«Государство без христианской правды обрекается на бессмыслие и разложение»

Проповеди и статьи о. Н.М.Троицкого

От редакции. Предлагаем вашему вниманию тексты проповедей и статей известного казанского религиозного и общественного деятеля, одного из видных руководителей местного правомонархического (черносотенного) движения, священника Николая Михайловича Троицкого (1880 — 1937), которые, в числе прочих, были выявлены и подготовлены к публикации (с соответствующими примечаниями) кандидатом исторических наук И.Е.Алексеевым (г. Казань). Особый интерес при этом представляют статья «Интеллигенция и народ» (1903 г.) и «Поучение на день 1600-летия со времени издания Константином Великим Миланского указа» (1913 г.). По информации руководителя отдела по канонизации святых Казанской епархии РПЦ Е.В.Липакова, материалы об о. Н.М.Троицком, расстрелянном вместе со священномучеником епископом Иоасафом (в миру — И.И.Удаловым) 2 декабря 1937 г., в настоящее время находятся на рассмотрении в Синодальной комиссии по канонизации святых.

Заботы о личном спасении и общественное служение христианина

Любовь к ближнему и служение благу ближнего во имя этой любви — главнейшая нравственная обязанность христианина, и только тот, кто положит душу свою за други своя, спасёт её, а «иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю». Мф. XVI, 25. Любовь — альфа и омега нашей жизни; она есть душа нашей души. Кто не любит, тот «Яко медь звенящая или кимвал звяцаяй». 1. Кор. XIII, 1. В блаженстве любви заключается то блаженство, которое обещано праведникам за гробом. Оно начинается здесь на земле; но вполне раскроется тогда, когда человек увидит «лицом к лицу» то, что он теперь постигает отчасти, «якоже зерцалом в гадании».

Любовь вызвала мир из небытия в бытие; она совершила величайшее дело искупления; она же, наконец, спасёт человека и приведёт нас к Богу, и будут все едино, как Един Бог, Троичный в лицах.

Любовь к ближнему и любовь к Богу не два, а одно чувство, проявляющееся под двумя различными формами.

Любви к Богу может противоречить только ложная любовь к людям, которая ставит тварь выше Бога; о такой любви говорит Спаситель: «иже любит отца или матерь паче мене, несть мене достоин; иже любит сына или дщерь паче мене, несть мене достоин». Мф. X, 37. Любовь к Богу невозможна без любви к людям и наоборот. Кто любит Творца, тот любит и творение Божие — особенно то, которое носит на себе образ Христа. Любя творение, мы необходимо любим и Творца. В творении мы познаём и любим Творца, и творения мы любим постольку, поскольку в них отражаются божественные совершенства. То, что противно Богу, в чём нет ни единой искры добра, не может быть предметом нашей любви (диавол). Чем больше мы привязаны друг к другу, тем ближе к нам Бог; чем меньше, тем он дальше от нас. Представим себе геометрический круг. Центр его — Бог; радиусы — люди. Чем радиусы ближе к центру, тем меньше между ними расстояние; чем дальше, тем промежуток больше. Все материальные частицы земного шара влекутся силою притяжения к центру; на пути оне сталкиваются, взаимно притягиваются, и все объединяются в одном центре. Люди также стремятся к Богу. Общая цель связывает их воедино и образует из них одну семью, в которой Бог — отец, все люди — братья.

Людям необходимо быть как можно ближе друг к другу, как можно крепче держаться друг за друга, потому что враг их (диавол) силён, и он всячески старается вредить им. Для легчайшего отражения общей опасности люди соединяются вместе и составляют религиозное общество, которое называется «Церковью». Успешная борьба с врагом и спасение возможны для человека только в Церкви, т. е. в союзе с другими людьми, ибо Церкви обещано, что «она пребудет вечно и врата адовы не одолеют ей». Мф. XVI, 18. Один человек может ошибаться: «homini errare est», а Церковь непогрешима. Она свято и ненарушимо хранит Божественное учение, и в ней же даны благодатные средства для создания спасения людей. Церковь — лоза, «мы же рождие». Всякая ветвь, оторванная от лозы, засыхает и погибает; ветвь же, питающаяся соками Церкви, никогда не погибает, так как Церкви дан источник живой воды, «пияй которую, человек не вжаждется вовеки». Иоан. IV, 14. Церковь есть живое тело, единый организм, в котором отдельные члены относятся друг к другу как различные органы в теле. Орган, нарушивший связь с другими частями тела, скоро атрофируется и уничтожается за негодностию; точно также и человек, порвавший союз с Церковью, как негодный и вредный член, отметается и погибает. Каждый орган в Церкви, как и в теле, отправляет свою собственную функцию. Многоразличные дарования даны людям в Церкви о «Том же Дусе»: одному — одно; другому — другое. Один чувствует в себе дар пастырства; другой чувствует призвание к педагогической деятельности; третьего влечёт пустыня, уединение. Все они сделают хорошо, если поступят по влечению своего сердца. Важно одно — не прерывать общения с матерью-Церковью, не нарушать единства любви, которое связывает нас с другими людьми. На каком бы месте человек ни был, он обязан прежде всего «искать Царства Божия и правды его», Мф. VI, 33., и делать то дело, которое ему поручено, с любовью и с самоотверженностью, а результаты деятельности нужно предоставить в волю Божию. Относительно — с человеческой точки зрения — один род жизни выше другого, но перед Богом все они равны; для Него нет ни малого, ни великого. Не может голова сказать рукам или ногам: вы мне не нужны; точно так же и руки и ноги не могут действовать без головы. Земледелец может находиться в такой же чести у Бога, как и учёный богослов, если только он делает своё дело с желанием угодить Богу и спасти свою душу. От христианина требуется одно — усвоить на всё христианскую точку зрения, и тогда всё в его глазах получит свой смысл, и каждая мелочь будет иметь особенное значение. Замечателен взгляд на мелочи о. Амвросия Оптинского. По словам «Поселянина»(1): мелочей для о. Амвросия не существовало; он знал, что всё в жизни имеет свою цену и свои последствия. Не было ни одного случая, на который бы он не ответил с неизменным чувством добра и участия.* Всякое занятие может быть духовным подвигом для христианина — «крестоношением». Кресты есть разные: деревянные, железные, медные, серебряные, золотые, как повествуется в каком-то житии. Для одних таким крестом было стояние на столбе, на камне; для других — писание икон (древние русские иконописцы); иные спасались, списывая книги (древние русские книжники), иные — сражаясь на войне. Женщину, по слову ап[остола], спасает чадородие. «Христианство имеет бесконечно широкие взгляды, говорит Поселянин, обнимая всё разнообразие человеческой деятельности. Тем и велико христианство, тем и доказывается его Божественный источник, что оно всеобъемлюще. Христианство, с бесконечною ширью своих взглядов, благословляет труд учителя, воина, врача, землепашца, учёного, судьи, торговца, писателя, слуги, чиновника, ремесленника, адвоката, чернорабочего, художника. Оно провозглашает святым всякий труд и учит, как лучше всего его исполнить».** Важно не то или иное занятие, но отношение человека к нему, субъективное настроение, т. е. те мотивы и цели, которые руководят человеком. Спасение возможно для человека везде, была бы у него любовь. Где любовь, там и добро. Она есть духовный огонь, непрестающее свойство которого распространяться, пока есть горючий материал. «Я принёс огонь на землю, сказал Спаситель, и как бы я желал, чтобы он возгорелся». Без любви ничто, никакое дело не имеет цены. Если даже мы пойдём на смерть за ближнего, но любви в нас нет, то мы медь звенящая. 1. Кор. XIII, 3. Мы не можем сеять добро кругом нас, если его нет в нас; мы не можем дать другим того, что сами не имеем. О. Амвросий Оптинский говорил: «желание трудиться на благо человечества — дело весьма благовидное, но поставлено не на своём месте. Св[ятой] Давид говорит: сперва уклонись от зла, а потом уже сотвори благо (пс. 33). У нынешних же людей выходит навыворот. Все хотят, на словах, трудиться на благо ближним, нисколько, или весьма мало заботясь о том, что наперёд нужно самим уклониться от зла, а потом уже заботиться о пользе ближних. Широкие затеи молодого поколения о великой деятельности на пользу всего человечества похожи на то, как если бы кто, не зная жизни, не имея знаний, много мечтал о себе, что он мог бы быть профессором и великим наставником в университете. Но с другой стороны, думать, что если мы не можем двинуть вперёд всего человечества, то вовсе не стоит трудиться, это опять другая крайность. Каждый христианин обязан по силам своим и сообразно своему положению трудиться на пользу других, но с тем, чтобы всё это было во время и в порядке, и чтобы успех наших трудов представлять Богу и Его Св[ятой] воле».***

