 |
| Совершенно секретно | Владимир Воронов | 11.05.2005 |
В реальной жизни эта версия подавалась под соусом: Ватикан, мол, хотел привлечь к себе внимание. Однако она отпала первой. Если одна пуля, выпущенная из 9-миллиметрового «браунинга», лишь слегка задела руку понтифика, то другая — прошила его насквозь, пройдя в миллиметрах от аорты, в миллиметрах же от позвоночника и нервных узлов, попутно разворотив на своем пути живот: хирурги насчитают восемь тяжелейших повреждений брюшной полости, каждое из которых могло быть смертельным. Для инсценировки явный перебор.
Версия о причастности к делу ЦРУ, выдвинутая, естественно, Москвой, увяла на корню ввиду своей политической несуразности. Американцам-то Папа чем помешал? Оставалась версия о «руке Москвы». Прямых подтверждений она тоже не получила, застопорившись не экзотическом «болгарском следе»: итальянские следователи и судьи пришли к выводу — Агджу наняли органы болгарской госбезопасности.
Турецко-болгарский гамбит
Профессиональный убийца Мехмет Али Агджа, 1958 года рождения, до своего ватиканского «выступления» исполнял заказы «боскуртов», турецких «серых волков». Эти террористические отряды партии национального действия, возглавляемой пантюркистом Тюркешом, сотрясали тогда Турцию под девизом: «Пусть прольется наша кровь, но восторжествует ислам». Сколько смертей на руках Агджи, достоверно неведомо, доказано лишь, что в мае 1977-го он убил лицейского преподавателя философии в Малатье, а в феврале 1979-го — редактора влиятельной стамбульской газеты «Миллиет» Абди Ипекчи. Участвовал в вооруженных налетах. В июне 1979-го его взяла турецкая полиция. Но 23 ноября, переодевшись в солдатскую форму, он бежит из военной тюрьмы Картал-Малтепе. А уже 26 ноября якобы пишет открытое письмо с угрозой убить Иоанна Павла II. Дальше след Агджи становится расплывчатым. Известно, что в январе 1980-го он нелегально пробирается в развороченный хаосом исламской революции Иран, где и отсиживается несколько месяцев. А тем временем в апреле 1980-го турецкий военный суд заочно приговаривает его к смертной казни.23 мая 1980 года Агджа возникает в Болгарии. Известно, что появляется он там по документам индийца Йогиндера Сингха.
Мог ли он остаться незамеченным для местной госбезопасности? Ведь и «боскурты», и сам их «номер первый» прекрасно были известны и болгарским чекистам, и их старшим иностранным коллегам. «Серых волков» КГБ вообще из виду не упускал. Соратники Тюркеша, расшатывая режим в Анкаре, вносили бесценный вклад в дестабилизацию всего южного фланга атлантического блока. С теми же целями советские чекисты работали и на курдском направлении, с боевиками Оджалана. И вот в Болгарии появляется человек, которого обыскался Интерпол, — приговоренный к смерти турецкий террорист N 1…
Твердя о полной непричастности болгарских спецслужб к этому делу, отчего-то старательно «забывают», что Болгария 1981-го — это не проходной двор для туристов, а вполне «нормальная» соцстрана с жестким визовым режимом, контролем за въездом-выездом и бдительными органами. Не зря ее именовали «шестнадцатой советской республикой», а ее госбезопасность считалась едва ли не самым верным союзником КГБ.
Турпоездка затянется до 30 августа. Можно, конечно, предположить, что все три месяца Агджа нежился на Златых Песках. Но с чего бы такому занятому человеку такой длительный отпуск. Более похоже на правду то, что с Агджой в это время работали спецслужбы по крайней мере одной из соцстран. Открытым остается лишь вопрос: когда он был завербован — в Болгарии или до? Скорее до, иначе трудно объяснить его предыдущие успешные перемещения по Европе.
