 |
| Русская линия | Александр Овчинников | 09.09.2009 |
В предыдущей статье (Овчинников А.В. «Причины отрицания», «ЗП», № 22 за 2009 г.) я пытался рассмотреть психологические, и организационные причины «табу» на изучение раннеславянской проблематики в Татарстане. У коллектива учёных, с виду идиллического образования, оказалось много схожего с обычной средневековой общиной, которая не терпит появления на своей территории «чужака» и одновременно всецело в своей работе подчинена интересам государства. Наш оппонент, научный сотрудник Института истории, советник президента Академии наук Татарстана, кандидат исторических наук И.Л. Измайлов (см. его статью «Политизация археологии», «ЗП», № 21 — 25 за 2009 г.) принадлежит к т.н. «халиковской» научной школе (более точное определение — «группе административно соподчинённых учёных»). Основатель школы А.Х.Халиков родом из семьи сельских учителей (Нурлат), в 1960-е гг. сумел занять прочные позиции в административной структуре Института языка, литературы и истории им. Г.Ибрагимова. Постепенно вокруг него сформировался круг «учеников» — административно подчинённых ему научных сотрудников, в основном выходцев из сельской местности. Не хочу никого обидеть, но факт есть факт — для этих людей наука была прежде всего способом достижения положения в обществе, приобретения материальных благ и т. д. Уже в то время чувствовались особые контакты этой группы учёных с местным обкомовским начальством. Халиков и его ученики пытались доказать, например, что Волжская Булгария была не небольшим государством, а крупной державой средневековья со столицей в Биляре — огромном по площади городом. Халиковской провинциальной школе противостояла столичная булгароведческая школа во главе с А.П.Смирновым (1899 — 1974). Алексей Петрович — сын московского адвоката, получил воспитание ещё в дореволюционной России. Археологические исследования на территории Татарстана вели его ученики: Г. А.Фёдоров-Давыдов — сын профессора МГУ, О.С.Хованская — дочь князя С.А.Хованского, З.А.Акчурина — потомок известной купеческой династии Акчуриных, А.М.Ефимова — жена профессора Казанского университета В.И.Адо. Для этих людей на первом месте стояли высокие идеалы науки, а потом уже шли перспективы карьеры и личной выгоды. Две группы учёных с различным происхождением, менталитетом и взглядами на науку не могли не столкнуться (здесь я опять никого не хочу обидеть, просто пытаюсь понять психологические и социальные причины, мягко говоря, тенденциозного осмысления исторических источников). В конце 1960-х — начале 70-х гг. между конкурирующими школами вспыхнула острая дискуссия о ранней тюркизации Среднего Поволжья. До этого прошла «активная» фаза спора между казанскими и чебоксарскими учёными о «булгарском наследстве». Чтобы доказать, что казанские татары являются единственными наследниками волжских булгар, нужно было объяснить тюркоязычность чувашей. Для этого в Среднем Поволжье «требовалось найти тюрок до болгар». Именьковская культура, за несколько лет до этого выделенная В.Ф.Генингом и на основании самых общих сопоставлений причисленная им к тюркам, оказалась как нельзя кстати. А.Х.Халиков через одного из своих учеников стал проводить эту точку зрения. Последнему во избежание «оргвыводов» в своей диссертации и монографии после прекрасного источниковедческого анализа именьковского материала и вразрез с ним пришлось высказаться о тюркском происхождении «именькова». Эта точка зрения была представлена в сборнике «Вопросы этногенеза тюрко-язычных народов Среднего Поволжья» (Казань, 1971). Здесь же, кроме статьи А.Х.Халикова о ранней тюркизации Среднего Поволжья, была статья другого его ученика, «доказывающая» крупные размеры территории Волжской Булгарии. Упомянутый сборник можно назвать манифестом независимости казанских учёных от московских. Одновременно в статьях сборника было столько недомолвок, натяжек и прямых фальсификаций, что А.П.Смирнов был вынужден написать суровую рецензию. В ней он обвинил авторов сборника в публикации статей, написанных на основе случайно приведённых фактов, не всегда достоверных, иногда с нескрываемой тенденцией опорочить взгляды научных противников и вообще не отвечающих методическим требованиям науки (Смирнов А.П., Корнилов Г. Е. Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья // История и культура Чувашской АССР. Чебоксары, 1971 г.). Эти слова Алексея Петровича до сих пор являются визитной карточной халиковской школы (это будет мною ниже доказано на материалах статьи И.Л.Измайлова «Политизация археологии»).