Старец Серафим говорил своему любимому ученику: «радость моя! стяжи дух мирен, тогда около тебя многие спасутся». Достоевский, который написал целый роман на тему о христианской любви: «Братья Карамазовы», пишет: «смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость». Любовь, по его мнению, — всё в нашей жизни, без неё никакие внешние реформы, никакие государственные и мировые перевороты не сделают человека счастливым. Ту же мысль находим у Еп[ископа] Антония: «христианство говорит: заботься о целостном достижении нравственного совершенства, т. е. любви, смиряйся и будь чист душою — тогда вокруг тебя будет разрастаться общее благо».****

В настоящее время всё оценивается с точки зрения пользы. Всё, что не приносит явной, очевидной пользы, то вменяется в ничто. Здесь кстати будет привести слова Гюго: «прекрасное, доброе не менее полезно, чем полезное; оно даже полезнее последнего».

«Разнообразны характеры и дарования людей. Есть люди, которых влечёт внешняя деятельность, которым нужно жить в народе, которые только и дышат свободно в часы борьбы за дорогие идеалы. Есть люди иного склада. Их деятельность мало видна при жизни; с виду кажется, что они не дают нового направления людской жизни, новых ей толчков, как деятели первого рода. Но ценны и долговечны духовные плоды их духовной деятельности и, быть может, в конце концов, оказывают более могущественное воздействие на людскую жизнь. Эти люди — подвижники***** (Поселянин). Они уходили из мира, горя сильнейшею любовью к людям, уходили потому, что не желали вреда себе и ближним» (Еп[ископ] Антоний). Они почитали себя не в праве дышать тем воздухом, которым дышат другие, и жить на той земле, где живут другие люди. Живя вдали от мира, они никогда не забывали людей — по словам Еп[ископа] Антония, «самые строгие отшельники болели душой за грехи людей и с любовью о них молились». Молитва, по словам Мартенсена, есть созерцательная любовь. Она есть главнейший источник деятельности. Кто молится, тот тем самым уже служит человечеству, и гораздо больше, чем какой-ниб[удь] учёный, поэт… Молитва за других — жертва, равной которой нет ничего на свете. Молитва — это «слёзы ребёнка» — как сказано у поэта. Молитва — чистейшая — самая святая любовь; кто не любит, тот не может молиться. Мы молимся живой Личности и за живых людей, — иной молитвы нет. Но подвижники никогда не прерывали вполне связи с миром. Они уходили из мира, но мир бежал за ними. К ним приходили люди за утешением, за советом и лаской. Многие из подвижников сами являлись в мир в трудные минуты жизни и были теми тихими ангелами, которые вносят с собою всюду мир и радость о «Дусе Святе». «Постом, слезами, бдением и молитвою» (Летопись) этих подвижников возникли все знаменитые в истории монастыри, из которых нам достаточно указать два: Киево-Печёрскую Лавру и Троицко-Сергиев Монастырь.

Услуги, какие оказали монастыри миру, неисчислимы. В сочинении Смирнова, печатающемся в настоящее время на страницах Богословского вестника, под заглавием: «Как служили миру подвижники древней Руси» — указываются 4 вида общественной деятельности наших монастырей: первою обязанностью монаха является — молиться за мирян — «трудиться в бдении и в молитвах, молиться за весь мир беспрестане». Вторая обязанность инока — быть учителем, даже пастырем мирян. Третья форма служения миру — заступничество или печалование. Четвёртая форма, в которой проявлялось служение монастыря миру, — благотворительность. Кроме этого, монастыри имели огромное колонизаторское значение, через заселение монастырями пустынных пространств. «Придёт инок в пустыню, где в непроходимых лесных чащах жили только дикие звери и бесы, где обыкновенный колонист видел одни только страхования, выкопает землянку, или поселится в дупле старого дерева, „яко вран на нырищи“, по сравнению житий, или „птица, особящаяся на зде“, и мало-помалу его жилище сделается починком большой монастырской колонии. Он первый победит девственную природу своим трудом, победит пустынные страхи своею святою молитвою, и пустыня, после этого, привлечёт к себе густое народонаселение, станет городом обительным». (История Русской Церкви П.Знаменского. Изд. 1870 г. стр. 97 — 98).

В последнее время на страницах наших духовных журналов очень горячо обсуждался вопрос об общественном служении монастырей — вопрос, поднятый Г. Кругловым. Между о. Архимандритом Евдокимом и о. Арх. Никоном разгорелась полемика, из которой выяснилось, что обе спорящие стороны в главном согласны между собой и спорят из-за слов. Нельзя установить одну какую-нибудь определённую форму для общественной деятельности монастырей: «дух, идеже хощет, дышет». Один монастырь может быть велик и славен старчеством; иной может широко развивать благотворительную деятельность и т. д. Но идеалом для всех монастырей должен быть монастырь, в котором широко развиты все виды общественной деятельности и в котором горит ярким пламенем светильник созерцательной жизни отшельников.

