 |
| Кремль.org | Аркадий Малер | 04.05.2005 |
— Аркадий, день добрый, скажите, как вы оцениваете сейчас позиции православной церкви в российском обществе?
— Динамика влияния Русской Православной Церкви на современное российское общество идет по нарастающей, где-то больше, где-то меньше. Но в целом можно однозначно констатировать, что Церковь не имеет сейчас в этом вопросе серьезных конкурентов. И об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что противники Православия в России начали открыто заявлять об «угрозе клерикализации».
— За счет чего, на ваш взгляд, обеспечивается «нарастающая» динамика?
— Прежде всего, за счет естественного желания граждан России преодолеть тот кризис идентичности, который реально угрожал стране в 90-е годы. Государство не обеспечило их необходимой идеологией просто потому, что система либеральной демократии, которая была установлена в России с 1991 года, не предполагает никакой идеологизации, она сама по себе уже является идеологией. Но эта идеология не имеет отношения к русской идентичности, тем более она лишена мобилизирующего потенциала. «Патриотизм РФ» так и не сформирован, и он и не может быть сформирован в полной степени, потому что это потребует качественного пересмотра тех либеральных принципов, на которых основана сама Российская Федерация. Следовательно, народ начинает сам искать свою идентичность и Православие играет здесь первоочередную роль.
— Но какую программу мобилизации может предложить Православие?
— По меньшей мере, это программа национального самосознания, возвращения к своим историческим основам. Во-первых, Православие имеет определяющие значение в русской идентичности и это половина дела — апеллируя к этой традиции, политик обращается к базовым пластам коллективного русского сознательного и бессознательного. Во-вторых, Православие во все смутные времена играла мобилизирующую роль в России просто потому, что Русская Православная Церковь всегда была априори заинтересована в геополитическом единстве русского народа и российского государства, когда оно оказывалось на грани распада.
Не будем вспоминать эпоху монгольского ига и первой Смуты, достаточно вспомнить политику Сталина в Великой Отечественной войне, когда он точно понял все неоценимое значение Церкви для русских людей и фактически возрождал Православие. В-третьих, православное образование предоставляет русскому человеку не только адекватное представление о собственной истории, погружает в глубины национального бытия, но и открывает перед ним всю мировую историю — он оказывается сопричастным истории Европы и Евразии, христианского и общеавраамического мира в целом.
Наконец, в-четвертых, — только в православном мире Россия как Третий Рим имеет столичные функции. Если бы сегодняшняя государственная власть вспомнила историю, то она бы узнала, за счет каких идеологических моделей на протяжении пяти веков Россия проводила свою геополитическую экспансию. Поэтому программа национальной мобилизации в русском Православии по большой мере не менялась уже с XV века. Это программа где Россия рассматривается как наследница миссии Византии, это идея «Москва — Третий Рим», то, что Константин Леонтьев назвал «византизмом».
— Идея византизма прекрасна и вполне может стать мобилизующей, Есть два «но»: во-первых, помимо русского населения в России живут около 20% граждан других национальностей, во-вторых, пассионарность русских, если следовать Гумилеву, находится в обскурационной стадии, проще говоря, общество апатично, господствуют идеи эгоизма, наживы и т. д.
— Когда я говорю о русских, я имею в виду не только этнических великороссов, я имею в виду всех представителей населения, которые думают и говорят по-русски и идентифицируют свое бытие только с Россией. То есть все, кто не страдает комплексом «двойного» или «тройного гражданства», не в юридическом, а в ментальном смысле. А это не 80, а гораздо больше процентов от числа населения. Это и есть «титульная нация», которая имеет право диктовать свои условия всем, кто воспринимает ее страну как территорию проживания.
При этом, Православие — это вселенская, а не этническая религия, и в России она имеет имперскую природу, то есть не отталкивающую, а интегрирующую. Что касается религиозных меньшинств, то их реальный демографический потенциал до сих пор точно неизвестен. Их лидеры, безусловно заинтересованы в его преувеличении, что они и делают, а несведущие в реальном положении дел представители «религии толерантности» им верят. И поскольку, как любые меньшинства, они ведут себя активнее и агрессивнее, они добиваются у многих людей впечатления о собственной масштабности.
