизующую роль, их оформляли, как праздники возрождающейся нации, в виде основы функционирования общенародного государства всех немцев. В референдумы привносили дух древних германских племен и присущей им на начальной стадии своего формирования племенной демократии. В жизни такие племенные «референдумы» зачастую завершались тем, на что и рассчитывали вожди, — массы одноплеменников под руководством все тех же вождей совместно принимали решение об очередном походе из мокрых лесов и болот на ненавистную империю у теплого Средиземного моря.
Нацизм вобрал в себя всенародные опросы, как что-то родное и близкое. Отторжения не произошло. Референдумы стали одним из капиллярных сосудов, через которые нацистская идеология смешалась с присущим немцам в 30-е годы бытовым национализмом и жаждой стабильности после страшного экономического кризиса 30-х годов. «Бульон» получился кровавым для десятков народов Европы.
Со временем от старой буржуазной демократии в руках немецкого народа остались одни лишь референдумы. Но не многие понимали, что результат референдума в условиях развитой демократии совсем не равен результату референдума при тоталитаризме. Разница между ними огромна. Но нацисты, находясь у власти, не упускали случая продемонстрировать новый стиль управления страной.
Нацистские вожди боготворили референдумы. Бонз из имперской канцелярии поражала предсказуемость результата. Тем более что по хитрости составления вопросов референдума нацистские идеологи не знали себе равных. В общем, скоро все забыли, что референдум — все-таки метод демократии. К тому же Гитлер жестко критиковал буржуазную демократию. С особым негодованием он относился к представительной и законодательной власти, к местному самоуправлению. Согласно канонам нацизма страной должен был руководить непарламент, а вожди. Главный вождь в Берлине, поменьше в землях, и т. д. Страну и народ насильно ввергали в родоплеменной строй. Фатерланд — отчизна, земля отцов — стала одним из стержней нацистской пропаганды. Именно к «отцам» семейств апеллировала власть, призывала его на многочисленные всенародные опросы. «Отцы» должны были стать «стеной» перед угрозой буржуазного разложения (проституции, наркомании, гомосексуализма). Эта псевдонародность заменяла реальную политическую жизнь. Стоит отметить, что аполитичность вообще поощрялась. Рано или поздно культивируемая властями аполитичность и референдумы должны были найти друг друга. Более того, чембольше в немецком народе укоренялась аполитичность, тем более властью быливостребованы референдумы. Круг замкнулся.
В итоге в стране, исторически являющейся одним из форпостов европейской цивилизации, однажды умерла политическая жизнь. На политической сцене оказался всего один актер. Непредсказуемость итога политических баталий исчезла. Все стало стабильно и прогнозируемо. В сознание масс было привнесено и закреплено понимание, что пришедшая к власти партия останется у руля государства навечно. Политическое поле оказалось жестко замкнутым на личности диктатора. Источником политических новостей, единственным ньюсмейкером остался А.Гитлер.
Политический прогноз выродился в пристальное наблюдение за его выражением лица, телодвижениями, репликами. Борьба внутри верхушки правящей партии была скрыта за кулисами, и никто не смел даже спросить о судьбе того же Рема.
Гитлер подверг анафеме публичную политику. Он четко и искренне предложил народу сделку, суть которой можно схематично изобразить в следующем виде: Я (Адольф Гитлер) являюсь единственным политиком Германии, а народ должен мне и только мне поручить такое крайне опасное и тяжелое дело, как политика. Возврата к «демократическому разброду» Веймарской республики не будет. Я один отвечаю за политический курс страны. Фюрер — высшее воплощение чаяний и надежд немцев. Я и народ Германии составляем одно целое…
Этот бред стал идейной платформой для жизни огромной европейской нации. Конечно, никто немцев и не спросил, хотят ли они вверить всю политическую жизнь страны исключительно в одни руки, но с этого момента все вдруг стало «народным» — фильмы и творения живописи, скульптуры, частные предприятия, газеты. Корпоративные организации, профсоюзы (партий уже как таковых и не было, кроме нацистской) быстренько исключили из своих программ все остатки политических взглядов и требований. Но и этот шаг их в итоге не спас от уничтожения.
Все побежали от политики к «народности». Лучшей похвалой для женщины стало то, что она настоящая народная мать, рожающая истинных арийцев — будущих хозяев мира. Спортсмены стали посвящать свои победы германскому народу и его вождю. Сталевар стал народным героем, кующим оружие для народа — хозяина мира. Фюрер — воплощение лучших сторон народа, духовный лидер, сверхчеловек на фоне соседних деградирующих народов. На фоне всеобщей истерии «народности» всенародные опросы превращались в апофеоз единства фюрера и все того же народа.
Однако стоит отметить, что каждому референдуму предшествовала тщательная подготовка. Пропагандистская машина нацистов работала великолепно.