Созерцание и деятельность должны быть сведены к единству, и там, где это единство есть, мы имеем истинный идеал христианской жизни, которая состоит в полном и совершенном развитии всех сторон нашей природы, т. е. в достижении той целостности и гармонии, которую являет в своём лице наш Божественный Учитель.

Николай Троицкий.

* Русские подвижники 19 в. Поселянин. 526 — 527 стр.

** Там же.

*** Житие о. Амвросия. Изд. 2. Собрал П-он Б-ий. Москва, 1893 г. 85 — 86 стр.

**** Как относится служение общественному благу к заботе о спасении своей собств[енной] души. Т. III. еп. Антоний, стр. 372.

***** Там же.

(Деятель /г. Казань/. — 1903. — № 9 /сентябрь/. — С.с. 377 — 382.)

Интеллигенция и народ

К числу глубокопечальных явлений, лучше сказать, «знамений» нашего тревожного времени, бесспорно принадлежит и то в высшей степени прискорбное разъединение в духовной жизни между простым народом и интеллигенцией, которое, начавшись в далёком прошлом, в настоящую пору достигло наибольшей остроты и устойчивости. Между этими двумя, так сказать, половинами единого велико-российского организма пролегла глубочайшая пропасть; произошло громадное историческое недоразумение, мешающее им подойти друг к другу «лицом к лицу», дружно сплотиться на почве одного общерусского дела.

Интеллигенция не может понять наш народ и не знает, откуда и как к нему подойти, и это потому, что пути их жизни совершенно разошлись, а «подобное познаётся только подобным». В горделивом сознании собственного превосходства над простым народом, наши интеллигенты думают, что им стоит придти в народ и сказать: «гряди за мною», чтобы он побросал всех своих пенатов, оставил всё то, чему до сих пор беззаветно служил и поклонялся, и покорно пошёл за ними, как овцы следуют за своим пастырем. Но в том то и дело, что наш русский крестьянин не особенно склонен доверять чистоте и искренности намерений своих интеллигентных просветителей: он как-то скорее инстинктивно чувствует, что они — не друзья, не добрые пастыри, а простые наёмники, «инуде пришедшие», и не только не имеет охоты идти за ними, но бежит от них, как от какой-нибудь чумы, или заклятого врага. Не раз приходилось слышать из уст народа такие нелестные отзывы по адресу интеллигентов, что-де «барину поблажить захотелось» или, что «у него ум за разум зашёл», или, как говорится в стихотворении «Барин и мужик»: «Э, барин-то того… немножко головой рехнулся». Главная причина и первый пункт недоверия со стороны народа к «барину» — то, что «барин» в Бога не верует, а наш русский мужичок в Боге видит смысл своей жизни, и он хорошо знает, что сказано пророком об этих неверах: «рече безумен в сердце своем: несть Бог». XIII пс., 1.

Нужно заметить, что простой русский народ плохо верит красивым и высоким словам, на которые столь щедры современные образованные люди, по собственному опыту зная, что у людей, особенно переучившихся, очень часто «на языке мёд, а под языком лёд», или, что «они мягко стелют, но жёстко спать». Полагая, что «во многоглаголании несть спасения», он хочет «видеть и осязать», т. е. он ждёт и требует от всех живого и непосредственного дела, явной и осязаемой пользы, — словом, он следует тому убеждению, что «по плодам их (а не по словам) узнаете их».

Между тем, от наших интеллигентных людей в большинстве случаев, кроме одних, правда — сладких, но пустых слов, да иногда «бессмысленных и бесполезных охов и вздохов», он ничего не видал и не слыхал. Естественно родиться в душе его подозрение, что, «если образованный барин вмешается в дело, тут не жди добра; тут — или обман, или подвох».

Кто читал рассказы Вересаева, тот знает, что не столь давно наши крестьяне во время страшных эпидемий отказывались лечиться у врачей и фельдшеров, нередко случалось даже, что они до смерти избивали этих самоотверженных и неповинных людей, думая, что они-то и распространяют заразу, с целию отравить, выморить народ.

Скажут, что тут в грубой и бессмысленной форме проявилось глубокое невежество народа и — больше ничего. Но это ли только? Нет, здесь скрывается гораздо более, чем предполагают.

Это какая-то своего рода эпидемическая вражда к интеллигентам, какое-то органическое отвращение, недоверие ко всему тому, что они делают; недоверие, коренящееся в глубине народного сознания, веками назревшее и потому трудно уничтожимое. Здесь вполне оправдываются слова пророка: (Иеремия XXXI, 29) «Отцы ели кислое, а на зубах детей оскомина». Говоря иначе, — грехи отцов передаются по наследству их детям. Кровь крепостных людей, неоднократно, на протяжении двух веков и безвинно, по прихоти, по капризу самодуров помещиков проливаемая, тяготеет на чадах их до четвёртого рода и дальше. Дети ответственны за исторические ошибки и грехи отцов и несут достойное возмездие, «что посеял, то и пожнёшь».

Нужно много времени, чтобы пробить окно в душу народа, много надлежит совершить великих подвигов и трудов, чтобы народ поверил своим благодетелям и достойным образом оценил и отблагодарил их. Сюда подходят слова одной студенческой песни:

«Сеялось семя веками,

Корни в земле глубоко;

Рубят леса топорами;

Зло вырывать не легко».

Важны не красивые слова, не громкие фразы о меньшем уничижённом брате-мужике, о нарушенных правах и т. п., а важны дела и дела.

Русский народ верит только тому, кто его беззаветно любит и доказывает любовь свою на деле не однажды, но седмижды семь раз; но за то, уверившись в человеке, он готов служить ему, как раб, до последнего вздоха, до готовности положить за него душу свою, если это потребуется.

Всякий народ ищет, чему бы поклоняться: страшно ищет этого и наш народ, и если находит предмет, достойный поклонения, то для него становится тогда ясным смысл и цель его существования. У нас есть живой светильник земли русской, поставленный на свешнице и светящий кругом на 100, 1000, 1 000 000 вёрст, влекущий к себе миллионы людей, измученных суетою жизни и томлением духа, жаждущих духовного обновления и утешения, страстно желающих хотя бы на одну минуту испытать полный душевный покой и радость. Этот светильник — о. Иоанн Кронштадтский, дорогой и родной русскому сердцу «батюшка». Он простым и детски чистым сердцем понял смысл народной жизни и сумел осуществить его, осуществить в ясной, наглядной форме под образом дел любви христианской и молитвенных подвигов. Естественно, что магическою силою влекутся к нему народные сердца: «сердце сердцу весть подаёт», чуя, что там «русское, родное, святое»; там «русский дух и Русью пахнет»; там русский человек является таким, каким он и должен быть всегда. И русский человек пал и смиренно преклонился пред этим живым, ярким и неложным воплощением святой правды земли русской. Вот единственный путь к сердцу народному; вот средство заслужить его любовь и доверие: любовь полную, доверие постоянное. (Русский человек отдаётся всегда весь, целиком, а не на половину. Известны стихи А. Толстого:

«Коли верить, так уж смело,

Коль любить, так всей душой».)

