 |
| Ноев ковчег, журнал | Майя Кучерская | 05.05.2005 |
о. Д.: Сказать честно, Ваша последняя книга в православной среде была встречена неоднозначно. Некоторые истории показались достаточно шокирующими для обывателя, и многие люди еще оказались явно не готовыми к такой критической самооценке. Ожидали ли Вы подобной реакции?
М.К.:Честно говоря, о реакции на книжку я думала мало. Писала, как писалось. Выплескивала этот распиравший меня опыт. Литературный текст, как и любой факт искусства, это слоеный пирожок, обернутый в… ну, положим, газетку. Можно остановиться на обертке — сказать, вот гадость-то этот пирожок. Можно попробовать тесто, а можно добраться и до начинки. Самые внимательные читатели сказали мне: «Книжка написана с большой любовью». Скромно замечу — мне кажется, именно они и добрались до сердцевины.
о. Д.: Писать о батюшках всегда не просто. Каков для Вас главный критерий в написании Ваших историй?
М.К.:Критерий чего? У меня к батюшкам давняя и глубокая приязнь. Оттого-то так ревниво к ним отношусь. Так что критерий отношения к батюшка у меня очень простой — я к батюшкам неровно дышу.
о. Д.: «Современный патерик», когда со слезами от смеха, когда — от плача, рассказывает о жизни нашей Церкви. Каковы на Ваш взгляд основные проблемы современной церковной жизни?
М.К.: Почему-то как только я начинаю говорить о проблемах современной церкви не в художественной форме, а в публицистической, прямо и в лоб — я тут же жутко надуваюсь и извергаю банальности. Так что, если можно, избавьте меня от этого позора. Тем более, что книжка моя — вся об этих самых проблемах церковной жизни, и пересказывать ее снова смешно, правда ведь?
о. Д.: Кто для Вас является ориентиром в мире литературы, на чей опыт Вы стараетесь опираться?
М.К.: Люблю, когда у писателя сильная дыхалка. Когда писатель может написать толстенную книгу, и ты ее прочитываешь без отрыва в один присест, потому что есть тяга, есть это внутренне эпическое дыхание. У кого оно есть сегодня? Вот у такого южно-африканского писателя, как Дж. Кутзее, например; полтора года назад он получил Нобеля и его всего перевели на русский. Это великий писатель. У нас таких, с дарованием подобного масштаба, я, к сожалению, не вижу. Хотя занятных, любопытных, профессиональных — сколько угодно.
о. Д.: Долгое время говорили, что современная литература умерла, но тиражи выпускаемых книг говорят об обратном. Кого бы из пишущих авторов Вы могли назвать своими соратниками или единомышленниками?
М.К.: Современная литература, конечно, не умерла. Может быть, она не отвечает чьим-то ожиданиям — это дело другое. Но она есть, и она живая, может быть, не гениальная, но в отдельных случаях очень талантливая. Я люблю прозу Марины Вишневецкой, Петра Алешковского — у него временами как раз появляется это самое эпическое дыхание. Еще Михаила Шишкина, ныне живущего в Швейцарии, автора романа «Взятие Измаила», только что написавшего новый роман. Шишкин работает с языком, как никто, и это никогда не пустые лингвистические игры — за этим стоит и страдание, и мысль. И русскую жизнь он понимает глубоко, видит ясно, оценивает трезво — видимо, для этого иногда стоит уехать.
о. Д.: Когда Вы почувствовали себя церковным человеком?
М.К.: Я до сих пор не почувствовала себя церковным человеком. Хотя в церковь хожу уже ровно полжизни — страшно сказать сколько! Семнадцать лет хожу — понимаете, за столько лет можно было, как кажется, продвинуться намного дальше, действительно, стать более церковным человеком, жить с церковью одной жизнью, дышать ее дыханием — но это не про меня. Я, скорее, забегаю разок-другой в неделю, вдыхаю этой красоты, этой силы, и опять на улицу — в суету, в вечный бег — по работам, по событиям — на жизнь ведь я зарабатываю журналистикой.
о. Д.: Наш журнал является молодежным. Что, на Ваш, взгляд сегодня мешает молодежи прийти в Церковь?
М.К.: Во-первых, мешает сама церковь, земная ее проекция. Нас ради хулится имя Божие. Мы, мы, так называемые церковные люди, идем в этот мир без снисхождения к нему, совсем с другими чувствами, чем Христос в него пришел. Конечно, я совсем не за то, чтобы играть в церкви на гитаре, как это случается в других конфессиях, я не за огрубление и оглупление Слова Божьего на потребу молодежной моде, но я за то, чтобы с современным молодым человеком говорить на внятном ему языке. Не бить его по голове обухом — туда не ходи, этого не делай! Попробовать с ним, очень мягко, очень тепло, разобраться — почему ему тяжело принять ту или иную заповедь, почему так дороги, положим, походы в бар или на дискотеку? Что он находит там — и почему думает, что не найдет в церкви чего-то еще лучшего, более важного, именно ему необходимого? Молодые люди обычно внутренне очень одиноки, и прямой путь преодолеть одиночество — прийти в церковь, жить с Богом. Вот что важно объяснить.
Во-вторых, прийти в церковь мешает невежество. Молодые люди, как правило, толком ничего не знают о Церкви, их отпугивают внешние вещи — насупленные бабульки, епископы на «мерседесах» — и до внутренней красоты церкви они уже не добираются, судя поверхностно и поспешно. Молодой человек и жить торопится, и чувствовать спешит. На секунду хоть остановись, послушай, почувствуй — Господь близко, Он тебя видит, Он на тебя смотрит. И пусть волосы у тебя от этого зашевелятся на голове.
Опубликовано на сайте Правая.Ру
