«..Но Аз не забуду тебе»

Материнство как Божественный замысел

ПЕРВОЕ ОБЕТОВАНИЕ

«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его: мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею…» (Быт. 1:27−28).

Материнство — это благословение Божие, самое первое обетование Божией Любви, самая первая в истории человечества, услышанная Адамом и Евою из уст Божиих заповедь, и самое первое явленное им откровение Божие о судьбах человечества.

Святые Отцы — живые хранители Священного Предания, запечатленного на «плотяных скрижалях» (2 Кор.3:3) единого соборного церковного сердца[1], усматривали в материнстве не только величайший Божий дар, но и одну из сокровеннейших тайн Божественного Промысла о мире, человеке и Церкви. Предвечный замысел материнства раскрывала пред человеком Священная История. «Стоит труда поискать в Библии учения о воспитании»[2], — говаривал в свое время святитель Филарет Московский. Но там, где говорят о воспитании, может ли не идти речь и о материнстве?

…Вот в чреде потомков Адама и Евы предстает пред нами еще одна, великая по значимости для судеб человечества святая и праведная ветхозаветная чета: столетний патриарх Авраам, и его неплодная, престарелая супруга Сара: «И сказал Бог Аврааму: Сару, жену твою, не называй Сарою; но да будет имя ей: Сарра. Я благословлю ее, и дам тебе от нее сына» (Быт.17:16). Богом нареченное имя Сарры означало «Госпожа множества». Сам Господь нарек также и имя дарованному Богом младенцу, дав Аврааму обетование о многочисленном от него потомстве: «В Исааке наречется тебе семя» (Быт. 21:12). «Авраам, — по слову апостола Павла, — не помышлял, что тело его, почти столетнего, уже омертвело, и утроба Саррина в омертвении» (Рим.4:19−20), он не усомнился, но явил величайшую твердость в вере Богу, Источнику жизни…

Так начиналась Священная История Домостроительства Божия, история умножения рода человеческого, которую с полным правом можно было бы назвать также и историей материнства… «Все это происходило с ними, как образы; - говорил о событиях Ветхого Завета св. апостол Павел, — а описано в наставление нам…» (1Кор.10:11).

Возвещенное Архангелом Гавриилом чудесное рождение Святого Предтечи и Крестителя Господня Иоанна от святых и праведных, но престарелых Захарии и неплодной Елисаветы… Божественное дарование долгожданного чада — Пресвятой Девы Марии — бездетным, терпящим многие годы «поношение безчадства» праведным Богоотцам Иоакиму и Анне… Благовестие Архангела Гавриила Пречистой Неискусомужней Деве о рождении от Нее Сына Божия, Спасителя Мира и наречении Ему имени Иисус… Божие дело, Божий дар, Божие благословение, Божие призвание и Богом предначертанная женам стезя жизни — так раскрываются пред нами в Священном Писании, в Святых Таинствах, установлениях и обрядах Матери-Церкви, в ее песнопениях, в благочестивых обычаях и традициях христианской жизни тайна Божиего смотрения о материнстве: его чин, зиждительные причины, и великое его предназначение в судьбах мира.

ДЕТИ — БОЖИИ

Я не знаю, откуда я пришел сюда, в эту — сказать ли — мертвую жизнь или живую смерть, — размышлял в своей «Исповеди» святой Августин, епископ Иппонийский. — Меня встретило утешениями Твоими милосердие Твое, как об этом слышал я от родителей моих по плоти, чрез которых Ты создал меня во времени…"[3]. Мир был задуман и сотворен Богом как чудесный сад — вертоград, Садовником которого был Сам Господь. И все растения, которые произрастали в этом саду, и самые прекрасные цветы этого сада — дети, обязаны были жизнью своей Насаждающему. «Не считайте того, кто сеет вас сеянием по плоти виновником вашего существа, — писал в своих „Строматах“ выдающийся муж Церкви конца II и начала III веков, богослов и педагог Климент Александрийский, — но только совиновником рождения, лучше же служителем рождения»[4]. И сотворена была жена, по учению святых отцов, ради умножения потомства, как помощник для того, чтобы «помочь Насаждающему человеческий род, как помогает плодородие земле»[5].