Нашей интеллигенции остаётся воспользоваться этим наглядным, живым уроком и последовать ему неуклонно.

Правда, это путь трудный, тернистый, но прямой и верный, и иных путей нет.

Русский народ, по мнению наших русских писателей, великих народолюбцев, — «народ богоносец» (Достоевский),

«Имеющий от Бога высокое призвание

и светлый удел

Хранить для мира достояние

Высоких жертв и чистых дел». (Хомяков).

Он должен сказать миру новое слово, вдохнуть новый дух в разлагающуюся европейскую жизнь, — дух «братства, равенства, свободы», не на началах богини разума, а на началах веры и любви Христовой, готовой «душу свою положить за други своя». Такая высокая задача предстоит всему русскому народу, но дело в том, что наша интеллигенция давно уже порвала связи с родной почвой, уклонилась от веры народной; оставила того Бога, Которому в простоте душевной поклоняется простой народ, и ушла «во след иных, ложных богов».

Все светлые надежды падают, поэтому, на наших простецов, на тех «лапотников, без которых не может быть и бархатника». И ещё раз исполняются воочию слова Спасителя: «Яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцам», Мф. XI, 25 (людям тёмным, несмыслённым). Способен ли наш народ, едва увидевший предсказанную Пушкиным «зарю освобождения», ещё не привыкший к разумной самодеятельности и не оценивший свободы должным образом, способен ли он выполнить эту великую историческую задачу и как он может сделать это? На первый вопрос ответ один: он должен и, следовательно, может. Опыт прошлых веков показал нам, что русский народ стоит на правильном пути; что в нём скрываются великие богатырские силы, которые не замедлят развернуться во всю ширь и мощь, если окажутся для этого налицо благоприятные условия. Наш народ — это тот богатырь Илья-Муромец, о котором говорится в былине: «30 лет сиднем сидел, но когда встал на ноги, то почувствовал в себе столько силы, что, если бы было на что упереться, он мог бы перевернуть весь мир». Н.В.Гоголь, прозревая духовными очами в грядущую даль веков, представляет себе Россию в виде лихой русской тройки, мчащейся во весь опор впереди всех народов Европы.

Русский народ, по выражению С.А.Рачинского, «крещён, но ещё не оглашён». «Вместе с богатыми духовными силами, ещё непочатыми, в душе русского человека ярко пылает пламя сердечной, искренней веры в Бога и в св[ятую] Церковь, которая, быть может, одна и сохраняет его от окончательного падения. Жизнию своей простой русский народ далёк от Бога, но сердцем, пламенно любящим Господа и льющим пред ним горячие слёзы покаяния, русский народ близок к Нему. Итак, вот сокровища, которыми обладает русская душа: богатые нетронутые духовные силы и пламенная вера в Бога и в св[ятую] Церковь"*. Силы эти дремлют, их надо разбудить: сам народ проснуться не может. Нужно огласить народ: т. е. он должен воспринять во всю ширь и глубину своего духа истинно-христианские начала веры и благочестия, чтобы на их почве создать разумную нравственную жизнь и деятельность. Но русскому народу совсем нет нужды перевариваться в котле европейского капитализма и фабричного производства, или идти по пути европейской цивилизации. Он должен взять у европейских народов всё, что у них есть хорошего, пересоздав это по-своему, в духе своего идеала, т. е. ему надлежит усвоить европейское просвещение и дать ему не языческое, но соответствующее христианское употребление.

Наш народ тем и отличается от других народов, что у него всё религиозно; что в нём «народность, государство и вера» слились воедино и образовали ту великую историческую силу, какою является в настоящее время Россия.

У каждого народа есть свой идеал, от которого зависит смысл его исторического существования. У русского человека тоже есть свой идеал, это — «св[ятая] православная Русь». Сделать Русь святою, православною не в мысли, но на деле, — вот великая задача нашего времени. «Монастырь, жизнь в Боге и для Бога, отвержение себя — вот что совершенно искренно представляется конечною целию существования, недосягаемым блаженством русскому народу"**, говорит Рачинский. «Но эта жизнь в Боге и по закону Божию не исключает возможности воплотить её в другой, не в монастырской только форме, тем более, что в духовном складе русского человека много средств для создания иных форм христианской жизни. В самом деле, его ум весьма способен к отвлечённой и точной науке. Его фантазия богата образами, которые находят удачное выражение в детском пока народном искусстве"***. Народные просветители должны воспользоваться этими богатыми дарами русского духа и дать им такое направление, при котором бы они являлись неотделимыми друг от друга. Воспитание русского народа должно направляться в духе православной церкви, только тогда русский народ сохранит свою (индивидуальность) самобытность и скажет новое слово народам Востока и Запада, ждущим нового откровения: «свет с востока», «Lux ex oriente».

Русский народ и не знает иного учителя, кроме церкви Христовой: она для него мать в собственном смысле слова. Под её благодатным и св[ятым] покровом совершилось его духовное рождение; она, на протяжении 10 веков, воспитывала его в духе веры и любви Христовой; она охраняла его в годину великих государственных смут и неурядиц, как орёл собирает в кокош и охраняет детищи свои. В непрестанном живом, духовном общении с нею, он нашёл силы вынести тяжёлое двухсотлетнее татарское иго; она объединила и связала удельные княжества около одного центра, сердца Русского, Москвы. Церкви он обязан своею любовью к родине, готовой идти на смерть за веру, царя и отечество. Под её непосредственным и благотворным влиянием зародились и окрепли могучие верноподданнические чувства народа к царю-батюшке; она, наконец, не забыла его и в тяжёлую эпоху крепостного права, когда все от него отступились и никто не желал знать его. Прошли эти тяжёлые времена для России. Она политически возмужала и окрепла и стала грозой для других народов. Сила её всё растёт и растёт и не предвидится конца этому развитию. Неужели после этого у русского народа может явиться неблагодарное желание уйти из-под лёгкого и благого ига Церкви Христовой? Но куда и зачем? Что обещают народу самозваные просветители взамен веры Христовой, этого «единого на потребу»? Мяс египетских, хлеба, зрелищ, материальные блага? Но они не должны забывать, что и материальное обеспечение нужно народу, но ещё нужнее «спасение души, наука жизни о Христе». «Дайте народу сознательное христианство, проведите христианство в жизнь народа, сделайте его народом святым, угодным Богу и — вы ответите на запросы его души» (Рачинский).