Но дело не только в реальной расстановке сил — дело, прежде всего в том, что мы сами хотим от этих меньшинств, и каким мы хотим видеть будущее России. Если для нас не принципиально то, что однажды Россия может стать мусульманской или буддистской, то и вопрос снимается. Если же мы хотим, чтобы она оставалась православной, то мы должны работать в этом направлении.
Что касается Гумилева, то, хотя я и сам евразиец по убеждениям, его теорию этногенеза в полной мере принять не могу. Это биологическая в своей основе теория, она не учитывает многих других посторонних этногенезу факторов. Ни одна якобы объективная теория не может оправдать элементарного политического безволия. Если вы отказываетесь стрелять в «оранжевую» толпу, которая штурмует здание Администрации Президента, то в этом не ваш этногенез виноват, а ваша человеческая нерешительность. Именно об этом, в частности, говорит Христианство — мы все обладаем свободой воли и несем ответственность за эту свободу.
Единственное, с чем можно согласиться и в вопросе о количестве этнических русских, и в вопросе о нынешней стадии этногенеза, так это в том, что фенотип русского человека через пятьдесят-сто лет, возможно, несколько изменится в сторону большей «азиатскости». Но искусственно этот процесс не остановить. Что может в этом направлении сделать государство — это максимально способствовать развитию русской семьи и престижу русских мужчин в глазах русских женщин. И Православная Церковь уже давно работает в этом направлении, и государство могло бы помочь в этом самой Церкви, осознать ее потенциал.
— Разве государство недостаточно сделало в последнее время для православия?
— Конечно, далеко недостаточно. Государство в лице министра Фурсенко даже отказалась ввести абсолютно светский, гуманитарный курс «Основы православной культуры». А ведь что нужно для полноценного, «симфонического» как говорится в православной доктрине, взаимоотношения Церкви и Государства? — необходимо систематическое православное образование в средней школе и развитие православных СМИ. Прежде всего, нужен круглосуточный, федерального уровня православный телеканал (такой же канал нужен и нашей армии). А в целом необходимо повсеместное содействие государства Церкви, по всем направлениям, ведь сама Церковь содействует государству.
— У меня возник целый ряд вопросов: почему церкви нужно такой федеральный канал предоставить? Неужели церковь не может его купить? Организация — то не бедная? Почему курс основы православия надо вводить в обязательную программу? Почему священники не могут читать его как факультативный предмет для тех, кто этого реально хочет? Почему всеми этими вопросами должно заниматься государство, а не собственно церковь?
— Церковь не может одна, сама по себе заниматься этими вопросами, потому что она юридически не входит в состав государственной власти, а по нашей секулярно-либеральной конституции вообще является лишь независимой общественной организацией, наравне с другими конфессиями. Поэтому государственное содействие необходимо — Церковь же не может издать указ о введении тех же «Основ православной культуры» в средней общеобразовательной школе?
Что касается самого курса, то его необязательно должны читать священники, его вполне могут читать и светские лица, если они получат на то разрешение со стороны Церкви. Этот курс не может быть факультативным по двум простым причинам — первую я уже изложил, это культурно-идеологическое значение Православие для России и ее будущего. Я сам преподаю общий курс культурологии в московском техническом вузе и могу сказать, что уровень современных студентов, вышедших и современных школ, катастрофически низкий. А этот курс как раз предполагает изложение основ той культуры, к которой они исторически должны принадлежать. В конце концов, как можно адекватно изучать ту же русскую историю и литературу, если вы не имеете достаточного представления о текстовом корпусе Библии, об истории Церкви, о нюансах этой истории, о русских святых? Вторая причина еще проще — сделайте математику или русский язык в школе факультативным, кто будет на них ходить? Ведь задача этого курса общегосударственная, мобилизационная, если хотите, а как такое дело можно превращать в «факультатив»? Мы пятнадцать лет живем в навязанной нам либеральной «культуре факультатива», в итоге у нас студенты в московских вузах не знают годы Великой Отечественной Войны.