Дети — Божии, — об истине этой возвещал Дух Святой устами пророков, воспевавших Создателя и Творца: «Ты извел меня из чрева матери моей» (Пс.70:6), «От чрева матери моей Ты — Бог мой» (Пс.2:11), «Приобрела я человека от Господа» (Быт. 3:20), — так, родив Каина, первенца своего, свидетельствовала о Истине и праматерь наша Ева. Однако не только благополучное и счастливое чадородие, но и преждевременные роды, гибели младенцев во чреве матери, непроизвольные выкидыши — случаи несчастные — по-своему являли собою Истину, подтверждая непреложность Божественных духовных законов. Удостаивая по древнему обычаю молитвы жену, «во убийство впадшую волею, или неволею и зачатое в ней извергшую»[6], Святая Церковь в случаях, когда сие приключалось невольно и без злоумышления, все же усматривала некое наказательное попущение Божие. «Господь, хранящий младенцы, попускает быть сему за некоторые тайные и неисповеданные грехи родителей. Ибо сказано: не даждь во смятение ноги твоея, и не воздремлет храняй тя Ангел»[7].

Сокровенную сущность понятия материнства учительно показуют и Церковные Таинства. В древнем чине воцерковления, которым завершается Святое Таинство Крещения, младенец полагается на землю пред Царскими вратами храма. Это таинственное священнодействие дает разуметь, во-первых, что младенец, яко христианин, должен всю жизнь пребывать во смирении духа и сердца, взирая на себя, как на жертву, которая единожды и навсегда посвящена Господу. А, во-вторых, указывает и матери, подъемлющей затем от Царских врат плод чрева своего, что не в полную и неограниченную собственность предается ей этот безценный Божий дар — дитя, но, как, обращаясь к матерям призывал их памятовать святитель Иннокентий Херсонский, с этого момента чадо лишь вручается матери Самим Господом, «да болезнует о нем прочее духом, как прежде болела телом, дондеже вообразится в нем Христос»[8].

Благословляя жену чадом и поручая ей воспитание человека, которому уже дарована не только земная, но и вечная жизнь, Господь — по слову святителя Василия Великого, — призывает мать к совместному с Ним действию, к соучастию, к сотворчеству, к продолжению Божия дела — «дондеже вообразится в возрастающем человеке Христос». Подобное понимание материнского служения также является непосредственным отражением заповеди Божией. Ведь творческие способности, таланты, в том числе и материнский талант, дарованы людям не как некая потенциальная возможность, но как Божие задание творить[9], — учил святитель Григорий Палама. Ради этих целей дарует Господь матерям великую часть в созидании душ человеческих. Ведь каждый младенец, приходящий в мир, есть, по слову замечательного русского старца о. Тихона (Пелиха), зарытое зерно новой жизни[10]. Не растение, не цветок, не колос. Но только зерно, взрастить которое, «болезнуя прочее духом», для вечной жизни в Боге призваны родители, и, прежде всего — мать.

ВВЕДЕНИЕ ВО ХРАМ

Уже в Святом Таинстве Брака, — как бы в преддверии материнства, брачующиеся вводятся в мир высоких духовных понятий о чадородии и высочайшей нравственной ответственности с ним сопряженной. Пред ними открывается истинное Божественное назначение брака и материнства, поскольку в рождении детей — «непосредственном таинственном действии Бога, обитающего среди брачующихся» (Климент Александрийский) — заключена одна из главных его целей. Святая Церковь уподобляет христианский брачный союз мужа и жены великому таинственному браку Христа и Церкви[11]. «Поистине — это таинство великое, — восклицает святитель Иоанн Златоуст, — заключающее в себе какую-то сокровенную мудрость». «Как из Адама и Евы народился весь род человеческий, так от Христа и Церкви народилось и нарождается все множество верующих», — Блаженный Иероним.

Святые Отцы возвышают понятие материнства до космических, поистине вселенских масштабов: «Чрез материнство и рождение составлен мир, чрез которое сущности, чрез которое ангелы, чрез которое силы, чрез которое души, чрез которое заповеди, чрез которое закон, чрез которое Евангелие, чрез которое познание Бога»[12], и, конечно, согласно отеческому Преданию, Сама Мать наша — Святая Церковь!

Таким высочайшим уподоблением земного, естественного материнства — Матери-Церкви, которая «от века была в мысли Божией», «которая старее мира», и «для которой, собственно, и был сотворен мир»,[13] христианство озаряет отблеском Божественной славы и природное материнство, исполняя его глубочайшим религиозным смыслом, научая нас видеть в нем некое преддверие или ступень к иному, высшему Материнству — материнству Святой Церкви.