Наша интеллигенция, видя, не видит и, слыша, не слышит, что творится в жизни народа, чего ждёт от неё народ; она не хочет знать св[ятой] церкви и веры Христовой; она думает жить самостоятельно, по новой вере, по новым идеалам, чуждым духу русского народа; она несёт в народ европейскую культуру и под видом хлеба подаёт камень, а вместо рыбы — змею. В настоящее время деревня наша представляет заметные признаки нравственного упадка и постепенного вымирания, и этот упадок совершается не без некоторого нравственного влияния со стороны интеллигенции. Чрез школы, библиотеки, газеты и т. п. наряду с добрыми семенами проникают в народ и плевелы, и последних едва ли не больше, чем первых. Будучи в большинстве случаев равнодушными к вере и церкви Христовой, а иногда и прямо враждебно настроенными против неё, наши интеллигенты служат плохим примером для необразованной массы народа, а пример, как известно, действует всегда заразительно. В народе замечается некоторое охлаждение к церкви и какое-то нравственное безразличие, хотя нет слов, в большей и лучшей части народа крепка ещё вера и её не сокрушат никакие соблазны, никакие наветы и примеры. Но искорка, маленькое зёрнышко сомнения уже заброшены, и прежняя твёрдая спокойная религиозная уверенность народа поколеблена. Под влиянием этого сомнения, пока ещё смутного и слабого, мало-помалу рушатся прежние религиозно-нравственные устои патриархальной жизни народа: разлагается община, материальное благосостояние деревни ухудшается, пьянство растёт; по пятам идёт разврат. Семейные разделы становятся обычным явлением (факты см. в книге свящ[енника] Смирягина: «Народ и интеллигенция»). «Власть земли» поколебалась; народ бежит в город, бросает землю, домашний очаг и всё, что дорого сердцу нашего мужичка-пахаря. Возврата в деревню, к прежней здоровой жизни на лоне природы, нет. Праздная городская жизнь, как тина, втягивает в себя пришлых людей, развращает и губит их. «Золотая рота» босяков — городской пролетариат, всё растёт и растёт, не по дням, а по часам. Босяк приобретает силу, литература делает его популярным, он становится злобою дня, любимым предметом разговоров. Дойдёт до того, что его увенчают (и уже увенчали) лавровым венком героя или венцом мученика, поставят пьедестал, и начнётся поклонение. В Париже есть культ дьявола, почему и у нас не быть культу босяка? В наше время, когда нервы стали пятой стихией, по словам Надсона, когда всё уродливое, безобразное вызывает в нас чувство восторга и умиления, не это ещё возможно. Всё это плохие предзнаменования.

Скоро ли кончится бесцельное блуждание интеллигенции по «распутиям мира сего», искание потерянного идеала, и она, наконец, обратится к народу и у него научится верить и любить? Олеко в «Цыганах» Пушкина не нашёл у диких людей, чего искал, но он найдёт всё это: и правду, и смысл жизни в духе русского народа и в церкви Христовой, только ему надо помнить то, что сказал Достоевский: «смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость».

Говоря всё это, мы нисколько не забываем, что среди интеллигенции есть люди иного, желательного нам свойства: «есть течения иные, сокровенные и глубокие, есть чистые люди, есть добрые дела» (Рачинский). Их пока меньшинство, но известно, что «мал квас всё смешение квасит». Будем надеяться, что это меньшинство скоро станет большинством; что оно послужит залогом соединения с церковью, а чрез это и с народом, всех образованных людей, ушедших из её ограды «на страну далече», и тогда-то будет «едино стадо и един пастырь».

* См. Ниже. Статья Пальмова. 303 стр.

** Сельская школа. С.А.Рачинского. 24 стр.

*** Руководство для сельских пастырей. 1902 г. № 46. Духовные нужды Русского народа и православное пастырство (по воззрениям Рачинского) Пальмова, см. Сельская школа. Рачинского. 18 — 22 стр.

Николай Троицкий.

(Деятель /г. Казань/. — 1903. — № 13 /декабрь/. — С.с. 574 — 581.)

По поводу книжки Шершеневича (2): «О народных представителях»

Недавно вышла в свет небольшая (20 стр[аниц] с неб[ольшим]), общедоступно изложенная книга Г. Ф.Шершеневича, посвящённая злободневному вопросу о «Народном Представительстве» или, что-то же, о «Земских» соборах. По всему видно, что книжка предназначена для «средней публики» и для «низов», т. е. для простого народа, и имеет своею прямою целью не только «познакомить» читателя с тем, что такое «народное представительство и представительное правление», но и внушить мысль о превосходстве этого правления пред «существующей формой правления», т. е. Самодержавием, и тем самым приобщить народную массу к «современному освободительному движению», вызвав в ней, по крайней мере, сочувствие, если не активное, как говорят, участие и содействие в той или иной форме… Ничего нового по содержанию своему книга Шершеневича не представляет сравнительно с тем, что нам, милостию Божиею интеллигентным людям и даже нашему простому люду давно уже известно-переизвестно из до тошноты однообразных и подчас совершенно бессмысленных произведений нашей литературы, носящих название либеральных и получивших за последнее время широкий сбыт среди грамотного и неграмотного населения нашего государства не вследствие спроса, а вопреки ему, путём «подсовывания» везде, где можно. В виду того, что данная книжка, выпущенная в свет с одобрения юридического общества, может ввести иного из наших простецов, до последней степени доверчивых по отношению к печатному слову, в некоторое сомнение или даже заблуждение относительно действительного достоинства усиленно рекламируемого Шершеневичем «народопредставительного(3) правления», она заслуживает того, чтобы на ней было остановлено особое внимание.

Все рассуждения Шершеневича о «народных представителях» покоятся не на данных нашей истории, а на одних чисто отвлечённых умствованиях, имеющих известную цену где-нибудь среди людей, устраивающих банкеты и т. п. учёные собрания, живущих «теориями» не собственного, конечно, производства, а падающими со стола западно-европейской учёности, в жизни своего народа видящих только то, что позволяет видеть прорубленное Петром В[еликим] окно в Европу, и русскую историю коверкающих на все лады, чтобы только её можно было уложить в рамки западно-европейского миросозерцания, наглядное доказательство чего мы и видим в настоящей книжке.

Из истории нам известно, что земские соборы имели значение только «совещательного», а не «законодательного» органа, и решения их не были обязательны для Государя, как почему-то «хочется» думать г. Шершеневичу: Царь принимал их к сведению, а не к исполнению.

