 |
| МиК — маркетинг и консалтинг | Анатолий Цыганок | 04.05.2005 |
Во второй мировой войне отмечен самый большой процент политического и военного коллаборационизма граждан СССР среди всех воюющих государств второй мировой войны. Только иностранных добровольцев в Германских вооруженных силах (с 1940 по 1945 гг.) насчитывалось[1]: граждан Западной и Северо-Западной Европы — около 145 000 человек; граждан государств Восточной и Юго-Восточной Европы — около 300 000 человек; арабов — 5000−6000 человек; индийцев — 3000−4000 человек; граждан СССР — 1 300 000−1 500 000 человек.
Наиболее болезненным даже спустя шестьдесят лет после войны, слабо исследованным и неизвестным широким массам, до сих пор вызывающими наиболее противоречивые высказывания, являются вопросы о массовой сдаче в плен, особенно в первые месяцы войны, солдат и офицеров РККА. Переход к военному коллаборационизму, сотрудничеству, участию в формировании в составе Вермахта и войск СС и дальнейшему участию в боях русских, казачьих, мусульманских воинских формирований. Сотрудничество с немецкой администрацией на оккупированной территории Белой эмиграции, населения, интеллигенции, русской православной церкви в форме политического коллаборационизма, путем создания местного и национального самоуправления.
Особенностью немецкой оккупационной политики на территории СССР было то, что не было заранее подготовленной «пятой колонны». Ее должны были заменить представители белой эмиграции, которые выехали из бывшей Российской империи в годы Гражданской войны, и с представителями которой нацисты установили перед войной отношения.
Различные взгляды на военнопленных
Германия с началом войны учитывала, что после Гражданской войны прошло от 16 до 23 лет, и многие родственники людей, попавших под массовые репрессии, видели в Советской власти кровного врага. Сильны были сепаратистские и националистические настроения среди казачества. Эмигранты первой волны увидели реальную силу, которая могла бы восстановить монархию. Часть русской православной церкви, в отместку за репрессии 18−22-х годов, поддержала оккупацию. Крымские татары, азербайджанцы, калмыки, кавказские народности, националистически настроенные, видели в Германии возможность восстановления дореволюционных отношений. В совокупности этих факторов Германия видела для себя удачное развитие событий на Восточном фронте.Действительно, избежавшие высылок, расстрелов, преследований со стороны властей близкие и родственники дворян, офицеров, купечества и священнослужителей боялись даже дома, с подрастающими детьми, говорить о сопротивлении, опасаясь, что они могут где-то проговориться, и наедине, в семье, редко отваживались на откровенные разговоры. Поэтому не все дети знали о судьбе своих родственников и за 20 лет, сжившись с существующей действительностью, не помышляли о каком-либо сопротивлении, а, получив в основном техническое образование, сами становились винтиками государственной машины.
Однако, к сороковым годам после войны с Финляндией, конфликтов на КВЖД, многие родители, чьи сыновья готовились к призыву в армию, предусмотрительно проводили тихую подготовку не к сопротивлению Советской власти, а к спасению и собственных детей и себя. Например, приводя пример о своем пребывании в немецком плену, подсказывали, что лучше сдаться в плен и отсидеться в плену, чем гибнуть за большевиков, выславших родственников на Сахалин. Видимо, преобладало стремление спастись, а не воевать за власть, которая 23 года методично уничтожала все сословия в угоду «рабочим и крестьянам».
Наверное, этим и можно объяснить массовую сдачу в плен в первые месяцы войны солдат и офицеров РККА. По данным нашего министерства обороны, за III и IV кварталы 1941 года попало в плен 2 335 483 человек. Немецкое командование же вело учет советских военнопленных только с 1 января 1942 года и только на территории рейха, и где на 1.02.1942 числилось 11 168 287 военнопленных, при этом не учитывалось, что после 25 июля 1941 года был освобожден из плена ряд национальностей (немцы Поволжья, прибалты, украинцы, затем белорусы) — всего 318 770. Отсутствуют данные по Прибалтике и Украине, где в начале войны и были основные лагеря военнопленных. По зарубежным данным (Германия), общее число советских военнопленных только в первый период войны насчитывалось в пределах 5 200 000−5 750 000 (июнь 1941 — ноябрь 1942 гг.)[2]. По данным штабов групп армий «Север», «Центр», «Юг», было взято в плен под Минском и Гродно 300 000 человек; под Уманью — 103 000; под Витебском, Оршей, Могилевым, Гомелем — 450 000; под Смоленском — 180 000; под Киевом — 665 000; под Черниговом — 100 000; под Брянском и Вязьмой — 663 000 человек. Под Севастополем в мае 1942 г. — более 100 000, при захвате Керченского полуострова — 150 000; под Изюмом — 240 000, итого — 2 561 000 человек[3]. Однако немецкое командование под пленными считало и заложников из районов партизанских действий, и всех сотрудников партийных и советских органов, а также мужчин, отходивших вместе с войсками и призванных военкоматами. В целом довольно-таки удручающая картина.