В Церкви познает человек Бога и приближается к Нему. В Церкви, и только в Церкви, в Ее материнском лоне рождается для Царствия Небесного человек в Духе Святом. Только в Ее святых материнских руках ветхий, земной человек претворяется в Нового Адама, чтобы вместе с ним преображался бы и мир в некий живой, мыслимый Храм, в некий Собор всей твари, всей Вселенной — в Церковь, хвалящую Господа. И в этом величайшем деле Божественного Домостроительства земным матерям предана Творцом великая часть. Как святым праведным Богоотцам Иоакиму и Анне, приведшим свое Богодарованное чадо — Пресвятую и Пренепорочную Деву Марию во храм и посвятившим Ее, трехлетнюю, Богу, так и земным матерям предлежит сотворить этот путь введения детей своих во Храм и в буквальном, и в самом глубочайшем духовном смысле, чтобы чада, рожденные ими по плоти, стали чадами Матери-Церкви, возрожденными в Царствие Небесное по духу.

ОСЕНЕНИЕ СОГРЕВАЮЩЕЕ

По великости целей и мера ответственности: «кому много вверено, с того больше взыщут» (Лк.12:48). В молитве матери, составленной преподобным Амвросием, старцем Оптинским, есть такие слова, обращенные молящейся материю ко Господу: «Ты соделал меня достойной быть матерью семейства; благодать Твоя даровала мне детей, и я дерзаю сказать: они Твои дети! Потому что Ты даровал им бытие, оживотворил их душею бессмертною, возродил их крещением для жизни, сообразной с Твоей волей, усыновил их и принял в недра Церкви Своей». А заканчивается молитва прошением: «Удостой меня, с упованием на Твое милосердие, предстать с ними на Страшном суде Твоем и с недостойным дерзновением сказать: Вот я и дети мои, которых Ты дал мне, Господи!».

Не о том, как работала женщина на производстве или каким была ученым, не о том, как рисовала картины (если была художница), как танцевала или пела, не о том, как вела дела и руководила другими (если начальствовала), но о том, прежде всего, какой она была женой и на что ею был употреблен величайший евангельский «талант» материнства, придется матери дать ответ на Страшном Суде.

Однако вручая матери дитя на воспитание, призывая ее к несению столь великого подвига, каким является истинное материнство, Господь вместе с тем преподает и матерям все благопотребные для несения этого святого служения благодатные дары. Материнскому благословению Господь придает защищающую, оберегающую, покрывающую силу Своего Божиего благословения. Господь скор на слышание материнской молитвы, которая есть, — по слову святителя Феофана Затворника, — «покров или осенение согревающее»[14]. Пятой заповедью — единственной заповедью, дающей обетование долголетия и блага в этой, земной жизни, тем, кто ее исполняет, Господь оберегает, поддерживает и хранит материнство, научает всех чтить его как святыню. Слову материнскому предается от Бога сила поистине космическая, ибо оно простирается в Вечность. И если сердце матери есть нерукотворный храм Божий, то ее устами обращается к чадам Сам Господь: «Горе мне! И я осмеливался говорить, что Ты молчал, Господи, когда я уходил от Тебя! Разве так молчат?! Кому как не Тебе принадлежат слова, которые через мою мать, верную служанку Твою, твердил Ты мне в уши?», — так писал Блаженный Августин в своей «Исповеди», вспоминая годы своей юности, слезы матери, оплакивавшей его перед Богом «больше, чем оплакивают матери умерших детей», ее молитвы, и голос Божий, Который говорил с ним голосом матери[15].

Материнство не ограничено земной жизнью. Господь, — учит святитель Филарет Московский, — благословляет детей в родителях и родителей в детях и отдает грехи отцов на чада (Числ.14:18), потому что мать и дитя соединены навечно. И когда он, младенец, беспомощный, только Богом и матерью знаемый в ее утробе живет, питаясь ее соками и кровью, хранимый Господом и материнской молитвой, и когда он c молоком благочестивой матери «пьет из груди ее любовь» (свт. Филарет Московский), и когда он уже созидает свою семью, и когда один из них — мать или чадо, — отходит ко Господу, — и здесь, на земле, и там, на небесах, связь между ними не обрывается, ибо «любовь никогда не перестает» (1Кор. 13:18).