Народопредставительное правление в том виде, как оно представлено Шершеневичем — правление, ограничивающее власть Царя, существовало и существует на западе: но в Русской истории оно не имело и не могло иметь места. У нас единственный представитель народа (был и есть) — Царь, власть которого не была ограничена никаким народнопредставительным собранием. Совершенно поэтому верно замечено Шершеневичем, что слово «представитель» лучше заменить словом выборный от народа («избранник народа»), т. е. человек, которому народ передал право голоса и которому поручено поведать Государю желания, мнения и нужды земли, т. е. его подданных.

Только в таком случае голос выборных от народа будет «голосом земли», выражением воли не своей, а всего народа: а если же им будет предоставлена свобода «голосовать и действовать так, как им подсказывает разум и совесть», а не так, как им «наказал» народ, то чем же они будут отличаться от тех бюрократов, в бесконтрольных действиях которых Шершеневич видит главное зло русской жизни? Нет — раз они выбраны народом, конечно, для защиты его интересов, то они и должны быть его «доверенными», не больше, и должны делать то, что им будет указано «доверителем», т. е. народом. Иначе произвол неизбежен, и кто тогда поручится народу за то, что его интересы не будут принесены в жертву честолюбивым и иным замыслам выбранных им людей (что нам и приходится наблюдать во Франции), которые, воспользовавшись данною им властью (пусть на 1 год, на 2, на 3), могут устроить из неё нечто вроде тиранической олигархии со всеми ужасами террора и гильотины. Едва ли можно поймать здравомыслящий русский народ на такую удочку, он хорошо понимает, что конституция для него есть петля, которую думают накинуть ему на шею те, кто не забыл времён крепостничества и желал бы возвратиться к ним под предлогом введения в стране народно- (лучше сказать — интеллигентно-) представительного правления.

Г[осподи]н Шершеневич желает, чтобы придуманная им Государственная Дума управляла государством совместно с Царём, т. е. он добивается конституции, но в таком случае он напрасно морочит людей насчёт истории и ставит её в связь с Земскими Соборами: между ними ничего общего. Земские Соборы помогали Государю думать государственную думу, они давали совет без всякой претензии на то, что он будет принят и исполнен в точности. Они имели право предлагать, когда их об этом спрашивали, предлагать только то, что им наказал или поручил народ, люди земли, но не приказывать. Представительство на земском соборе не было привилегией, или участием в государственном законодательстве, а тяжёлою обязанностью (службою Государю), которую всегда и возлагали на лучших людей, в том смысле, что они лучше иных понимали насущнейшие нужды земли и пути их удовлетворения, т. е. выражали собою подлинный «разум страны» и ведали подлинный «голос земли». При таком взгляде на земские соборы в них всегда попадали лучшие, доверенные от земли люди, т. е. такие, которым народ доверял вполне свои интересы и право голоса, зная, что они будут искать не личных выгод, а пользы государственной, и как нельзя лучше оправдают его доверие. Людям негодным, добивающимся своекорыстных целей, на земском соборе не было и не могло быть места, как не может быть при такого рода выборах подкупа, интриг и т. п. прелестей западных конституционных правлений, ибо всё это есть там, где выгода и личный интерес на первом плане, где люди являются «управлять и господствовать над народом», т. е. в народнопредставительном правлении, которое так настойчиво предлагает русским людям г. Шершеневич, надо полагать, не без известного расчёта.

Ещё раз повторим: нам, русским людям, не нужна конституция — она выгодна тем, кто не знает ни истории, ни духа русского народа, и кто путём конституции желает поставить крест над самобытными творческими русскими началами, создавшими народ, не похожий на другие народы, народ, желающий, чтобы им управлял Царь при помощи время от времени созываемого им земского собора, но не кучка мнимых представителей земли, ограничивающих власть Царя к «собственной выгоде».

Н.Троицкий

(Русь Православная и Самодержавная /г. Казань/. — 1905. — № 11 /август/. — С. 1.)

К характеристике «Волжского Листка"(4)

«Волжский Листок» куда как изобретателен во лжи, и ложь его весьма характерна. Он не вступает в серьёзную и достойную честного органа печати полемику с газетами и журналами иного лагеря, хорошо понимая, что такая задача не по его силам, ибо она требует упорного, напряжённого мышления, полного, как говорят, философского беспристрастия, многого самообладания, уважения к чужому мнению, а главное, правдивому, что у Вол[жского] Листка обретается, говоря по-учёному, не в авантаже, а попросту, на задворках или в загоне, хранится про запас, на всякий случай (авось спрос будет!), для парадных выходов, для рекламы — словом, играет роль вывески, которая гласит: «дешёвка мысли и слова: из Лондона и Парижа — и также домашнего производства».

В[олжский] Л[исток] избрал для себя весьма лёгкую проторенную, удобошественную стезю, но не ту, что 10 муз протоптали, а более, так сказать, современно модную: оставя в стороне «направление» ненавистных для него печатных изданий, он со всем жаром красноречия и дешёвого остроумия, выражающегося во многозначительных восклицаниях и междометиях, тонких намёках и экивоках, умолчаниях и т. п. перлах словесного декадентского художества, со всею силою антилогики и при полном отсутствии «здравого суждения», набрасывается на «личность» редакторов «консервативной» печати — с полным намерением втоптать их лицом в грязь, чтобы таким манером поднять собственное значение в глазах читающей публики и доказать ей ещё раз ту истину, что «мы любим свободу свою личную», но чужую свободу не признаём — вот где скрывается в полном смысле щедринское самодурство, прекрасно охарактеризованное словами: «нашему нраву не препятствуй». Ведь этот далеко не благородный поход большею частию из-за угла, под прикрытием «псевдонима», учинён исключительно потому, что поносимые В[олжским] Л[истком] редакторы смеют «иметь своё суждение», когда эта газета его не имеет; что у них в голове — «Царь», а не народное правление; что они веруют в Бога, тогда как В[олжский] Л[исток] ни в Бога, ни во что, кроме как собственный омрачённый разум и отуманенную совесть — словом, потому, что от их изданий «маслом и ладаном» отдаёт; что в них слышится «Русский дух» и «Русью пахнет». Кто осмеливается мыслить и действовать иначе, чем В[олжский] Л[исток], тех он называет, необинуясь, кровопийцами, возбудителями народной массы, руководителями несуществующей или существующей только в воображении В[олжского] Л[истка] «чёрной сотни» (интересно бы знать подлинные факты: из кого состоит «чёрная сотня», как и кем она организована и где её место жительства?)(5), доносчиками, и т. п. жестокими именами, каких у В[олжского] Л[истка] сделан великий запас: благо на них есть спрос!… Думай по-моему, действуй по-моему, живи по-моему; иначе… иначе горе тебе!… Вот девиз В[олжского] Л[истка]… Он напоминает нам времена великой революции, когда орудием свободы были гильотина и эшафот!..