Именно по тем же причинам необходим Церкви и федеральный канал, и возможно, ее собственных средств на это хватит, но без прямого указа со стороны государства организация этого канала, конечно, невозможна.
— Я не согласен с вашим тезисом о том, что такой предмет не может быть факультативным. В данном случае, мусульмане могут точно так же потребовать введения обязательного курса «основ исламской культуры», буддисты тоже. Как вы правильно отметили — в соответствии с Конституцией — Православие — одна из религий. Именно этими вопросами и руководствовались, как полагаю, в министерстве, отказавшись от введения курса. Именно поэтому церковь, как общественная и самая значимая из общественных организаций, на мой взгляд, должна не просить государство ввести тот или иной предмет, а самостоятельно навязать его. Как вы верно сказали, «издать указ», что с завтрашнего дня в каждую школу приходит священник и договаривается со школой о чтении этого предмета. Думаю, при такой постановке вопроса, все были бы довольны, и церковь получила бы карт-бланш. Вы не считаете?
— Понимаете, вопрос о социальном статусе Церкви — как полугосударственной или как независимой общественной организации, это вопрос о степени той самой «симфонии». Церковь неизбежно будет активизировать свою деятельность по всем фронтам, но что было бы недопустимо — это конфликт между Церковью и государством. Недопустимо для обеих сторон. А это возможно, если политика государства будет противоречить Церкви, которая, в свою очередь, будет превращаться в мощное «государство в государстве». Православие тем и отличается от католичества в социальной сфере, что оно утверждает идеал не «разделения властей», и не папоцезаризма, и не цезаропапизма, а именно симфонии — «Симфонии Властей». В недопустимом конфликте современного либерального государства и Церкви победит, конечно, Церковь, ибо их идеологические потенциалы неспопоставимы. Но этот конфликт возможен только в том случае, если государство так и останется либерально-западническим, воспринимающим Церковь как уважаемый, но лишь один из институтов.
Следовательно, Церковь может и. по-моему, должна навязывать свою волю низовым государственным структурам, и это собственно и будет происходить, причем очень часто этого будут хотеть сами эти структуры. Но зачем государству подрывать свой моральный статус в глазах большинства граждан? Не лучше ли поспособствовать собственному укреплению? По меньшей мере, не мешать Церкви воцерковлять общество.
— Я не говорю о конфликте интересов церкви и государства, я говорю о том, что государство внешне делает для церкви достаточно — посмотрите Крестный ход на Пасху, где рядом с Патриархом Путин, Лужков и другие лидеры. Требовать от государства создания федерального канала, например, лично для меня, как православного человека, — выглядит, по меньшей мере, странно. Потом, это было бы неправильно именно с государственной точки зрения. Если в обществе есть запрос на федеральный телеканал — значит, церковь обязана этот запрос удовлетворить. Иначе, зачем тогда существует церковь как самостоятельная структура — не проще ли создать очередной Синод или назначать священников вместе с погонами майора КГБ?
— Федеральный канал должен быть не куплен Церковью, как он покупался Березовским или Гусинским, а должен курироваться Патриархатом, как курируются государством канал «Культура» или «Спорт». Как должен курироваться армейский канал. В этом отношении я не считаю, что каналы федерального уровня не должны контролироваться государством и, в частности, церковный канал. Государство должно интересоваться жизнью Церкви, а тем более просматривать ее федеральные СМИ. А вдруг от имени Церкви по невнимательности со стороны самого Патриархата будут проповедовать какие-то откровенные этнонационалисты или, наоборот, экуменисты-западники? Так что предоставить федеральную кнопку Церкви выгоднее для государства, чем продавать канал на время.