Причем сомнительно, что с Агджой работали «втемную», или, как говорят профессионалы, «под чужим флагом». Какая уж там «темная», когда его на время помещают в болгарскую кутузку. Это задокументировано. Выбор, в таком случае, у него не ахти: либо сотрудничество со спецслужбой, либо депортация в родные края. Где, как известно, Агджу с нетерпением поджидал палач. Без следа исчезнуть можно было и в самой Болгарии.
Первое появление Али Агджи в Риме документировано январем 1981-го. Февраль-март Агджа провел в Швейцарии и Австрии. Вернувшись в апреле в Рим, он затем отправляется в Перуджу, где записывается на университетский курс, даже посещает несколько занятий. Потом переезжает в Милан, заказывает билет на двухнедельную поездку на Майорку. Впоследствии участники турпоездки покажут на следствии: Агджу они не видели. Так что где именно провел турок те две недели, неизвестно. В начале мая он возвращается в Рим: девятого числа поселяется в пансионе «Иса», а 11−12 мая проводит две рекогносцировки на площади Святого Петра, изучая место будущего преступления.
Теперь задумаемся: Агджа, человек из бедной семьи, без средств к существованию, почти полтора года свободно путешествует по самым разным странам, включая Иран, Болгарию, Швейцарию, Германию, Тунис, Австрию, Италию, Испанию! По части перемещений его поведение безупречно с профессиональной точки зрения: малый путает след. А теперь вопрос: способен ли убийца-одиночка на такие дорогостоящие зигзаги — ведь нужны паспорта, деньги, контакты, прикрытие. Может быть, ему помогали товарищи из «серых волков»? Но это не современная «Аль-Каида»: у них не было средств и инфраструктуры в европейских государствах для столь масштабного содействия, тем более «волку-одиночке». К тому же, как считают специалисты, до своего пребывания в Болгарии Агджа вел себя отнюдь не столь профессионально.
Красный меч
Итак, 13 мая 1981 года. Агджа с расстояния 20 футов стреляет в понтифика. Его берут на месте преступления. Итальянские следователи раскручивают «дело века» и, как они считают, вскоре доказывают связь Агджи с болгарской госбезопасностью. Главный исполнитель предстает перед судом. А самое интересное так и осталось за кадром, до сих пор предоставляя журналистам и общественности богатую пищу для раздумий. Чтобы понять их направление, достаточно вспомнить политическую ситуацию тех лет в самой Италии и за ее пределами.Страну терроризировали «красные бригады». Местные коммунисты, регулярно получавшие солидные транши из Москвы, обладали настолько мощным влиянием, что, можно сказать, цепко держали в руках властные органы. Помимо прочего, у итальянской компартии тогда существовала конспиративная структура, по сути, диверсионно-террористическая (потом ее назовут «Gladio Rossa» — «Красный меч»), созданная при деятельном участии КГБ, — кое-какие документы на эту тему в 1992-м были рассекречены. Кстати, и «красные бригады», как впоследствии стало известно из документов «Штази», тоже действовали под присмотром госбезопасности, только восточногерманской. Так что, учитывая общую обстановку в самой Италии, на объективность расследования рассчитывать было трудно.
Американцы тоже не были заинтересованы в поиске доказательств причастности Москвы к покушению, даже если бы она была им очевидна. Это, во-первых, означало бы засвечивание своей агентуры в недрах Лубянки и Ясенева. Во-вторых, аналитики Лэнгли, госдепа и Белого дома понимали: публично уличить ядерную державу с дряхлеющим руководством в организации этого теракта — равносильно объявлению войны. Ведь, уличив, нельзя делать вид, что ничего не произошло, — придется действовать. И уже нельзя будет сесть за стол переговоров ни с Брежневым, ни с его преемниками. Но для Джимми Картера открытая конфронтация с Москвой в 1981-м была политически нецелесообразна — ему хватало истории с заложниками в Иране. Когда же администрация сменилась, поезд ушел, следы оказались изрядно подтерты, концы обрублены.