Даже по сравнению с первой мировой войной, где за 40 месяцев войны 1914−1917 гг. русская армия потеряла пленными 3 638 271 человек, а на территории России находилось 1 961 333 пленных солдат и офицеров Германии и Австро-Венгрии[4].
Красное и белое казачество — второй этап гражданской войны
Вторая мировая война расколола казаков-эмигрантов на коллаборационистов и оборонцев. По данным С.М. Маркедонова[5], «через казачьи части на стороне противника в период с октября 1941 по апрель 1945 гг. прошло около 80 000 человек, из которых, вероятно, только не более 15−20 тысяч человек не были казаками по происхождению"[6]. Но данные цифры включают в себя и казаков, бывших в 1941 году гражданами СССР, и вставших на путь коллаборационизма после гитлеровской оккупации.Так, в составе 15-го кавалерийского корпуса СС, по данным на 1944 год, служили более 4000 эмигрантов, а в Русском охранном корпусе (на Балканах) принимали участие 2500 казаков[7]. Почему так произошло? На протяжении всех довоенных лет советская власть проводила неуклонный курс на расказачивание. Среди методов этого курса были и политические репрессии, и стимуляция социального расслоения среди казаков, и ассимиляция казаков в неказачьей среде. В 1921—1924 гг. преобладали методы прямого давления, в 1925—1928 годах шло латентное расказачивание, в 1929—1939 гг. — борьба с противниками «великого перелома», «вредителями» и «саботажниками"[8].
Политика расказачивания, проводимая в разных формах, политические репрессии по отношению к казакам, стали причиной перехода значительной части представителей «советского казачества» на сторону Германии. По данным на январь 1943 года, было сформировано 30 отрядов из казаков, общей численностью около 20 000 человек[9]. Очень колоритной фигурой среди командиров казачьих воинских частей был «советский казак», участник советско-финляндской войны, майор Красной Армии И.Н. Кононов, награжденный орденом Красной Звезды, перешедший в августе 1941 года на сторону противника и награжденный впоследствии железными крестами I и II класса.
Даже среди немецких частей выделялся сформированный в сентябре 1942-феврале 1943 гг. Калмыцкий кавалерийский корпус, который, по немецким архивным документам, считался не просто вспомогательным, а союзником и боевым товарищем немецкого рейха.
Коллаборационисты и оборонцы Русской эмиграции
Начавшаяся в 1939 году война расколола и русскую белую эмиграцию, также на коллаборационистов и оборонцев. Часть эмигрантов, наиболее энергичная, молодая поросль, которая любила бывшую Российскую империю по воспитанию и воспоминаниям родителей, встала на коллаборационистский путь и согласилась воевать на стороне Германии, а другая часть приняла сторону Советской России. Основными воинскими формированиями русских эмигрантов, воевавшими на противоположной стороне были:— Русский отряд в составе 9-й армии Вермахта в августе — начале сентября 1941 года принимал участие в боевых действиях в районе Вязьма — Ржев — Зубцовка. Отряд состоял только из русских эмигрантов.
Русский охранный корпус, сформированный в сентябре 1941 г. из эмигрантов, находившихся в Югославии, всю войну провоевал на территории Сербии и Югославии против партизан. Из 17 090 человек потери корпуса к концу войны достигли 11 506 человек[10].
Особый полк СС «Варяг», сформированный в марте 1942 года как добровольческий батальон из эмигрантов, в основном, из бывших кадетских корпусов Югославии, в 1944 г. развернутый в полк трехбатальонного состава, в конце войны попал под командование генерала А.Власова. После капитуляции Германии полк с боем пробился к границе Югославии, где был разоружен англичанами[11].
Русская национальная народная армия (РННА) или «Русский батальон специального назначения» сформирован в период с марта (150 человек) до августа (1500 человек) 1942 года, действовал на территории Белоруссии. К началу декабря в РННА входило 5 батальонов (по образцу вермахта), общая численность достигала 4000 человек[12].