— Выгоднее ли? Извините, что я сейчас несколько удалюсь от темы, но все же, где взять журналистов для такого канала, которые бы ответственно и хорошо рассказывали бы о Церкви? Кстати, тот же вопрос у меня и к предмету ОПК — где взять преподавателей для этого предмета? Понимаете, почему лично я настаиваю именно на том, чтобы предмет был факультативным, а канал принадлежал церкви? Потому, что уверен, что в этом случае не будет ни профанации преподавания, ни профанации тележурналистики.
— Чтобы избежать профанации, лучше вообще ничего не делать, а уйти в скиты, как заволжские старцы. Так что, для желающего есть тысячи возможностей, а для нежелающего — тысячи причин. Во-первых, проблемы отсутствия кадров нет — Духовные Академии, семинарии, гуманитарные вузы по всей стране выпускают тысячи готовых специалистов, тем более для такого общего курса как ОПК. Во-вторых, сама программа ОПК достаточно серьезная, в системе православного образования существуют десятки других программ, так что профанация здесь исключена.
— Хорошо, оставим эту тему, я ударился в частности, и признаю это. Вопрос следующий: я услышал от вас, зачем церковь нужна государству, что церковь хочет от государства, но не услышал пока что именно церковь хочет дать уже не государству, а обществу?
— Если говорить не с теологических позиций, а именно о том, что Церковь хочет предоставить обществу спасение, а остаться на секулярно-прагматическом уровне, то Церковь хочет и может дать обществу осознание и ощущение своего культурноисторического единства, представление о необходимости стабильной и здоровой жизни, представление о необходимости и святости института семьи и брака, наконец, идеологию развития и демографического преумножения общества. Этого не достаточно?
— Этого достаточно. Вполне. Но почему церковь, как вы говорите, «хочет и может дать», но не дает? Почему мы видим красивые слова и красивые храмы, но если есть красивые дела, их так мало, что их не замечаешь? Я повторю вопрос — что должна делать, выделю слово «делать», церковь для общества?
— Церковь должна вести проповедь — в храмах и за их пределами. Церковь должна направлять на богоугодные действия, в частности, на защиту православной Родины, и всегда реагировать на дела богопротивные. И Церковь это делает. Если взять одну только Москву, то церковные приходы давно уже стали мощными культурными и, если хотите, «духовно-оздоровительными центрами» своих районов, вокруг них складывается ежедневная общественная жизнь. Примеры можно перечислять бесконечно — обратите внимание на приход Царевича Димитрия при Первой градской больнице во главе с отцом Арикадием Шатовым, где сестры милосердия окормляют больных во многих московских больницах, или приход церкви Благовещения в Петровском парке, ставший благодаря деятельности отца Дмитрия Смиронова религиозным центром на все пространство от Белорусской до Аэропорта, где работает центр борьбы с абортами, активисты которых спасли сотни тысяч детей по всей стране, или огромный приход церкви Петра и Павла в Ясенево, где архимандрит Мельхиседек создал целое православное государство в государстве, куда в Воскресенье невозможно войти из-за большого количества прихожан. А это означает, что в самом Ясенево должно минимум десять таких храмов, ведь один храм физически не может вместить десять тысяч человек… Таких приходов очень много, но их должно быть еще больше и это зависит уже только от государства, которое должно предоставлять им хотя бы только землю.
— Аркадий, мы затронули много аспектов в нашей беседе о роли религии, но у меня есть еще несколько заключительных вопросов: что должно общество делать для церкви, как должна церковь участвовать в политической жизни страны?
— Общество должно осознать духовно-культурное значение Церкви для самого себя, но это осознание уже происходит. В политической жизни страны Церковь должна активно участвовать, а решением Архиерейского Собора 2000 года непосредственная политическая борьба отдана мирянам и их общественным организациям, например, Союзу Православных Граждан. Как мне кажется, Собор в этом вопросе поступил половинчато, но зато теперь мы — православная общественность, можем влиять на политическую ситуацию, и на каком-то уровне мирянам это делать легче, чем священнослужителям.