Благословения и молитвы матерей (и — напротив — страшная, убийственная сила материнских заклятий), праведная, богоугодная материнская жизнь покрывает, оберегает их чад, способствует их духовному становлению, и земному благоденствию[16]. Не случайно свт. Феофан Затворник советовал скорбящим о детях матерям давать милостыню «за детей» и помогать нуждающимся, поверяя судьбы своих чад их молитвам, ибо таковые молитвы особенно сильны. Указывал на этот непреложный закон и замечательный афонский старец Паисий Святогорец: «Бог духовно укрепляет и освобождает от крестов (испытаний) тех своих детей, которые помогают поднимать кресты своим собратьям»[17]. Не раз убеждался в непреложности этой истины и новомученик и исповедник святитель Афанасий, епископ Ковровский. Вспоминая о том, как благочестивые его родители из своих скудных средств помогали выучиться детям из бедных семей, Владыка писал: «Когда христианские родители, исполняя завет Христа, помогают чужим, отнимая нечто у детей, все это отнятое сугубо возвратится детям»[18], что и сбывалось буквально с ним самим на его исповедническом, мученическом пути. Святителя, умиравшего от голода и истощения, не раз чудесно спасала нежданная и негаданная милостыня — Божие воздаяние святому милосердию его родителей.

По тому же самому божественному закону великую силу имеют и молитвы чад об усопших матерях. По слову старца Паисия Святогорца, праведная, святая жизнь детей есть «самая большая панихида» по усопшим матерям, самое великое воздаяние за все земные труды, скорби и подвиги, понесенные матерями в земной жизни. Ибо, как хорошо или дурно отражается на ребенке образ жизни, поступки и состояние духа матери, начиная с дней ее беременности и вплоть до последнего ее вздоха, как вынуждены бывают дети искупать своими страданиями не измытые, не очищенные покаянием и смиренным терпением скорбей грехи их матерей и отцов, так и все, что творят на земле дети, тяжким укором или великим благом сказывается на загробной участи материнских душ [19].

…При рождении младенца акушерка обрывает пуповину — знак земной связи матери и дитя в ознаменование того, что младенец — есть пришедший в мир новый человек. Но духовную пуповину оборвать никому не под силу, ни здесь, на земле, ни в Вечности. Тех, кого Бог соединил, никто и никогда разъединить не сможет. Так мысль об ответственности материнства, простирающегося в вечность, неминуемо приводит к мысли о подвиге материнства. Ибо без крайнего напряжения всех телесных и душевных сил, без самоотречения и жертвенности, — а это и есть подвиг! — без благодатной Божией помощи такую ответственность, такое послушание понести невозможно.

СТЯЖИ МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ

«Вы подумайте, ведь мать — такой же родитель, как и отец, а отношение к ребенку иное. А почему? — размышлял о тайне материнской любви замечательный архиерей-исповедник ХХ века митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов). — Мать, не раздумывая, отдает жизнь за свое дитя, мать до последних сил защищает его в неравном бою, а если уж обидели ее детище, то мать становится тигрицей (…) И обиды она прощает потому, что сердце матери Господь слепил из другой глины, чем сердце отца[20].

«Хорошо любить тех, кого любишь, — нередко сетуют люди, — но как, как полюбить тех, кого не любишь»? — «Стяжи материнское сердце!»[21], — призывали учеников своих богоносные старцы, стремясь как можно яснее раскрыть пред ними сокровенную тайну Евангельской Христовой любви. «В любви человеческой есть любовь, которая несколько больше, чем все другие человеческие проявления, приближается к… кенотической [22] Божественной любви, — писал замечательный наставник монашества ХХ века архимандрит Софроний (Сахаров), — Это любовь матери: она все переносит от своего младенца; она готова на все унизительные формы служения своему младенцу… И Господь смиряется перед нами, как мать перед ребенком… Так же и мы должны были бы поступать по отношению к нашим братьям»[23].

Мать любит и больное, и уродливое дитя, и, быть может, его-то и больше всех любит. Мать любит детей, которые ее мучают, обижают и распинают. Мать не себя жалеет, а их. Материнское сердце — это единственное в человеческом естестве сердце, носящее в себе залог, зерно, образ, икону истинной Евангельской любви, которая «долготерпит, милосердствует… не завидует… не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде… все покрывает, всему верит, все переносит… никогда не перестает» (1Кор.13:4−8).