Первая ударная гвардейская бригада РОА была сформирована в мае 1943 г. в г. Бреслау, где находилась до марта 1943 года (численностью около 250 человек). В мае 1943 года она была переброшена под Псков в подчинение местного СД. В августе командный состав был отозван в Берлин. В ноябре 1993 г. большая часть перешла к партизанам, а оставшаяся около 100 человек были арестованы[13].
В 1944 году начали действовать Вооруженные Силы Комитета Освобождения народов России (ВС КОНР), которые попали под командование генерал-лейтенанта А.А.Власова в январе 1945 года. Состав — 1, 2, 3 русские дивизии, запасная бригада, противотанковая бригада, ВВС РОА, офицерская школа. К марту 1945 года общая численность ВС КОНР составляла около 50 000 человек, в том числе 1 дивизия — 18 000 личного состава, 2 дивизия — 11 865 человек, 3 дивизия — около 10 000 невооруженных новобранцев. На вооружении первой дивизии находилось 12 тяжелых и 42 легких полевых гаубицы, 6 тяжелых и 29 легких пехотных орудий, 536 станковых и ручных пулеметов, 20 огнеметов, 10 САУ «Хетцер», 9 танков Т-34[14].
Первая русская национальная армия — под командованием графа Б.А.Смысловского — была сформирована из подразделений и групп Зондерштаба «Р», общая численность составила около 6000 человек. 2 февраля 1945 года 1-я русская Национальная дивизия была переименована в «Зеленую армию особого назначения». 4 апреля 1945 она увеличилась на 6000 человек за счет включения в свой состав Русского корпуса, кроме того, в их распоряжение предоставили себя около 2500 членов Объединения Русских Воинских Союзов[15].
Мусульманские коллаборационисты в годы войны
За период с 1941 года по 1945 год в Германских вооруженных силах прошли службу до 415 000 добровольцев мусульман[16], которые участвовали в боевых действиях наравне с немецкими солдатами, но в различном качестве, в соответствии с категорией иностранных добровольческих формирований: добровольцы вспомогательной службы, или «хиви» («Hiwi») численностью 665−675 тысяч человек; вспомогательная полиция по поддержанию порядка в тыловых районах (Hilxspolizei) (военная или гражданская по подчинению), численностью 390−400 тысяч человек; боевые части иностранных добровольческих формирований, численностью: боевые части вермахта — 385−390 тысяч человек, боевые части «СС» — 85 тысяч.В процессе создания и использования добровольных формирований из мусульманских национальностей немецкое командование учитывало две стороны: политическую и военную. Политическая носила чисто пропагандистский характер, чтобы показать, как на стороне Германии сражаются добровольцы. Военная же сторона была обусловлена необходимостью восполнения потерь в живой силе, как во фронтовых, так и во вспомогательных частях по поддержанию порядка в тылах действующей армии.
Основной побудительной причиной массового вступления мусульман на территории СССР в иностранные добровольческие формирования был национализм и сепаратизм, т. е. субъективное представление той или иной мусульманской нации о месте их народа в системе будущего немецкого «мирового порядка».
Первыми формированиями мусульманского толка явилось создание в декабре 1941 г. в Бахчисарае мусульманского комитета, на его основе был создан Симферопольский мусульманский комитет, а в январе и марте 1942 г. появились районные мусульманские комитеты в городах и населенных пунктах Крыма.
В период оккупации на территории СССР действовал и ряд других мусульманских комитетов. Это Туркестанский национальный комитет (с августа 1942 года), Карачаевский и Кабардино-Балкарский национальные комитеты, в состав которых входили князья: С. Шадов, Б.Шаков.
Наиболее крупным воинским мусульманским формированием стал с 15 ноября 1941 г. Туркестанский полк, при 444 охранной дивизии группы армий «Юг"[17]. С 30 декабря 1941 года в Польше был сформирован Туркестанский легион, 8 февраля 1942 г. — Грузинский и Армянский легионы[18]. 2 августа 1942 г. Кавказско-Магометанский был переименован в Азербайджанский легион, 15 августа 1942 был создан Волжко-татарский легион[19]. В 1942 и 1943 годах эти части воевали на Кавказе и под Сталинградом.
В конце 1942 года на Восточном фронте находили: 6 туркестанских (450, 452, 781, 782, 783, 784); 2 азербайджанских (804 и 805); 3 северокавказских (800, 801, 802); 2 грузинских (795, 796) и 2 армянских (808 и 809) батальона[20]. В течение 1942 и 1943 годов были сформированы 53 мусульманских полевых батальонов: 14 туркестанских, 8 азербайджанских, 7 северокавказских, 8 грузинских, 7 волжско-татарских, общей численностью около 53 000 человек[21]. На Украине до мая 1943 г. были сформированы 25 полевых батальона: 12 туркестанских, 6 азербайджанских, 4 грузинских, 3 армянских, 7 строительных батальонов и 2 запасных — общей численностью более 30 000 человек[22].