А там и перестройка подоспела: тема отошла на второй план под натиском новых проблем. Правда, в начале 1990-х промелькнула ссылка на то, что в Праге нашли некие документы с указанием КГБ о начале серии акций по дискредитации Папы и даже планы спецопераций под кодовыми наименованиями «Погода» и «Инфекция».
Но развития тема не получила, пока буквально накануне смерти Иоанна Павла II итальянская газета Corriere della Sera вновь не сделала «открытие»: Агджа исполнял заказ КГБ. Газета ссылалась на некие документы «Штази» и материалы «комиссии Митрохина» (Василий Митрохин тридцать лет проработал в архиве службы внешней разведки КГБ и, как оказалось, успешно переписывал наиболее интересные документы, кои складывал в тайнике в своем дачном домике. С этим архивом он и сбежал в 1992 году на Запад с помощью англичан. См. также «Совершенно секретно» N 2/2002 г. — Ред.). Кстати, первым сообщение итальянской газеты опроверг Дж. Мэтлок, бывший посол США в Москве: ЦРУ в свое время не обнаружило убедительных доказательств того, что КГБ СССР приложил руку к покушению на Папу Римского.
Попробуем все-таки отделить зерна от плевел и разобраться, где же в данном случае кончается политика и обыкновенный шпионаж и начинается откровенная уголовщина.
Что касается «документов Митрохина», то в подготовленной им в соавторстве с экспертом по разведке Кристофером Эндрю книге «Архив Митрохина. КГБ в Европе и на Западе» как раз говорится, что «в находящихся в распоряжении авторов документах нет свидетельств причастности КГБ непосредственно к покушению на Папу». Зато там имеется масса свидетельств «активных мероприятий» направленных против кардинала Кароля Войтылы, а затем и новоизбранного Папы плюс документы, относящиеся к заседаниям Политбюро, на которых обсуждались критическая ситуация в коммунистической Польше, возможный ввод туда советских войск и т. п.
Враг номер один
Не слишком большой секрет, что Иоанна Павла II в Москве ненавидели еще со времен, когда тот был краковским кардиналом Каролем Войтылой. Во всяком случае, с 1971-го Войтыла значится как один из важнейших объектов разработки в рамках операции «Прогресс» — ее КГБ проводил в сотрудничестве с госбезопасностью стран восточного блока против их диссидентов. Генерал Виталий Павлов, возглавлявший представительство КГБ в Польше с 1973 по 1984 год, так и пишет в мемуарах: кардинал Войтыла «часто фигурировал в графе оперативных сводок о подрывной антиправительственной деятельности». И далее: «Кардинал К. Войтыла был одним из самых воинственных антикоммунистов, инспиратором различных антиправительственных и антисоветских выступлений с церковного амвона».А уж пришествие поляка в Ватикан вызвало у чекистов форменный шок. Владимир Буковский ссылается на прочитанный им доклад Андропова 1978 года «О наших отношениях с Ватиканом», который «всерьез трактует избрание Римским Папой польского кардинала Войтылы как часть международного заговора с целью отколоть Польшу от советского блока. В самом деле, сплошных поляков выдвигают империалисты на передний план: в Вашингтоне — Бжезинский, в Ватикане — Войтыла. Это же не может быть случайно…»
В «Архиве Митрохина» фигурирует советский нелегал под кодовым именем Деревлев, которому было поручено выйти на польских приближенных понтифика, часто посещающих его в Ватикане.
Известный британский исследователь спецслужб Найджел Уэст в интервью «Общей газете» в 2000 году подтвердил, что видел добытые агентами ЦРУ и ныне рассекреченные документы КГБ за подписью Крючкова: «Бросается в глаза откровенная обеспокоенность деятельностью римского понтифика… В документах проводится мысль, что Папа якобы угрожает стабильности всей коммунистической системы… Сейчас из болгарских источников стало известно, что именно Крючкову принадлежала идея „активных мероприятий“ против Ватикана с целью уменьшить растущую угрозу советской системе через устранение Иоанна Павла II». Речь идет о циркулярах, направленных руководителям представительств КГБ СССР в странах восточного блока.