«Не отцом будь братии, а матерью», — наставлял преподобный Серафим Саровский, своего ученика преподобного Антония (Медведева) благословив его на служение в сане наместника Троице-Сергиевой Лавры. «Дети мои, для которых я снова в муках рождения», — писал своим ученикам святой апостол Павел. Не было у отцов пред глазами во всей земной жизни человеческой другого столь простого, близкого, сродного и понятного всем примера, как материнская любовь, который мог бы заключить в себе и выразить невыразимое, стать символом и критерием духовного отцовства, примером, наполняющим его высшим смыслом и приобщающим его к Отцовству Небесному, Божественному. Как великое откровение передавали святые отцы дарованное их святости ведение: у Господа, — говорили они, — Материнское сердце! «Еда забудет жена отроча свое, еже не помиловати изчадия чрева своего; аще же и забудет сих жена, но аз не забуду тебе» (Ис. 49:15).

Такое понимание материнства, материнской любви как прообраза любви Новозаветной, как ступени к христианскому совершенству, как «образа и тени» (Евр. 8:5), отблеска и сияния Любви Небесного Отца, дарованной и явленной грешному человечеству на Голгофе — со Креста, — донесла до нас святоотеческая традиция.

«На свете есть один единственный голос матери — голос Бога в нас, который слабо слышен в грохоте мира сего. Но если начать прислушиваться к этому голосу, он становится все громче, пока не заглушит весь грохот мира, подобно шуму большого водопада, пока не останется единственным в покоренном и умолкнувшем мире… И люди, которые не потеряли память о голосе родительском (память, с какой люди рождаются), тотчас узнают голос Божий и, как дети на голос матери, возвращаются домой»[24].

Однако и самих земных матерей Господь призывает к духовному восхождению, ибо и в их сердцах посеянное Богом зерно любви должно возрастать, стремиться взойти от душевности к духовности, чтобы принести свой плод во благовремении.

ПОД ЗАКОНОМ СТРАДАНИЯ

Только сокрушенное сердце способно любить! — живительным, небесным дождем слетают к нам благословенные глаголы святых отцов. Какое сердце, как не материнское, сокрушается столь многажды?! И в нежном младенчестве, когда очи материнские молитвенно ловят дыханье своего младенца, когда сердце материнское состраждет несоразмерно мучительнее, нежели болящее чадо, когда в отрочестве его и юности мать слышит сердцем каждый его шаг в этом страшном и жестоком мире и каждый шаг ее ребенка оплачивается и спасается ее слезами и молитвами, кровью ее сердца. Многажды рвется оно и умирает, и пронзается, как бы вновь и вновь даруя жизнь своим чадам…

«Под законом страдания» (Свт. Филарет Московский) проходит на земле мать свое великое послушание. «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей»[25]. Так было предначертано Господом и праматери Еве, и всем идущим вслед за ней женам, готовящимся стать матерями после грехопадения Адама и Евы. «Рождающая мучится, рождаемое плачет…»[26]. Как евангельскому пшеничному зерну, которому предлежит истощание и умирание ради того, чтобы был из него принесен «мног плод» (Ин. 12:24), как, впрочем, предлежит этот путь и всякому истинному добру и благу в этом мире, так и материнству изначально положено было испытание скорбью. Скорбью оно испытывалось, скорбью утверждалось, скорбью очищалось и скорбью созидалось, ибо «жена спасется чрез чадородие» (1Тим.2:15).

Однако ни само естественное материнство, ни даже скорби, ему сопутствующие сам по себе еще не спасительны. Об этом говорит в «Толкованиях Посланий св. апостола Павла» святитель Феофан Затворник. Чадородие, как и всякое другое простое естественное дело, как, например, питие, сон, еда, еще не есть добродетель. Спасительно истинное материнство, которое «присоединяет к чадородию и воспитание детей в страхе Божием во славу Божию»[27]. Ведь добродетель, по учению святых отцов, не есть то, что принадлежит человеку по естеству, от природы; но только то, что приобретается великими трудами и потами, в напряжении всех душевных и физических сил, Бога ради, во славу Божию и по святой Его воле. Иными словами — подвигом. «Достойно похвалы не просто всякое вдовство, — читаем мы у святителя Амвросия Медиоланского[28], — а только то, в котором совмещается подвиг (virtus) вдовства», и переносим эти слова, — как ключ к пониманию! — и к раскрытию сущности понятия материнства.