Кстати, на Украине в виду фронтового положения священники и епископы Украинской Православной Церкви Московского Патриархата могут участвовать в политике, например, духовный лидер русинов протоиерей Димитрий Сидор, являясь депутатом Закарпатского облсовета, очень много делает для защиты церкви и русинского народа от погромов украинских националистов.
В целом, церковная общественность весьма активно участвует практически во всех патриотических проектах как государства, так и оппозиции, без ее представителей не проходит ни один съезд патриотических партий, и таким образом эта общественность цементирует страну и ее политический класс. И сейчас, когда противники единства православных народов делают все для того, чтобы разобщить Россию и Белоруссию, Церковь активно поддерживает власть Лукашенко, потому что он проводит политику воссоединения Белой и Великой Руси. И именно в этом вопросе, вопросе реинтеграции российских территорий Церковь играет ведущую роль.
— Как православная церковь должна строить свою политику с иными религиями, в первую очередь, с исламом, католицизмом и, наконец, с буддизмом?
— Что касается отношений с обозначенными вами религиями. Прежде всего, необходимо отдавать себе отчет в том, что речь в данном случае идет не о каких-то малых этнографических группах, а о глобальных георелигиозных проектах, которые стоят за этими конфессиями. Они находятся здесь, в России, не для того, чтобы сохраниться в своих локальных границах, а чтобы саму Россию сделать своей. Исходя из этого понимания, Церковь и должна выстраивать с ними свои отношения. Это означает, что Церковь, конечно, не должна объявлять им войну на уничтожение, но она должна следить за ростом их экспансии и максимально этому сопротивляться.
А для этого нужно то самое православное образование всего общества, тот самый телеканал и тот самый курс ОПК, где будет ясно определено, чем отличается Православие от каждой из этих конфессий, и какие у них естественные геополитические цели. Церковь должна просвещать свою паству и общество в целом относительно тех реальных процессов, которые происходят в иных конфессиях. Например, напоминать слова одного из лидеров российских мусульман Равиля Гайнутдина о том, что он против введения ОПК, потому что этот курс несет с собой «угрозу» христианизации самих мусульман. Тенм самым, он честно признался, что дело не в светскости и политкорректности, а в выборе исторического пути. Но ведь Россия этот выбор сделала в 988 году, и любые попытки изменить этот выбор, приведут к необратимому исчезновению страны. Кстати, разумные лидеры мусульман-патриотов, такие как муфтий Хузин, выступивший в поддержку ОПК, это понимают. В то же время мы не можем возрождать и укреплять страну в атмосфере перманентного политкорорректного вранья о том, что у нас нет врагов, и сами мы довольны своими государственными границами. Народ прекрасно видит, что идет война против России, что силы, проводящие распад СНГ, не остановятся, и будут разрушать саму Федерацию, а при этом официальная риторика власти остается на уровне начала 90-х.
— Так ли это? Я бы привел в пример многочисленные выступления первых лиц государства, особенно после сентября 2004 года, но, думаю, вы и сами их читали.
— Справедливости ради нужно отметить, что с начала 2000-х годов в до сих пор либеральной государственной политике России стала обозначаться и иная, консервативно-патриотическая линия, естественно ориентированная на Церковь. Эта линия представлена в первую очередь силовыми структурами, прежде всего самой армией, для которой защита Родины является основной обязанностью. В министерстве культуры на место Швыдкого пришел Соколов. То же самое в федеральных СМИ — чего стоит один Михаил Леонтьев. Открыто православно-государственническую позицию занимают журналисты ТВЦ и Третьего канала. Так что, внутри элиты страны налицо раскол по ключевым вопросам нашего будущего, сглаженный временным компромиссом политкорректности. И создается впечатление, что линия раскола проходит и внутри самого Президента, так и не сделавшего окончательный выбор между Россией и политкорректностью.
Беседовал Павел Данилин