Явная ложь… В[олжский] Л[исток] весьма не любит простой русский народ и готов завинить его решительно во всяком зле, на земле русской «сущем». Цифровыми данными установлен факт распространённости в г. Казани так наз[ываемых] «секретных болезней». В[олжский] Л[исток] с великого ума объясняет это народным невежеством… Тогда как всем известно, что больший % венериков падает на учащуюся молодёжь высших учебных заведений. Поистине «с больной то головы да на здоровую». На Русского Макара видно все шишки летят. Стыдно! Стыдно врать!

Н.Троицкий

(Русь Православная и Самодержавная /г. Казань/. — 1905. — № 14 /август/. — С. 4.)

Поучение на день 1600-летия со времени издания Константином Великим Миланского указа (6)

В мире скорбни будете, но

дерзайте, яко Аз победих мир.

(Ев. Иоанн., XVI, 33).

В нынешнем году весь христианский мир, православный и инославный, празднует величайшее не только в истории христианской церкви, но и всего человечества событие, совершившееся 1600 лет тому назад: издание Римским Императором Константином Великим в городе Милане в 313 году указа о даровании христианам права свободно исповедовать свою веру. Это событие, изменившее судьбы мира, устремляет нашу мысль в глубь веков, к первым векам христианства. В те века, далёкие от нас по времени, но бессмертные в сознании человечества, на заре новой жизни церковь христианская была гонима: человек противился Богу, мир восставал на Христа. Последователи Христа, по выражению церковной песни (крестопоклонная седмица, канон четверга), «божественным ралом креста изорали землю». Они проповедовали о кресте и сами были крестоносны: за крестную веру они страдали и умирали для вечного бытия. «Ненавистник демон, враг добра и виновник зла, по милости и благодеянию Спасителя почти совершенно низложенный, вооружил против христиан все смертоносные силы свои» (Ист. Церкви Евс. Кесар., 505 стр.). Все силы общественные и государственные — правительственная власть, образованное общество, жрецы, чернь, языческая наука, суд — объединились в чувстве ненависти ко Христу и в стремлении истребить самое имя христианское. Чернь, неистовствуя, кричала: «Ко львам, на кресты христиан». Образованное общество презирало христиан за веру в Распятого, называя её опасным и погибельным суеверием. Жрецы обвиняли христиан в безбожии и человеконенавистничестве. Языческая наука ненавидела последователей Христа за проповедь о Кресте и вечной жизни за гробом. Правительство изобретало орудия пыток для уничтожения христианства. Суд произносил смертные приговоры почитателям Единого Бога.

Кровь христианских мучеников обагрила землю, но эта кровь проливалась без стонов и ропота, — с радостным восторгом, с пением торжественных гимнов во славу Распятого. Не вопли страданий, а дивные песни победы неслись к небесам. Страданиями мучеников, превосходившими человеческие силы и изумлявшими самих мучителей, христианство показало миру свою неземную красоту, свою непобедимость, свою божественность; кровью мучеников христианская церковь убедила мир, что она полна любви к страдающему человечеству и готова на всякие жертвы, лишь бы только мир оставил своё безумие, познал кроткую любовь Распятого и уверовал в вечное бытие. 300 лет царство тьмы и зла боролось с царством света и добра. 300 лет человек восставал на своего Создателя и Спасителя. Наконец, мир изнемог в бессильной злобе. Притупились орудия пыток. Государственная власть признала себя побеждённой. Бог победил и спас человечество.

В начале 313 года Император Константин Великий, в ознаменование одержанной им силою Креста победы над тираном Максенцием, обнародовал в городе Милане указ, которым не только предоставлялась христианам полная свобода богослужения, но и дозволялся совершенно свободный переход в христианство. Христианская Церковь встретила указ боголюбивого Императора с чувством неописуемой радости. По свидетельству епископа кессарийского Евсевия, свидетеля и первого провозвестника окончательной победы христианства над язычеством, «теперь светлый и яркий день, не омрачаемый никаким облаком, озарил лучами небесного света церкви Христовы во всей вселенной» (Ист. Евс. 499 стр.). «Мы должны сознаться, что счастье наше выше наших заслуг; мы приведены в величайшее изумление благодатью Виновника столь величайших даров» (Ист. Евс. 498 стр.). «Люди всякого возраста, мужеского и женского пола, всею душою радуясь, воссылали молитвы и благодарения к Виновнику настоящих благ — Богу» (Ист. Евс. 501 стр.).

Миланским указом, положившим начало целому ряду указов, благодетельных для христиан, прекращаются гонения на Христианскую Церковь и изменяется самый взгляд на неё государства. Христианская вера признаётся не только терпимою и дозволенною, но единственно-истинною, божественною, «законным и святейшим кафолическим богопочтением» (Указ Константина Великого. — Ист. Евс. 533 стр.). Государственная власть склоняется под знамя Креста, и с этого времени изображение Креста служит знаком её славы и могущества: «сим царствуй и побеждай». Власть из противодействующей христианству становится покровительствующей ему; государство языческое превращается в христианское. Государство отрекается от языческих основ; в христианстве оно находит истинный смысл и оправдание своего бытия и основу для своего развития и процветания. Освободив Церковь, государство тем самым признало, что оно нуждается в поддержке Церкви, «в благосклонности Божества исповедуемого христианами» (Указ Конст. Вел. Ист. Евс., стр. 526 — 527). Церковь существовала и может существовать во дни самых ужасных гонений во всей своей богоданной целости и неприкосновенности; а государство без христианской правды обрекается на бессмыслие и разложение. Во всех указах Константина Великого определённым образом выражается мысль, что он, покровительствуя христианству, созидает благо государственное и общественную пользу. Церковь спасла государство от ига тиранов, и Император Константин, провозгласивший христианскую веру государственною, сделался непобедимым и единодержавным. Государство, спасённое Церковью, само оказало ей неоценимую услугу; оно законом обеспечило свободу её внутреннего развития и самоопределения. Миланским указом, подтверждённым и разъяснённым в дальнейших указах Константина Великого, Церкви даровано право устраивать свою жизнь по своим особым божественным законам. Отсюда начинается быстрый и могучий рост христианского сознания и церковной деятельности. Церковь, не теснимая, но охраняемая законом, развивает со всех сторон свою внутреннюю жизнь; обнаруживает все скрытые в ней духовные силы и богатства. Церковь устраивает богослужебный чин, «созидает и обновляет храмы», «церковные обряды сделались боголепными, богослужения предстоятелей и священнодействия священников стали совершенными. Предстоятели христианских церквей произносят всенародные слова и возвышают дух собрания». «На торжества обновления церквей стекались и сближались между собою христианские народы, и члены Христова тела сходились в один состав. Одна была у всех душа, одна теплота веры, одна из всех уст изливалась хвалебная песнь Богу» (Ист. Евс., стр. 500 — 501).