Дискуссию довершить А.П.Смирнов не смог. В марте 1974 г. он умер, а в апреле 1974 г., лишившись противодействия, А.Х.Халиков впервые объявляет о возможном 800-летии Казани… Смирновские ученики постепенно были «выдавлены» за пределы Татарстана или отстранены от активной археологической и педагогической работы… В результате на страницах школьных и вузовских учебников появились якобы «доказанные наукой» утверждения о ранней тюркизации Среднего Поволжья, о столичности Биляра, о больших размерах территории Волжской Булгарии. В 1990-е гг. труды некоторых казанских историков (не только археологов) окончательно превратились в чисто идеологическую продукцию. Зайдите в фирменный магазин Татарского книжного издательства (между ул. Баумана и физфаком КГУ) и обратите внимание на ценники книг по истории. Например, красочно оформленные книги для детей (серия «История татар») стоят от 30 до 40 рублей, хотя их себестоимость неимоверно выше. Сборник статей директора Института истории Р.С.Хакимова в твёрдой обложке и с офсетной печатью, повествующий о «тернистом пути борьбы за свободу», стоит 40 рублей. Видимо, если книга будет стоить, например, рублей сто (что раза в три ниже её реальной цены), то этот самый «тернистый путь» будет не так интересен простому читателю. Монография моего оппонента И.Л.Измайлова с прекрасным источниковедческим анализом вооружений волжских булгар, но с сомнительными выводами о боевых успехах булгар (вопрос, согласитесь, и идеологический, и политический) стоит 30 рублей. Как было показано в статье «Причины отрицания», эта «дешёвая историография» является своеобразной податью историков государству. При этом невольно вспоминается советское время, когда работы классиков марксизма-ленинизма и другая «идеологическая литература» стоили копейки…
…Но в этой отлаженной в течение десятилетий системе всё чаще случаются «сбои». Почему? Потому что благодаря наличию альтернативных источников информации (Интернет, независимые СМИ и т. д.) появляются люди, которые по наивности думают, что живут в свободном «постиндустриальном обществе». Занимаясь интересным и любимым творческим делом, они вдруг обнаруживают, что результаты их работы противоречат «правильной» точке зрения, обеспечивающей идиллию на страницах учебников по истории. Другим словом, постиндустриальная ментальность сталкивается с местным, феодальным по своей сути, бюрократическим аппаратом и нюансами традиционного мировосприятия. Наконец, исследователь, которого «главный археолог Татарстана» А.Г.Ситдиков (ученик Ф.Ш.Хузина, ученика А.Х.Халикова) вот уже несколько лет кряду за то, что в своё время «не поддержал тюркское происхождение именькова», обвиняет во всех мыслимых и немыслимых грехах, решает публично поднять вопрос о свободе слова (!) в науке (!). В результате он оказывается… «политиканом"… Немного странная логика, характерная для N-ского района.
Что же касается И.Л.Измайлова, то он со статьёй «Политизация археологии» выступает в двух ипостасях: 1) как защитник своей «постобщины» от врага, «чужого»; 2) как член «постобщины», защищающий свой авторитет — на одной из конференций я «посмел» напомнить Искандеру Леруновичу, что «национальной науки» не бывает (это уже идеология) — и вот надо наказать «зарвавшегося» мальчишку… И причём в средствах не стесняться. В опусе И.Л.Измайлова мне пришлось насчитать 11 (!) недоговорённостей (вспомните афоризм: «историк не обманывает, он недоговаривает»), 14 (!) явных подтасовок и 40 (!) грубейших, характерным для студентов-троечников фактологических ошибок (количество попыток оскорбить оппонента я не нашёл нужным подсчитывать). Т. е. перед нами 65 (!) причин не доверять И.Л.Измайлову. Может, ввести в оборот понятие «коэффициент честности историка», который высчитывался бы из расчёта количества фальсификаций на один печатный лист? В связи с этим хочется пожелать Искандеру Леруновичу сначала подумать, а потом уже рядом с фамилией того или иного исследователя употреблять слово «дилетант"… Ниже по тексту я пронумеровал все недоговоренности, подтасовки и ошибки И.Л.Измайлова, что, надеюсь, позволит ему попытаться последовательно и по пунктам их опровергнуть.
В первом разделе «История с Кассандрой» наш оппонент пытается уверить, что он специалист по дискутируемому вопросу и искренне сочувствует своей «трудной судьбе» провидца от науки. Перед нами попытка сформировать у читателя то, что философы называют «предпониманием», т. е. подсознательную веру в свою правоту. Какими же способами? Оказывается, Искандер Лерунович «на одной научной конференции вёл… спор с академиком РАН В.В.Седовым и с тем же С.Г.Кляшторным… отстаивал взгляд, что этнические определения по данным археологии настолько сложны, что не могут решаться конвенционным путем… опровергал аргументы сторонников «славянства» «именьковцев», указывая на источниковедческие сложности и многие передержки и допуски, к которым вынуждены прибегать сторонники этой гипотезы». Представляю, как смотрели на И.Л.Измайлова (написавшего кандидатскую диссертацию по булгарскому вооружению) специалисты-славяноведы и особенно сам В.В.Седов, полвека занимавшийся славянским этногенезом. Наверное, Искандеру Леруновичу очень тактично напомнили, что при обосновании «славянства» «именькова» используются данные археологии, лингвистики и письменных источников, рассмотренные автономно и затем сопоставленные между собой. Затем И.Л.Измайлову предложили бы «более внимательно» читать труды своих оппонентов… К тому же если Искандер Лерунович так «аргументированно» выступал на этой конференции, то почему его мысли не были облечены в полемическую статью, помещённую, например, в журналы «Российская археология» или «Татарская археология»? Любопытно было бы посмотреть на ответные публикации.