В Крыму мусульманские формирования, учитывая другую специфику, приобрели форму «местных вспомогательных сил» и в меньшей степени использовались для включения небольшими группами в части действующей в Крыму немецкой армии. Начало было положено формированием отрядов самообороны, насчитывающих 70−100 человек, во главе каждого из которых был немецкий инструктор, унтер-офицер. Одновременно шло формирование 8 батальонов «Шума» — в Симферополе, Карасу базаре, Ялте, Бахчисарае, Алуште, Джанкое и Феодосии. Каждый батальон состоял из 4 рот. Штатная численность батальонов составляла от 500 до 700 человек.
С декабря 1943 по март 1944 гг. был сформирован 1-й Восточно-мусульманский полк СС (3000 человек). 30 декабря 1944 г. началось развертывание Восточно-Тюркского соединения в составе боевых групп: «Туркестан», «Идель-Урал», «Крым». В первом проходили службу выходцы из Средней Азии и Казахстана; во втором — добровольцы из Поволжья, третью группу составляли бывшие подразделения другого мусульманского соединения СС — Татарской горно-егерской бригады СС, расформированной ранее (бывшие батальоны «Шума»). В середине июля 1944 года бригада имела личного состава 3518 человек, из которых примерно 1/3 составляли немцы, переведенные главным образом из полиции.
В это время было сформировано и Кавказское соединение СС. В январе структура Кавказского соединения включала штаб и боевые группы: «Грузия», «Северный Кавказ», «Армения», «Азербайджан», и насчитывала примерно 2 400 человек.
С 1943 по 1945 годы действовали на строительстве и восстановлении техники: Рабочее соединение «Бригада Боллера» (Boller Brigade), укомплектованная туркестанцами, которая капитулировала в Берлине; Кадровая (восточная) добровольческая дивизия (1943−1944 гг.), укомплектованная армянами, азербайджанцами, поволжскими татарами, казаками; 12-е (кавказское) истребительно-противотанковое соединение (1944−1945 гг.), уничтоженное в Берлине; 162-я Тюркская пехотная дивизия (Turkmen-Julauterie Division N 162), которая капитулировала в Австрии; Соединение особого назначения «Горец», с 1942 г. — полк; Крымско-татарские батальоны вспомогательной полиции N 147−155, укомплектованные крымскими татарами; Соединение Султан-Келеч-Гирея в Северной Италии, укомплектованное северокавказцами[23].
Русская православная миссия на оккупированной территории
С началом войны на оккупированной территории часть священнослужителей пошла на сотрудничество с немецким командованием. Были воссозданы церковные округа и приходы. Главой русской православной церкви стал экзарх Эстонии — митрополит Сергей (Воскресенский), проживавший в Риге, который создал в августе 1941 г. своим указом так называемую «Русскую Православную миссию в освобожденных областях России» (РПМ) с управлением в городе Пскове[24]. Во многих областях открылись церкви, например, только на территории Ленинградской области было открыто 168 церквей, 2 католических костела, в то время как до 1941 года там действовало всего 5 церквей[25].Кстати, на всей территории СССР к началу войны оставались открытыми 4275 церквей, из них около 500 в границах 1939 года[26], остальные — на присоединенных территориях Западной Украины и Западной Белоруссии. Открытие церквей и соборов производилось по специальному решению высшего церковного Совета. Обязательный характер носили обряды крещения, регистрации браков в церкви и их несоблюдение рассматривались немецкими властями как посягательство на порядок[27].
Среди верующих граждан на оккупированной территории были организованы сборы пожертвований на восстановление храмов, одновременно, в блокированном Ленинграде был организован среди верующих патриотов сбор денежных средств на строительство танковой колонны.
По указанию немцев, вся церковная политика была направлена на решение трех основных задач: проведение пропаганды, имеющей своей целью представить немцев в роли защитников русского народа; оказание активного содействия немцам в проведении экономических и политических мероприятий; сбор сведений о политических настроениях населения, экономическом положении районов, и выдача советских патриотов немецким оккупационным властям.
Для решения этих задач с июня 1942 года на оккупированных территориях стал выходить журнал «Православный христианин». В марте 1942 г. управлением РПМ было выпущено воззвание по поводу отмены немцами колхозной системы и нового порядка землепользования, а в дальнейшем рассылались циркуляры с разъяснениями позиций немецких властей.