В наших архивах таких бумаг не найдено. Однако косвенное подтверждение их существованию находим все у того же генерала Павлова: «Все, кто знал Карола Войтылу как одного из наиболее активных противников социалистического режима, прежде всего испытали большую тревогу за будущие позиции Ватикана. Ведь стоило только представить, как К. Войтыла попытается повернуть всех более 800 миллионов католиков и весь аппарат католического мира острием против коммунистических режимов, чтобы понять возникшую угрозу превращения Ватикана в серьезную опасность для всего прогрессивного мира».
Причем руководители представительств КГБ в Берлине, Будапеште, Праге и Софии, безусловно, довели обеспокоенность своего начальства до руководства соответствующих ведомств ПНР, ГДР, ВНР, ЧССР и НРБ.
Пока Войтыла сидел в Кракове, его антикоммунизм был головной болью, прежде всего, польской ГБ. Но вот когда он пересел в папское кресло… Первый же визит Иоанна Павла II в Польшу летом 1979-го оказался столь триумфален, что аналитики пришли к выводу: следующий просто сметет коммунистов. А с лета 1980-го просоветский режим и вовсе трещит по швам. 14 августа страну парализует мощная забастовка на судоверфях Гданьска, организованная «Солидарностью». 20 августа Иоанн Павел II обращается к польскому епископату с призывом: открыто поддержать бастующих. А 27 августа, выступая перед паломниками в Ватикане, и сам недвусмысленно выказывает такую поддержку. Поскольку церковь и поляк — понятия практически неразделимые, на режиме можно было ставить крест. Мог ли СССР позволить себе потерять Польшу? 4−5 декабря возле ее границ советские и восточногерманские дивизии бряцают оружием, но на вторжение не решаются.
16 декабря 1980-го Иоанн Павел II обращается к Леониду Брежневу с беспрецедентно жестким по сути письмом в защиту суверенитета Польши, игнорировать которое ехидным «а сколько дивизий у Папы Римского» после бурного польского августа было неосмотрительно.
15 января 1981-го понтифик торжественно, как победителей, принимает в Ватикане делегацию «Солидарности» во главе с Лехом Валенсой. Именно в те дни и зафиксировано первое появление Агджи в Риме: по одной из версий, его мишенью должен был стать Валенса. Тогда же советская пресса развертывает ожесточенную пропагандистскую кампанию против Ватикана и лично Иоанна Павла II. А в марте 1981-го Польша опять на грани хаоса, ее парализует всеобщая забастовка. И вновь недвусмысленная позиция Папы, мобилизующая поляков под знамена «Солидарности». И он же, когда дело едва не доходит до кровопролития, 28 марта направляет примасу Польши кардиналу Вышиньскому письмо с рекомендацией вступить в диалог с властями — и забастовка прекращается. Тут уж трудно было не понять, кого слушаются поляки.
Расследование Владимира Крючкова
Косвенные подтверждения странной активности Москвы находим у тогдашнего главы советской разведки Владимира Крючкова. В своих мемуарах он и не пытается обойти скользкий вопрос, скорее акцентирует на нем внимание.С не свойственной людям его ранга многословностью Владимир Александрович замечает: «Должен признаться, что на определенном этапе целенаправленные действия в первую очередь американских спецслужб заставили кое-кого даже в Москве засомневаться, а до конца ли искренни наши болгарские друзья, нет ли хоть малейшей, пусть даже опосредованной связи между Софией и тем инцидентом, который произошел в Ватикане. Вопросы эти поднимались в контактах с болгарами на высшем уровне. Мне тоже поручили провести откровенный разговор с министром внутренних дел Болгарии Стояновым, что я и сделал, хотя сам, разумеется, полностью исключал причастность болгарских коллег к покушению».
И далее, как бы в подтверждение того, что полного доверия к болгарам отчего-то не было: «Дополнительную проверку с использованием наших оперативных возможностей мы все же провели. Вывод был однозначным — болгары здесь ни при чем. Хотя должен признаться, что масштабы умело раздуваемой истерии достигли таких размеров, что однажды я поймал себя на мысли, что и меня настораживает чрезмерное волнение болгарских коллег после ареста Антонова» (заместитель директора болгарской авиакомпании «Балканаэро», арестованный итальянскими властями в связи с делом Агджи. — Ред.)