Между тем и редколлегия первого тома «Истории татар» в своё время не вняла ценным советам И.Л.Измайлова и включила в книгу этническое определение именьковской культуры, которую отстаивал С.Г.Кляшторный. Правда, Искандер Лерунович почему-то «забывает» П.Н. Старостина, другого автора статьи «Праславянские племена в Поволжье» (История татар. — Т. 1), авторитетнейшего специалиста, который уже 50 лет занимается именьковской проблематикой и единственного в Татарстане написавшего (понятно почему) диссертацию на эту тему (недоговорённость № 1)… И вот, «непонятый» И.Л.Измайлов вынужден привести последний (а не главный ли?) аргумент: «славянство» станет знаменем любого националиста» (здесь он намекает скорее всего на меня)… Но и тут его оставили без внимания. Затем ведущие археологи (по странному стечению обстоятельств проживающие вне Татарстана) начали откровенно «фантазировать»: «B.В.Седов вообще просто писал, что Волжская Булгария — это страна, где «славяне-руссы» являлись основным земледельческим населением». Действительно, какой, на первый взгляд, ужас и непрофес сионализм. Однако Искандер Лерунович «забывает упомянуть», что согласно аргументированной конкретным археологическим материалом и поддержанной B.В.Седовым точке зрения самарских и ульяновских исследователей, часть именьковского населения после прихода ранних булгар (VII в. н.э.) осталась в глухих районах Среднего Поволжья. Ранние булгары, и это всем известно, с земледелием были знакомы очень посредственно (у них не было даже стационарных поселений, появившихся только в X в.). Исходя из этого именьковцы действительно долгое время могли быть основным земледельческим населением Волжской Булгарии, что и отмечал, на мой взгляд, вполне правомерно в своих трудах академик В.В.Седов (недоговорённость № 2).
Затем, зная, что работает в основном на неподготовленного читателя, виртуозно передергивая факты, И.Л.Измайлов констатирует, что «дилетанты от археологии» «пытаются поставить знак равенства между понятиями «славяне» и «русские», превратив его в некий фантом «славяно-русское население». Опять Искандер Лерунович «забывает» объяснить читателю, что под «русским» понимается этническое имя именьковцев «Русь» (мнение В.В.Седова). «Славяно-русское» означает, во-первых, «славянское» — принадлежность союза племён к славянской языковой группе, во-вторых, «русское» — этническое имя населения «Русь» (подтасовка № 1). Никто знак равенства между древними русичами и современными русскими не ставит… Объяснив читателю, кто есть кто (и это почти в начале статьи, без серьёзной аргументации (!)), И.Л.Измайлов с сожалением констатирует, что полемизировать приходится на страницах газеты. Слышать подобное утверждение из уст уже десяток лет «завсегдатая» «Звезды Поволжья», чьи газетные статьи известны лучше, чем научные труды, по крайней мере странно…
Затем, чтобы внушить читателю, что он тоже является ярым борцом с политически ангажированной дирекцией Института истории и прочими чиновниками от науки, Искандер Лерунович обрушивается на исследователей, «обосновывающих» юбилеи Уфы и Тетюш, при этом опять-таки же «забывая» рассказать широкой публике о своих археологических изысканиях в Арске, глава администрации которого «загорелся» идеей о возможном «миллениумe» города… Видимо, на «тетюшские и уфимские мероприятия» Искандера Леруновича не «пригласили» и «лакомые кусочки» «проплыли» мимо него… (недоговоренность № 3).
Однако и подвижничеству в борьбе с чиновниками есть предел, и, видимо, помня о судьбе Р.Г.Фахрутдинова, И.Л.Измайлов тут же делает «верноподданнический» реверанс в сторону обоснования тысячелетия Казани, хотя и мог бы серьёзно поинтересоваться, каким образом материал, бытовавший у ранних болгар и которому дата 1100 — 1200 лет, мог оказаться в кремлёвских раскопах и как быть с т.н. «Иски-Казанью»? Искандер Лерунович спрашивает меня: откуда я взял, что Р.Г.Фахрутдинов публично отрицал раннюю дату Казани. И.Л.Измайлов должен понимать, что в печатном виде в Татарстане эту точку зрения высказать невозможно. Однако нам здесь помогает Ф.Ш.Хузин, который «официально доказал» тысячелетие Казани. Именно из его монографии мы узнаём, что Равиль Габдрахманович, «пожалуй, единственный татарский историк, публично отрицающий раннюю дату Казани…» (Хузин Ф.Ш. Булгарский город в X — начале XIII вв. Казань, 2001).