РПМ поддерживала тесный контакт с «Русским комитетом» генерал-лейтенанта А. Власова, ими совместно выпускались листовки, содержащие призывы к вступлению в ряды «РОА». Именно «религиозный ренессанс» в период немецкой оккупации оказал серьезное влияние на Советское руководство, которое пошло в 1943 году на частичное восстановление религиозной жизни на всей территории СССР. И.В.Сталин под давлением военной обстановки и влияния «ренессанса» церковной жизни на оккупированной немцами территории вынужден был пойти на уступки народу.
Война, к ужасу правящей элиты, выявила явную религиозность значительной части населения СССР, в том числе, и среди мобилизованных в армию. Реальная обстановка вынудила правящую партию искать в войне с немцами союзника внутри страны. Таким союзником оказалась церковь. ВКП (б) со свойственной ей двуличностью и цинизмом ловко использовала власть духовной силы, которую совершенно не признавала до войны. Этот вывод был крайне неприятен И.В.Сталину, но он быстро понял выгоду для себя в привлечении на сторону партии православной церкви и верующих.
4 сентября 1943 года состоялся Собор 18-ти[28] срочно отысканных епископов, доставленных из концлагерей, из мест ссылок и заключения[29]. Этот собор избрал митрополита Сергия патриархом Московским и всею Руси. Однако не все церковнослужители признали вступивших в переговоры со Сталиным митрополитов, поскольку они не были на это уполномочены. По словам протоиерея Дмитрия Константинова, нет ничего удивительного в том, что «этот день стал днем разделения между Московской патриархией и Церковью в целом, то есть, церковным народом, священством и частью епископата"[30]. С того дня и по нынешнее время между церковной политикой Московской патриархии и Церковью нет единства.
Политическое, военное и церковное сотрудничество с оккупационными властями в годы второй мировой войны было наиболее массово отмечено в двух странах: Франции и России. Причины этого феномена еще следует исследовать, но если около 10% населения стало сотрудничать с оккупантами, то, видимо, эта сложная тема должна получить не только военно-историческое объяснение, но и стать поводом для выдвижения многочисленных и, возможно, взаимоисключающих версий.
Анатолий Цыганок, полковник, кандидат военных наук, профессор Академии Военных наук
[2] Гриф секретности снят Цит.соч.С.336.
[3] Мировая война 19 439−1945.Взгляд побежденных.М.: АСТ, 2002. С, 251.
[4] Россия в войне 1914−1918 года (в цифрах). М., 1925. С. 30,41.
[5] Маркедонов Сергей. Государевы слуги или бунтари-разрушители? Консерватизм и традиционализм на юге России. Ростов-на-Дону, 2002, издательство КСНЦ ВШ, с. 153
[6] Александров К.М. Русское казачество во второй мировой войне: трагедия на Драве, декабрь 1944 г Новый часовой. Русский военно-исторический журнал. СПБ, 2001, N11−12, С.118−119
[7] Худабородов А.Л. Российское казачество в эмиграции и вторая мировая война. Казачество России (XX век). Оренбург. 2000. с. 9
[8] Маркедонов Сергей. Цит.соч.С.155
[9] там же с. 155
[10] Окороков Александр. Русская эмиграция. М. ИПВА, Центр изучения русского зарубежья: 2003, с. 181
[11] там же, с. 185
[12] там же, с. 170−172
[13] там же, с. 169
[14] там же, с. 159
[15] там же, с. 154−155
[16] там же с. 169
[17] Романько Олег. Мусульманские легионы во второй мировой войне.: М.: Транзиткнига 2004, С. 133
[18] там же с. 134
[19] там же с. 135
[20] там же с. 139
[21] там же с. 140
[22] там же с. 144
[23] там же с. 256−259
[24] Ломакин Н. Неизвестная блокада, С.-Пб.: Изд. Дом"Нева», 2004, с. 493
[25] там же
[26] Дмитрий Константинов (протоиерей).Цит, соч.С.18
[27] РГАСПИ.Ф.69.оп.1.Д.990.С142
[28] Плененная церковь.ФранкфуртМайн.:Посев, 1954.С.46.I
[29] Протоиерей Дмитрий Константинов. Гонимая церковь: Русская православная церковь в СССР. Материалы по истории русской политической эмиграции. Выпуск 6.М.: Ассоциация авторов и издателей, 1999.С.26.
[30] Дмитрий Константинов. Через туннель ХХ-го столетия. Материалы к истории русской политической иммиграции. Вып. III.-М.: ИАИ РГГУ, 1997. С. 483.