Жизнь христиан подчиняется строгой церковной дисциплине; вырабатываются прекрасные правила церковного благочиния и формы церковного управления. Глубочайшая истина, хранимая Церковью, изъясняется самым всесторонним образом в трудах отцов и учителей Церкви Золотого века, облекается в точные определения веры на вселенских соборах и усваивается сознанием человечества. Ум, признавший Истину, пленённый ею, освобождается от сомнений и в стремлении познать окружающий мир, как откровение Божие, создаёт христианскую науку и христианское искусство. На почве познания и усовершенствования мира возникает христианская культура, христианская цивилизация. Христианство, сделавшись силою общественною, несёт свой свет из внутренних сокровищ в мир, во все области человеческого существования: в семью, школу, общество. Мир подчиняется Христу, преобразуется Им. Семья становится домашнею церковью: она воспитывает великих светильников Церкви, христианских подвижников и целый сонм свидетелей веры. Школа является училищем духовного любомудрия, училищем благочестия и истинного ведения. Общество проникается христианскими началами любви. Падает вековое рабство: все люди призываются в свободу славы чад Божиих (Рим. VIII, 21). Суд в своей деятельности подчиняется закону христианской милости и справедливости. Епископам даётся право печаловаться за осуждённых. Христиане, как лучшие граждане, призываются к государственным и общественным должностям и оказывают влияние на развитие и направление государственных и общественных дел; в стране водворяется твёрдый порядок, основанный на единстве веры в Единого Бога. Государство, проникаясь началами христианства, добровольно подчиняется законам христианской Церкви и предоставленными ему средствами творит на земле дело Божие, содействует устроению Царства Божия. Так вступают в союз и примиряются два начала жизни: Божие и Кесарево, земное и небесное. Государство стоит на страже интересов Церкви, интересов духа: Церковь одухотворяет государство и делает его орудием в руках Промысла Божия. В связи с государством Церковь распространяет постепенно своё влияние за пределы Империи, переводит священное писание на разные языки (персидский, индийский, египетский, готфский)* и становится вселенскою Церковью.

Великое дело совершил Константин Великий: он понял, что смысл существования отдельных личностей, обществ, народов, государств и всего человечества заключается в хранении и усвоении истины вселенской Церкви, и завещал дальнейшим векам продолжать его дело. За этот подвиг Церковь назвала Императора Константина Равноапостольным, а история Великим. 16 веков, протекших со времени издания Миланского указа, свидетельствуют, что мир жив только Христом, вне Христа — смерть национальная и государственная. Все народы надеются на будущее, но нет будущего без смысла, нет смысла без Христа. Обеспечивает своё бессмертие тот народ, который усваивает и осуществляет в своей жизни правду Христову. Не забудем урока истории. Напишем в своём сердце и на знамени нашей жизни Крест Христов. Под сенью Креста — мир, любовь и благоденствие народов. Аминь.

* История учения об отцах Церкви. Филар. Чернигов.: т. II, стр. 11 — 12.

Священник Н.Троицкий.(7)

(Известия по Казанской Епархии. — 1913. — №№ 30 — 31 /8 — 15 августа/. — С.с. 886 — 891.)

Примечания:

(1) Погожев (Поселянин) Е.Н. (1870 — 1931) — известный русский публицист и духовный писатель.

(2) Шершеневич Г. Ф. (1863 — 1912) — известный российский правовед, юрист, общественный деятель либеральной направленности. Потомственный дворянин, поляк (католического вероисповедания). Профессор Императорского Казанского (1892 — 1906 гг.), затем — Императорского Московского (1906 — 1911 гг.) университетов. Член ЦК кадетской партии. Депутат Государственной Думы первого созыва от Казани. Участвовал в составлении и подписании т.н. «выборгского воззвания». Автор целого ряда книг и «популярных» брошюр, в том числе — брошюры «Народные представители», выдержавшей несколько изданий (Санкт-Петербург, 1905 г.; Казань, 1905 г. — 2-е, 3-е и 4-е издания; Москва, 1906 г.).

(3) Наряду с термином «народопредставительный» автор использует слово «народнопредставительный» и производные от него.

(4) «Волжский Листок» — общественно-политическая, литературная и экономическая ежедневная газета либерально-социалистической направленности, издававшаяся в Казани с октября 1904 г. по октябрь 1909 г. (с перерывами). Редакторами газеты в разное время являлись И.И.Степанов, С.А.Ушаков, М.З.Комлев. Использовалась для пропаганды своих взглядов социал-демократами, в том числе — «большевиками» (в «Волжском Листке» печатались В.В.Адоратский, Я.М.Свердлов, Б.М.Фрумкин и другие). Резко выступала против партий, стоявших правее кадетов, и, особенно, черносотенцев.

(5) Организационное оформление массового правомонархического (черносотенного) движения произошло в Казани и Казанской губернии в октябре — декабре 1905 г. Вместе с тем, уже с февраля 1905 г. либералы и социалисты (в том числе — через свои местные печатные органы) активно распространяли слухи о деятельности в Казани некой «чёрной сотни», специализирующейся на избиениях «прогрессивно» настроенной учащейся молодёжи. Крайне негативные характеристики последней, при фактическом отсутствии самой организованной «чёрной сотни», на первых порах вызывали крайнее недоумение местных правых монархистов, группировавшихся вокруг журнала «Деятель» и газеты «Русь Православная и Самодержавная», которые активно заявляли об этом в печати.

(6) Церковные торжества («праздник 1600-летия торжества православия»), приуроченные к шестнадцативековому юбилею издания Римским Императором (Святым Равноапостольным Царём) Константином I Великим Миланского эдикта о свободе Христовой Веры, уравнявшего христианство в правах с другими религиями, широко проводились в Казани и Казанской епархии 14 сентября 1913 г. В рамках подготовки к ним, помимо прочего, священником Н.М.Троицким и протоиереем Н.А.Воронцовым были заблаговременно составлены «образцовые проповеди», опубликованные в «Известиях по Казанской Епархии» (в том числе — в переводе на местные инородческие языки).

(7) Несколько позже «Поучение на день 1600-летия со времени издания Константином Великим Миланского указа» о. Н.М.Троицкого было также опубликовано в «Известиях по Казанской Епархии» в переводе на вотский (удмуртский) язык. (См.: Известия по Казанской Епархии. — 1913. — №№ 34 — 35 /8 — 15 сентября/. — С.с. 1031 — 1035.)