Дело в том, что отстаиваемая Р.Г.Фахрутдиновьм точка зрения об Иски-Казани (Камаевское городище и Русско-Урматское селище, Высокогорский район РТ) как «первоначальной» Казани является серьёзным ударом по обоснованию «миллениума», согласно которому Казань возникла на Кремлёвском холме 1000 лет назад. И как-то так странно совпало, что спустя небольшое время после празднования «тысячелетия» у Р.Г.Фахрутдинова «нашли» монеты Каратунского клада. Что за информационная кампания, похожая на травлю, потом началась, читатель может узнать и сделать для себя выводы из следующих публикаций: Аксёнов Е. Нашлась пропавшая половина Каратунского клада // Вечерняя Казань. — № 63; Владимирова С. Каратунский клад найден // Челнинская неделя. — № 18. — 4.05.2007; МВД РТ намерено вести жёсткую борьбу с «чёрными» археологами // http://tatar-inform.ru/ (25/4/2007); Прокуратура Татарстана опровергает информацию о «чёрном археологе» // http://tatar-inform.ru/news/2007/04/26/53 344/; Смирнов А., Бегиметова И. Милиция нашла клад (монеты обнаружены в коллекции татарстанского учёного) // Коммерсантъ (Казань). — № 71. — 26.04.2007; Соколова Е. Хранилище закрылось на учёт // http://www.izvestia.ru/kazan/article3111876; Шептицкий А. Каратунский клад вернулся в музей // Время и Деньги. — № 75. — 25.04.2007. Был показан соответствующий репортаж по телевидению. Я знаю только одну публикацию в защиту Р.Г.Фахрутдинова: Мухамадиев А.Г., Недашковский Л.Ф. Жизнь в науке и доброе имя учёного (открытое письмо) // Звезда Поволжья. — № 19. — 23.05.2007.
Что это? Простое совпадение или «предупреждение» всем другим, кто не разделяет «правильной» точки зрения? Прошу прощения у читателя, но дальше продолжать свою мысль я просто боюсь.
Вернёмся к И.Л.Измайлову. В разделе «Археология и этническая история: возможности и пределы взаимодействия» И.Л.Измайлов делает обширный историографический экскурс по проблеме сопоставления археологической культуры и этноса. Но зачем это надо? Когда говорят о «славянстве именькова», имеют в виду принадлежность этого населения не к определенному этносу, а к языковой группе (славянам), в которую может входить множество народов. Думается, не надо перечислять, сколько этносов относится к тюркам.
И.Л.Измайлов делает упор на якобы имеющиеся вопросы к самой методике сопоставления археологической культуры и этноса. Но ведь в отношении «именькова» такое сопоставление не делается. Говорится о принадлежности этого населения к определённой языковой группе. А язык и этнос — вещи, конечно, близкие, но всё же разные. Так зачем же И.Л.Измайлову в своей статье понадобился пространный раздел туманных рассуждениий о соотношении этноса и археологической культуры? Зачем «огород городить»? А для того чтобы в глазах простого читателя дискредитировать оппонента и причислить его чуть ли не к последователям фашистской идеологии. Осознание этого факта заставляет нас подробно проанализировать раздел «Археология и этническая история: возможности и пределы взаимодействия» публикации И.Л.Измайлова.
Вначале Искандер Лерунович («не замечая», что это уже сделано в отношении «именькова») констатирует: только собрав сведения всех наук «воедино, проведя их сопоставление по единой методике и описав полученные результаты с помощью внутренне непротиворечивой концепции, можно ожидать получения достоверной модели прошлого». Положение совершенно верное, только вот почему-то советские археологи (не без влияния вульгарного материализма, конечно) до него не додумались. Оказывается, они пользовались, всемерно скрывая это, концепцией немецкого археолога Г. Косинны «археологическая культура = этнос» («один народ — один горшок»). Не случайно как бы между делом Искандер Лерунович повествует о том, что идеи Косинны использовали фашистские идеологи для обоснования превосходства арийской расы… Доверчивому читателю от этих утверждений И.Л.Измайлова должно стать понятно, чьими методами пользуются исследователи, доказывающие раннее славянское присутствие в Среднем Поволжье.