Как не всякое вдовство достохвально, так и не всякое чадородие и материнство душеспасительно, но только то, в котором осуществляется подвиг материнства, где в предельно возможной полноте и совершенстве реализуется Божественное задание матери. А оно таково, что не по собственным прихотям и мечтам, не под влиянием гуляющих по миру ветров заблуждений и пристрастий, но так, как того хочет Бог, должна растить свое чадо мать-христианка.

Эта мысль не раз встречается в дневниковых записях святой страстотерпицы Государыни Императрицы Александры Феодоровны, несмотря на всю ненависть и противодействие мира сумевшей исполнить во всей полноте и красоте свой подвиг материнства. Дети вручены Господом матерям на попечение, — писала Государыня, — а, значит, не свою волю должны матери исполнять над детьми, а стремиться слушать и слышать волю Божию о чадах своих и всеусердно содействовать исполнению над ними воли Божией. Хотя, оказывается, на этом-то именно пути и ожидают матерей подлинные, — но и спасительные! — скорби, испытания, то самое «болезнование духом», по выражению свт. Иннокентия Херсонского, которое и претворяет постепенно естественное материнство в материнство истинное, духовное.

«КРИЛА ОГНЯ»

Святая Церковь знает два чина женского служения Богу и людям: чин мироносиц и чин материнства. Исторически эти два чина женского послушания сосуществовали, на первый взгляд, как бы на противоположных полюсах бытия, но в сущности своей они хранили в себе глубочайшее сродство, нечто подобное различию и сходству евангельских сестер Марфы и Марии, какое-то внутреннее друг для друга духовное поучение. В одной из проповедей, обращенной к сердобольным вдовам, принявшим на себя обет служения ближним во Христе, (иными словами — в чине мироносиц), святитель Филарет Московский привел им в пример самоотверженность и жертвенность материнства. «Почему мать способна подолгу бдеть ночами над больным младенцем, — вопрошал святитель, — а сиделка — скоро изнемогает»? И призывал вдов-мироносиц к стяжанию именно такой любви, любви материнской. «Если таким образом естественная человеческая любовь облегчает трудные дела, менее ли сильно будет благодатное человеколюбие, одушевленное силою любви Божественной?.. Любовь Божия даст вам крила огня«[29].

Но как же трудно стяжать эти «крила огня» — возвысить чувствительное и любящее материнское сердце от любви естественной, душевной к высотам духовной, к мужественному следованию воле Божией в воспитании детей, — к несению подвига истинного материнства. Любовь по естеству — природная материнская любовь, хотя и способна на жертвенность и на самоотречение детей своих ради, — такая любовь, тем не менее, далека еще от христианского совершенства. «Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления» (1Кор. 15:50). Естественная любовь материнская потому ограниченна и несовершенна, что она не способна на подлинное слышание, подлинное послушание, и подлинное отречение от своей воли ради исполнения воли Божией в отношении чад. Если «мироносицам» дается совет поучиться горячей любви у матерей, то в свою очередь земных матерей приглашают научиться от «мироносиц» любви к Богу и послушанию Его святой воле. И если природное самоотречение матери — есть только действие Богом дарованного природного материнского инстинкта, то второе отречение — есть сознательный духовный акт, духовный подвиг, иными словами — истинное и спасительное материнство, стяжать которое и призывал родительниц митрополит Московский.

«ОТЫМИ ОТ НАС СЕРДЦЕ КАМЕННОЕ…»

«Слышащи, Пресвятая Дево и Мати, Симеона праведнаго проречение: Тебе же Самой душу пройдет оружие, слагала еси в сердцы Твоем вся глаголы сия, разумевающи, яко радость матерняго сердца о чадех, многих печалей в мире сем бывает причастна»[30].

Драгоценными бисерами рассыпаны в истории Матери-Церкви свидетельства неусыпного Божественного попечения о младенцах, о том, как в, казалось бы, случайных совпадениях событий и обстоятельств являла себя Божественная Воля, которую матери прошлых веков умели и слышать. Слух этот был по природе своей сродни Страху Божию — великой добродетели, лежащей не только в основе всякой премудрости, но в том числе и в основании подвига материнства. Боязнь своеволия, боязнь ошибиться, повести свое материнское попечение о детях не по Божиему пути, тем самым искалечив и судьбу чада, и своей душе навредив, — таким святым страхом искони руководствовались истинно христианские матери, устремляя свои взоры на образ Матери всех матерей, «всем женам благословение даровавшей»[31], сверяя свой путь с тем путем, которым прошла по земле Наставница и Попечительница материнства, Великая его Заступница — Пресвятая Владычица наша Богородица Мария…