Так или иначе, но «последовала команда еще об одной проверке, результаты которой уже не оставляли никакого места для сомнений».
Если КГБ пошел на несколько проверок, значит, там допускали, что БОЛГАРЫ СПОСОБНЫ НА ПОДОБНОЕ? Неужели болгарская спецслужба оказалась столь самостоятельна, что могла позволить себе подобную операцию в тайне от советских товарищей? Да все эксперты разведок по обе стороны океана скажут: «Невозможно!» Ибо не было в соцлагере более дружественной и более покорной КГБ тайной полиции, нежели болгарская. Что, кстати, подтверждает и заместитель Крючкова генерал Грушко: «В нашем сотрудничестве с разведками стран Восточной Европы наиболее сердечными были отношения с болгарами….Велся лишь один спор: кто кого больше любит».
Но тогда зачем Андропову и Крючкову спектакль с «проверкой»? Он логичен лишь в том случае, если под словом «ищи» подразумевают — «найди и уничтожь следы», либо это своеобразная «операция прикрытия».
В сухом же остатке имеем следующее: к началу 1981-го Москва твердо уверовала, что именно римский понтифик — ключевое звено польской проблемы, выбив которое, можно стабилизировать ситуацию. Иными словами, с учетом критической политической составляющей «операция «Папа» могла быть совместным предприятием нескольких социалистических спецслужб, каждой из которых отводилась своя роль.
Поляков, предоставивших материалы по Войтыле и его окружению, от дела отвели: ненадежны. Восточные немцы, по сути, дирижировавшие целым оркестром террористических организаций, в том числе «красными бригадами», были бесценны — хотя бы своими блестящими оперативными позициями в Италии. Через болгар можно было работать со стрелком, никак с восточным блоком не связанным. Общее же руководство операцией, ее планирование, по логике вещей оставалось бы в руках Москвы.
Без следа
А доказательства? Как в свое время заметил предшественник Андропова на посту председателя КГБ Владимир Семичастный, «правило не оставлять после себя следов было главным». И, не отрицая самого факта использования метода политических убийств, четко обозначил: «Я сам как председатель КГБ не имел права единолично принимать решения о физической ликвидации людей». Проще говоря, решение принималось на высшем уровне — в Кремле.Имеется и любопытное свидетельство генерала Калугина, проливающее свет на то, как уже позже, в другую эпоху, обставлялись подобные дела. В своей книге «Прощай, Лубянка», изданной в 1995 году, он пишет: «…Крючков пригласил меня на очередную встречу с Андроповым. В конце встречи, после обсуждения текущих вопросов, Крючков сообщил, что получил от министра внутренних дел Болгарии Стоянова просьбу помочь в реализации указания Т. Живкова о физическом устранении Георгия Маркова, в прошлом близко общавшегося с семьей Живкова, а потом эмигрировавшего на Запад и работавшего на Би-би-си. Когда Крючков доложил суть дела болгарского лидера, Андропов, терпеливо слушавший сообщение своего подчиненного, неожиданно резко встал и зашагал по кабинету. Несколько секунд длилось молчание. Затем так же резко Андропов сказал: „Я против политических убийств. Прошли те времена, когда это можно было делать безнаказанно. Мы не можем возвращаться к прошлому. Я против“. Крючков заерзал на стуле: „Юрий Владимирович, но товарищ Живков просит. Войдите в положение министра Стоянова. У нас с ним очень теплые отношения. Если мы не пойдем ему навстречу, Живков расценит это либо как признак нашего недоверия к МВД, либо как сигнал, свидетельствующий об охлаждении советского руководства к Живкову. Поймите, это личная просьба Живкова“.