Однако наш уважаемый оппонент «не счёл нужным» донести до читателя тот факт, что Г. Косинна многие идеи (например, суть метода восстановления генеалогии народов по данным археологии в ретроспекции) перенял у великого шведского археолога О. Монтелиуса (недоговорённость № 4). Доброе имя этого учёного как-то не вписывается в рисуемую И.Л.Измайловым мрачную картину становления «реакционной» теории, и поэтому он просто «забыл» его упомянуть. К тому же сам Г. Косинна не оставил нам своей концепции в цельном виде. Не были систематизированы взгляды учёного и его учениками. Такую попытку попытался сделать наш советский археолог-теоретик Л. Клейн, который выделил т.н. «догмы» Г. Косинны (этническое истолкование археологических культур, культурной преемственности и типологических соотношений, миграционная трактовка распространения культуры, этническая атрибуция типа и совмещение народов с расами). Однако встаёт закономерный вопрос: знал ли Л. Клейн на то время (1974 — год выхода его почему-то не упоминаемой И.Л.Измайловым (ошибка № 1) статьи «Археология в седле (Косинна с расстояния в 70 лет)» хорошо немецкий язык и читал ли он самого Г. Косинну в подлиннике? Такой же вопрос можно задать и И.Л.Измайлову. Если ответ будет отрицательным, то Искандеру Леруновичу следовало бы подучить немецкий и прочитать в подлиннике труды того автора, фамилию которого он постоянно использует в своей статье для дискредитации советских археологов.
Но вернёмся, собственно, к ходу развития методологии советской археологии. Последователем О. Монтелиуса в России являлся выдающийся археолог В.А.Городцов, активно использовавший в своих работах «типологический метод», применяемый для объединения близких друг другу вещей в археологическую культуру. В.А.Городцов и его ученики в публикациях 1920-х гг. не стремились на основе археологического материала делать широкие обобщения исторического и этногенетического характера, за что позднее и были обвинены в «буржуазном вещеведении» (ошибка № 2). Где здесь мы видим идеи Г. Косинны об отождествлении этноса и археологической культуры?
У В.А.Городцова и его учеников были конкуренты — палеоэтнологическая школа Б.С.Жукова. Как констатирует Н.И.Платонова в автореферате докторской (!) диссертации, «русские палеоэтнологи отрицали возможность исторической реконструкции минувших эпох по одним археологическим данным. С их точки зрения, интерпретировать памятники следовало на основании тех закономерностей, которые устанавливаются на материалах живой этнографической культуры. Чтобы сопоставления не носили случайного характера, источники — этнографические и археологические — надо было исследовать самыми современными методами. Отсюда проистекало важнейшее требование, выдвинутое учёными 1920-х — параллельность археологического, этнографического и антропологического обследования каждого конкретного региона. На практике, на этнографическом материале в экспедициях шла отработка представлений о несовпадении языковых и культурных характеристик этнической общности, о различных путях историко-культурного процесса, о явлениях смены языка при непрерывности в развитии материальной культуры» (Платонова Н.И. История археологической мысли в России (последняя треть XIX — первая треть XX вв.). Автореф. дис. докт. ист. наук. СПб., 2008). Может быть, здесь Искандер Лерунович найдёт хотя бы намёк на идеи Г. Косинны: «одна археологическая культура — один этнос»? (недоговорённость № 5).
Вопреки мнению И.Л.Измайлова нет ничего общего между теорией Г. Косинны и т.н. «методом восхождения», разрабатываемым в конце 1920-х — начале 1930-х гг. группой «нового археологического направления» (А.В.Арциховский, А.Я.Брюсов, С.В.Киселёв, А.П.Смирнов) (ошибка № 3). Прежде всего, уважаемый оппонент имеет смутное представление о самом «методе восхождения», который им характеризуется следующим образом: «от изучения отдельных предметов и объектов к анализу культур и от него к созданию полноценной картины истории». Но ведь это абсолютный бред! Любой студент, изучающий философию, объяснит И.Л.Измайлову, что марксистский метод восхождения — это путь «от абстрактного к конкретному», а не наоборот («от конкретного к абстрактному»), как считает Искандер Лерунович (ошибка № 4). Суть этого метода заключается в том, что его сторонники основной движущей силой исторического прогресса объявляли производительные силы общества («абстрактное»), их эволюция обуславливала все остальные стороны общественной жизни; показателем уровня развития производительных сил общества, по мнению сторонников метода, являются орудия труда. Следовательно, через эволюцию орудий труда можно проследить эволюцию производительных сил общества, что в итоге позволит реконструировать различные стороны социальной жизни прошлого («конкретное») (Арциховский А.В., Смирнов А.П. Новые методы в археологии // Историк-марксист. — 1929. — № 14). Теоретические положения группы «нового археологического направления» — это своеобразная попытка найти точки соприкосновения между типологическим методом В.А.Городцова и марксистской теорией производительных сил. Никакого стремления радикально решить проблемы этнической истории, опираясь явно или тайно на постулаты Г. Косинны, в трудах сторонников «метода восхождения», вопреки мнению И.Л.Измайлова, нет.