В сердце Своем слагала Пречистая Матерь Божия все священные глаголы, все божественные знамения и свидетельства о Сыне Своем, Богомладенце Христе (Лк. 2:19), прочитывая сердцем Своим в этих глаголах и знамениях вехи крестного пути Своего Божественного Сына, а, значит, и Своего собственного крестного пути. Оружие пронзало Ее сердце, но Она не прекословила Христу как апостол Петр: «Будь милостив к Себе, Господи! Да не будет этого с Тобою!»[32], когда Иисус открыл своим ученикам, что ему предстоит много пострадать и быть убиту. В величайшем смирении, терпении, молчании и мужестве несла Матерь Божия Свой великий земной подвиг материнства, Свой материнский Крест, следуя за Христом, исполняя Свое материнское послушание Богу — «Да будет ми по глаголу твоему» (Лк. 1:38) — до конца земной жизни, у Креста Сына Своего усыновив все греховное человечество в Свое пронзенное материнское сердце…

Матерь Божия принесла миру Спасителя. Она же принесла в мир и величайшее чудо — сокрушенное, а потому ставшее способным вобрать в себя и возлюбить весь греховный и страждущий мир, материнское сердце. Это сердце родилось на Кресте материнских страданий всей жизни Богоматери, и свершилось оно, пронзенное оружием, у Креста Распятого Сына, открыв человечеству великую тайну материнского сердца — тайну подлинной человеческой любви, на которую способно только сокрушенное сердце.

Христианские матери древности, матери Святой Руси, великие смирением своим и послушанием Богу, любовию своею, всегда устремлялись во след Пресвятой Богородице. Они шли по Ее стопам, восходя вслед за Нею по духовным ступеням, стремясь совместить в себе и служение Марфы, и служение Марии, — чина материнства и чина мироносиц, — того, что в предельном совершенстве явила миру Сама Царица Небесная. И простые земные жены, свято исполнившие свой материнский подвиг, становились живыми иконами Божией Матери.

Материнское сердце — есть великая милость и великое Божие благодеяние миру. Ибо в центре мира, в его средоточии, в его сердце — в Святой Церкви — нам показуют эту тайну иконы Вознесения Христова, иконы Похвалы Божией Матери, иконы Покрова Пресвятой Богородицы, — мы видим Пресвятую Матерь Господа, Которая воздев к Небу, к Сыну Своему святые руки Свои молится о мире, о всех погибающих чадах Своих. Этот Центр, это Сердце Материнское, как и любящие сердца всех истинных земных матерей, — есть единственная в этом во зле лежащем и становящемся все более звероподобным мире сила, которая противостоит мировому злу, ненависти, разрушению, растлению, смерти… Здесь сосредоточено все, что осталось в этом мире доброго, теплого, бескорыстного и любящего, еще сохраняющего в себе отблески первозданной красоты Божиего творения, Божиего Замысла о человеке. Велика сила материнской любви, сила материнского сердца, несущего в себе любовь, тепло, добро, свет, молящегося о чадах своих, о всех чадах, о всех людях, страждущих телесно и душевно, о всем мире. И потому уже не одно столетие все мировое зло пытается всеми силами пытается уничтожить материнское сердце, убить материнство в его зачатке, в самой его божественной сути, изменить, изуродовать, уничтожить материнскую природу женщины, каковой ее создал Бог; соблазнить женщину иными целями, опорочить материнство как призвание жизни, и, тем самым, обречь мир на самоуничтожение, на гибель. Мир, в котором иссякает материнская любовь, умирает материнское сердце, становиться адом…

***

Когда-то Господь устами пророка Иезекииля говорил народу Своему: «Дам вам сердце новое и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное… и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях Моих…» (Иез. 36:26). Ныне же Слово это звучит как обличение, как пронзительный и скорбный стон о всеобщем окаменении сердец, о разрушении материнства, о стремительном оскудении любви и о сокрушенных материнских сердцах, плачущих о детях своих, взывающих в последней надежде ко Господу: «Душе Благий и Истинный! Прииди ныне с высоты святыя Твоея и вселися в ны, отыми от нас сердце каменное, и даруй нам сердце плотяное…»[33].