Председатель молча продолжал широкими шагами ходить по кабинету. Затем, остановившись, сказал: „Хорошо, но никакого нашего участия. Дайте болгарам все, что нужно, научите их пользоваться, направьте в Софию кого-нибудь для инструктажа. Но не более. На большее я не согласен“. Крючков удовлетворенно кивнул головой».
Замечу: ни тогда, в 1995-м, ни позже никто — в том числе и Крючков — не попытался оспорить изложенные Калугиным факты в судебном порядке…
Результат же того разговора, как говорится, налицо. Как налицо и отсутствие документальных следов — в архивах болгарской или советской служб. Да и что можно было найти, если описанная Калугиным технология принятия решений не оставляет бумаг, за которые можно зацепиться. Все выглядит как милая беседа: ничего не протоколировалось, никакого приказа за подписью Андропова нет, равно как и за подписью Крючкова. Человек приговорен на каком-то почти неформальном междусобойчике…
Единственную и крайне дилетантскую попытку поиска следов причастности КГБ к ватиканским событиям предпринял Вадим Бакатин во время своего короткого председательства в этой организации. О чем упоминает генерал Леонид Шебаршин и резюмирует: «Никаких признаков этого обнаружено не было». Кстати, тот же Шебаршин применительно к куда менее щекотливой теме как-то заметил: «Не стоит накапливать компромат на самих себя». Он же делает любопытное признание: в августе 1991-го был отдан «приказ не уничтожать документы… но проверять его исполнение я не собирался, и если что-то и ушло в печки или канализационные трубы, то не мне об этом жалеть». Выходит, уничтожение и «перепрятка» «неудобной» документации тогда шли вовсю. А уж как Лубянка умеет прятать, известно тем, кто занимался, например, делами Рауля Валленберга или Катыни.
Зададимся вопросом: как могла быть оформлена «операция «Папа»? Да почти так же, как вторжение в Афганистан и ликвидация Амина: результат есть, решение было, а документов с приказами никто не видел. Исполнители ссылаются на устные указания.
Кстати и в 1980-м, как в свое время по Афганистану, создали специальную комиссию Политбюро — не персонально по Папе Римскому, разумеется, а по Польше, под председательством Михаила Суслова. Реально тон и там задавал все тот же триумвират Андропов (КГБ), Устинов (министр обороны), Громыко (мининдел). Собиралась же эта компания для обсуждения польской проблемы с августа 1980-го еженедельно. Известно, что в ночь с 3 на 4 апреля 1981-го Андропов вместе с Устиновым в своем штабном вагончике в Бресте тщетно пытались вразумить польского премьера генерала Ярузельского и первого секретаря ПОРП Каню: пора бы прекратить отступать. Поляки в ответ мямлили про церковь, в отношении которой у них руки связаны. И намекали: мы, мол, готовы к силовым действиям, но только при прямой поддержке советских танков. Устинов с Андроповым покинули Брест в состоянии, близком к бешенству…
Апрель 2005-го. Смерть Папы Иоанна II стала одним из самых значительных событий нового тысячелетия. Попасть на аудиенцию к понтифику считали за честь все мировые лидеры, включая всех советско-российских президентов. Уход понтифика собрал в Риме едва ли не большее число людей, когда-либо одновременно помещавшихся в этом городе, плюс сотни миллионов у телевизоров. Отнюдь не все они — католики. И большинство приехали не по протокольной необходимости или из жажды зрелища, а по зову сердца.
В свое время Папа простил своего несостоявшегося убийцу. Иные российские политики так и не простили этому удивительному человеку его влияния на умы и души людей. Его смерть лишь всколыхнула былые комплексы. Думцы умудрились в траурные дни поднять вопрос о чрезмерном внимании, которое уделяли кончине понтифика и его личности российские СМИ, и на полном серьезе попытались запретить нам «писать про Папу».
Что ж, удел великих людей: вызывать огромную ненависть и огромную любовь… Удел мелких политиков — бессильно злобствовать в тени гигантов. А удел журналистов — не оставлять попыток докопаться до истины, которая, судя по всему, все еще не раскрыта.