И вообще, как отмечает Н.И.Платонова (напомню, специалист, посвятивший этому вопросу докторскую диссертацию), «археологическая мысль 1920-х гг. шла по пути поиска закономерностей развития живой этнографической культуры и экстраполяции их на культуру археологическую» (Платонова Н.И., 2008), а не наоборот: от археологической культуры к этническим реалиям, как полагает И.Л.Измайлов (ошибка № 5).
На этом признаки некомпетентности нашего оппонента в обсуждаемых вопросах не заканчиваются. Судя по тексту статьи, для него нет особых различий между «методом восхождения» и «вульгарным социологизмом», основывавшимся на «принципе историзма» и господствовавшим в советской археологии в первой половине 1930-х гг.: «Проще говоря, это был вульгарно-материалистический метод «восхождения» (ошибка № 6). Грубейшая ошибка, ничего, кроме улыбки у историографов не вызывающая.
Стремясь доказать статичность методологии советской археологии (археологическая культура = этнос) на всём протяжении её существования, И.Л.Измайлов очень своеобразно трактует тот переворот, который случился в археологии после «официального погрома» И.В. Сталиным автохтонной теории Н.Я.Марра в начале 1950-х гг.: «Несмотря на жёстокую критику марристов (а ими были все), сама методика изучения этногенеза осталась прежней — от археологической культуры к языку, а от него к этносу». Вопреки мнению Искандера Леруновича, всё было не так просто. Советские археологи после «погрома Марра» стали заниматься только своим делом — изучать материальную культуру древнего населения и, очень осторожно сопоставляя данные своей науки с данными лингвистики, этнографии и письменных источников, выходить на исторические построения (недоговорённость № 6).
Характеризуя обстановку тех лет, видный советский археолог А.П.Смирнов (1899 — 1974) в одном из писем своей казанской ученице А.М.Ефимовой писал: «Туман, навеянный Марром, понемногу начинает рассеиваться. У археологов основный грех Марра — стабильность — был развит довольно широко. Стадии и взрывы привели Пасек (автора монографии. — А.О.) к генетической связи триполья и средне-днепровской культурой — скифов — и полей погребений и северный неолит — с фатьяновской культурой — у Бадера».
Послемарровскую» методологию советских археологов (сотрудников АН СССР) периода 1950-х — начала 1970-х гг. можно представить на примере творчества упоминаемого И.Л.Измайловым А.П.Смирнова. Алексею Петровичу было чуждо вольное обращение с фактами, он не стремился к произвольному, отвечающему его концепции апеллированию к данным наук, в которых он сам не был специалистом (неплохо было бы этот опыт учесть самому И.Л.Измайлову, защитившему диссертацию по специальности «отечественная история», а не «археология» или «этнография», так что вообще-то он не совсем археолог, как себя позиционирует). Во всех исторических построениях А.П.Смирнова наблюдается твёрдая методологическая основа. По его мнению, сложившемуся после многих лет работы над вещественными и письменными источниками, проблема происхождения любого народа включает ряд вопросов: как складывался тот или иной этнос; как создавался и формировался его язык; когда и как появилось имя народа. Анализ данных по этим вопросам должен происходить самостоятельно. Только после того, как будут прослежены пути развития всех элементов, они должны быть сопоставлены друг с другом. Формирование языка — область лингвистики, вопрос об имени народа — сфера для историков и лингвистов, вопрос этнического развития — область археологии, этнографии, антропологии и на поздних стадиях — истории. Из всех вышеперечисленных дисциплин А.П.Смирнов отдавал предпочтение археологии, которая может наиболее объективно представить картину истории формирования народа. Процесс формирования народов на разных ступенях общественного развития имеет отличительные черты: «Одну специфику имеют процессы эпох верхнего палеолита, мезолита и неолита, протекающие в замкнутых родовых группах, другую — в эпоху бронзы, когда складываются большие этнические единства, и, наконец, в эпоху железа, в эпоху распада родовых отношений, когда формируется территориальная община» (Смирнов A.П. Археологические памятники Чуваши и проблема этногенеза чувашского народа // О происхождении чувашского народа. Чебоксары, 1957). Эти положения явились для него важнейшей методологической основой этногенетических исследований по происхождению мордвы, марийцев, башкир, татар и чувашей.
Вышеизложенного Искандер Лерунович, видимо, не читал (иначе у него было бы несколько иное представление о методологических основах работ советских археологов) или читал поверхностно, беря только то, что соответствует его «с потолка» взятой концепции: советская теория археологии есть продолжение теории Г. Косинны, которой пользовались нацисты для доказательства превосходства арийской расы (недоговорённость № 7).