Демагогическое обоснование преимуществ всенародных опросов относительно традиций буржуазных демократий иллюстрировались широко подаваемыми известиями из политического «бардака» — бурной политической жизни Франции и Англии. Без зазрения совести использовалось то, что в этих странах столетиями укоренившейся свободы слова и печати в СМИ можно было найти любые обоснования собственных политических извращений. Все подавалось в ракурсе: «как плохо у соседей и как хорошо у нас, в Германии. Спасибо фюреру».
Во второй половине 30-х годов референдумы шли в Германии бесконечной чередой. Мнения немцев спрашивали так часто, что все к этому уже привыкли. Утверждали через избирательный бюллетень, то есть легитимизировали, заодно и новые, более расширенные полномочия А. Гитлера.
Между прочим, превращение лидера победившей в результате вполне прозрачных выборов 1933 года партии в диктатора не ускользнуло от ока европейской общественности. Но Европа проявила в те годы столь нам знакомую привычку к двойным стандартам. Она не нашла ничего лучше, как «отбояриться» от германской проблемы принципом невмешательства во внутренние дела суверенного государства. Очень скоро фюрер «отблагодарил» Европу за столь грациозную чуткость, не просто вмешавшись во внутренние дела соседних европейских стран, а просто оккупировав их.
Но начинал Гитлер с поиска поддержки своему агрессивному внешнеполитическому курсу у народа. Он не ошибся — нация его не «бросила». В 1933 году нацисты провели референдум о выходе Германии из Лиги Наций. Пропаганда внушала немцам, что Лига Наций не просто вредна Германии, но и опасна с этических приоритетов (!). Распространено было мнение, что фюрер не нуждается в услугах Лиги Наций, так как лично отвечает за судьбу своего народа. В итоге народ был в полном восторге и наградил своего вождя 95% поддержкой.
На следующий год 90% саарцев проголосовали за срочное возвращение в лоно третьего рейха. Франция сделала вид, что Саар находится на Луне. Так же 98% немцев одобрили ввод германских войск в демилитаризованную Рейнскую область. В 1939 году, стоя на пороге второй мировой войны, немцы монолитно поддержали своего фюрера в аннексии литовского порта Мемеля (Клайпеды). Иначе и быть не могло — речь шла о возврате «своего», родного, немецкого.
Неразрывно связаны с историей германских референдумов инспирированные нацистами всенародные опросы в соседних странах. Из истории известно, что их было несколько и далеко не все они, на первый взгляд, были связаны с Берлином.
Референдумы в сопредельных с Третьим Рейхом странах организовывала германская агентура или местные фашисты, что зачастую было одним и тем же. Наиболее ярким примером такого референдума можно считать всенародный опрос о включении Австрии в состав Германии. Любопытно, что мнение австрийцев спросили только через месяц после того, как Австрия была поглощена Германией. Аншлюс сопровождался немецкими танками на площадях Вены.
Старое, национальное правительство было немедленно смещено, и на место канцлера посажен Артур Зейсс-Инкварт — местный фашист. Чтобы недовольные не мешали проведению всенародного опроса, их отправили в концлагеря, чем резко «оздоровили» предреферендумную атмосферу. За разговоры против всенародного опроса можно было получить пулю в висок прямо у пивной стойки.
Вена оказалась наводнена агентами гестапо. Все эти специалисты по развязыванию языков неожиданно стали считаться разъяснителями и пропагандистами. От таких «разъяснений» некоторые члены прошлого кабинета министров и депутаты лишили себя жизни собственноручно. Но, тем не менее, вся Германия ходила в кинотеатры и лицезрела на экранах, как счастливые венцы встречали на улицах красивейшего города мира своих «освободителей» -солдат вермахта. Естественно, на фоне столь «огромного энтузиазма» на референдуме 99,7% австрийцев одобрили исчезновение их Родины, древнейшего независимого государства Европы, которое было старше самой Германии.
Оболванивание германского народа зашло слишком далеко. Внутренних сил для свержения фашистского режима в стране не осталось. Соседние народы, ощутив на себе все прелести появления в центре Европы гнойника тоталитаризма, бомбили Германию ковровыми бомбардировками. Они каждой бомбой словно вбивали в головы немцев простую истину: «За все надо отвечать. Если вы поддерживали столько лет этого убийцу десятков миллионов людей, то и отвечать придется вам своими жизнями». Но тем не менее, в апреле 1945 года, когда большая часть страны дымилась в развалинах, почти 60% немцев продолжали верить фюреру. Одумавшихся мучило сознание того, что они сами не раз отдавали свои голоса строителю концлагерей. В итоге случился исторический парадокс — триумф народного волеизъявления привел к национальной катастрофе.
Понадобились годы денацификации, открытые архивы, сохранившиеся концлагеря, ставшие мемориалами, подробности казней и агрессией, чтобы в немецком народе произошло очищение от фашистского кошмара. Сейчас трудно найти такой же европейский народ и государство, где бы с таким вниманием относились к воспитанию своей правящей элиты, поддержке многопартийной системы, парламентаризму, который пронизывает всю систему власти. А референдумы в современной Германии согласно Конституции отменены. И не потому, что они плохи как инструмент демократии. Просто у них отчетливый запах крови.