Для того чтобы показать статичность методологии советской археологии (археологическая культура = этнос), И.Л.Измайлов прибегает к приёму, который кроме как подлогом назвать нельзя. Искандер Лерунович пишет: «Так, по мнению А.П.Смирнова, археологическая культура — это совокупность «памятников одного времени, расположенных на строго очерченной территории и отличающихся своеобразными чертами материальной культуры» (Смирнов А.П. К вопросу об археологической культуре // Сов. археология. 1964. № 4). Но в цитируемой И.Л.Измайловым статье А.П.Смирнова никакого определения археологической культуры нет! То, что приводит наш оппонент — это лишь часть историографического обзора в статье А.П.Смирнова. У Алексея Петровича следующие строки: «Большинством археологов термин культура применяется в отношении памятников одного времени, расположенных на строго очерченной территории и отличающихся своеобразными чертами материальной культуры» (подтасовка № 1). Как говорится, почувствуйте разницу… Далее, по И.Л.Измайлову, согласно несуществующему определению А.П.Смирнова, археологическая культура отражает ещё и «реалии этноса и языковые границы». Действительно, Алексей Петрович пишет, что «правы те товарищи, которые считают, что для эпохи мезолита, неолита и, во всяком случае, ранней бронзы культура является показателем не только этноса, но и языка». Однако Искандер Лерунович не прочитал следующие предложения: «Для более позднего времени начиная от конца бронзы и особенно в период раннего железа и средневековья («именьково» — это, кстати, раннее средневековье. — A.О.) — эпох больших этнических передвижений культура определяет совокупность различных, иногда разноязычных племён. Для этого времени культура, этнос и язык, по-видимому, не совпадают» (подтасовка № 2). Вопрошаю Искандера Леруновича: где здесь утверждение о том, что археологическая культура отражает «реалии этноса и языковые границы» (согласно оппоненту — это мнение А.П.Смирнова!) и где здесь «возрождается принцип Косинны и его последователей» «каждому народу — свой горшок»?!
Конечно, в советской археологии были попытки напрямую соотнести этнос и археологическую культуру, что прослеживается, например, в трудах критикуемого и И.Л.Измайловым провинциального исследователя В.Ф.Генинга. Но концепция последнего не отражала методологии всей советской археологии. Его критиковали и, причём, «за дело».
«Генинг прислал в редакцию возмущённое письмо по поводу моей рецензии. Он считает рецензию очень грубой и несправедливой. Мне она грубой не кажется, по-видимому, я ошибаюсь. Относительно грубости мне говорила и Нина Владимировна Трубникова. Я считал себя вправе писать рецензию на эту книгу. Я никогда не считал правильной позицию Генинга и не считаю её верной. Вся его древняя этническая карта построена на песке. Я готовлю статью с разбором всей его концепции. Я никогда не считал его построения верными и всегда и устно, и письменно выступал против» (Письмо А.П.Смирнова А.М.Ефимовой за 1965 г).
Приводя фамилии немецких этнологов (думаю, уже не нужно объяснять почему), И.Л.Измайлов как-то «забывает» об их советских коллегах. Например, С.А.Токарев в своих работах указывал, что культурная общность характерна для этносов родоплеменной эпохи и разрушается с приходом им на смену крупных этнических образований. Того же мнения придерживался и Бромлей (Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973) (недоговорённость № 8).
Таким образом, перед нами попытка Искандера Леруновича искусственно «притянуть за уши» весь процесс развития методологии советской археологии единственно для того, чтобы показать читателю, что исследователи, пытающиеся доказать раннее славянское присутствие в Волго-Камье, пользуются той же теорией, что и фашистские идеологи. Но выше мы смогли убедиться, что этот не совсем честный приём И.Л.Измайлову не удался. Вообще, сравнивать методологию советской археологии с идеями Г. Косинны — всё равно что ставить знак равенства между Ф. Рузвельтом и Б. Муссолини из-за того, что первый в условиях кризиса конца 1920-х — начала 30-х гг. ввёл государственный контроль над стихией рыночной экономики. Однако никому в голову не приходит объявить действия Рузвельта в сфере экономики фашистскими…
От взора И.Л.Измайлова «ускользает» тот факт, что этнологи и археологи уже давно (после статей И.С.Каменецкого и Л.С.Клейна (1970), совершенно независимо от теории Г. Косинны и на абсолютно иных методологических принципах ищут соответствия между понятиями «культура этноса» и «археологическая культура» (недоговорённость № 9). Примером таких исканий являются попытки выделения «ядра культуры», т. е. суммы признаков, живущих от начала до конца культуры. Не случайно в статьях тех же И.С.Каменецкого и Л.С.Клейна определение археологической культуры максимально приближено к понятию «культуры этноса». Этого И.Л.Измайлов тоже почему-то «не заметил».
Видимо, всё-таки Искандер Лерунович осознает непрочность своих настроений и поэтому, фактически противореча самому себе, осторожно пишет: «Нередко археологическая культура связывается с определённой этнографической культурой отдельного этноса (! — А.О.), но такие совпадения, как правило, судя по данным истории и этнографии, весьма редки» (значит, конкретный случаи всё же есть! — А.О.). Далее приводятся примеры, когда одна археологическая культура могла быть представлена разными этносами. Но тут опять недоговорённость (недоговорённость № 10). Вспомним, что представители упоминаемых И.Л.Измайловым черняховской и салтово-маяцкой культур хоронили умерших на одном кладбище, у них были общие посёлки, единая ремесленная культура, они сообща выступали против военной опасности. Перед нами фактически настоящий этнос. Однако этносы на пустом месте и в один момент не возникают, и поэтому, например, население черняховской культуры, объединённое в готскую державу Германариха, наверняка помнило, что кто-то из них потомок сармат, кто-то происходит из ранее проживавшего здесь славянского племени, кто-то гот и т. д. Но объединённые в одной державе, они скорее всего чувствовали своё единство и противопоставляли себя тем, кто не под контролем готов (вспомним, что гунны долгое время не могли разгромить державу Германариха, что невозможно объяснить без учёта единства королевства и мобилизации всех его сил).
Если следовать логике И.Л.Измайлова, то и современной американской нации не существует, а есть проживающие на одной территории с разными культурами, менталитетом и уровнем жизни «афроамериканцы», «итальяноамериканцы», индейцы, потомки ирландцев и т. д.
И.Л.Измайлов, безусловно, прав, говоря в этой статье и в других своих работах, что этнос — это прежде всего самосознание. Однако, на мой взгляд, этот тезис верен только для нового и новейшего времени, когда группе населения при помощи газет, телевидения, Интернета, книг (вспомните фирменный магазин Татарского книжного издательства), школьного и вузовского образования легко «объяснить», кто они и откуда; кто «друг», а кто «враг»; кто «свой», а кто «чужой» и т. д. Но перекладывать подобный критерий определения этноса на древнее время, по моему мнению, есть очень серьёзная ошибка — «ошибка модернизации прошлого». В эпоху первобытности и средневековья Интернета и газет не было. Что же могло связывать, например, те же самые именьковские общины друг с другом? Занимание одной территории, единые хозяйственные занятия (до именьковцев в Волго-Камье не было пашенного земледелия), общий язык (см. ниже изложение точки зрения В.В.Напольских об «именьковском языке»), общие религиозные представления (вспомните погребальный обряд в большинстве своём по способу трупосожжения), осознание военной общей опасности (специалистам известна единая (!) сеть именьковских городищ (крепостей-убежищ)), изолированность от соседей финно-угров (например, между самой северной в Предкамье именьковской крепостью — Травкинским городищем и памятниками финно-угорской азелинской культуры имеется своеобразная «нейтральная полоса» в несколько десятков километров, где нет ни именьковских, ни азелинских материалов; перед нами налицо противопоставление типа «свой» — «чужой») и т. д. То, что с высоты сегодняшних дней может казаться «хозяйственно-культурным типом», социальным слоем или этносом в современном понимании, на самом деле может быть специфическим «этносом» древности, пусть даже единым всего несколько десятилетий. Конечно, такой «этнос» крайне неустойчив, но вспомним, что «чистых» народов не бывает. Например, среди сотен именьковских погребений по обряду трупосожжения имеется несколько десятков погребений по обряду трупоположения — это или определённая социальная группа или быстро ассимилированное, оторвавшееся от своего этнического ядра инородное включение… Естественно, в древности мы видим совершенно иные этносы, чем сегодня, и выделять их надо по другим критериям, тогда и не будет совершенной И.Л.Измайловым («этнологом от оружиеведения») ошибки модернизации прошлого (ошибка № 7).
Имеет ли именьковское население отношение к современным славянам? Академик В.В.Седов, используя ретроспективный метод, уверенно доказал, что имеет. Согласно лингвистам у потомков именьковского населения не было смены славянского языка на какой-нибудь другой (подобное, кстати, случилось с булгарами, которые до середины I тыс. н.э. принадлежали к сарматам, т. е. говорили на одном из иранских языков, затем под воздействием волн кочевников-тюрков из глубин Азии они постепенно отюречивались, т. е. «сменили» иранский язык на тюркский).
Таким образом, Искандер Лерунович, пытаясь якобы с новых позиций подойти к решению теоретических проблем археологии, напоминает человека, который сегодня «изобрёл» велосипед. Этому человеку очень тактично объясняют, что велосипед уже давно изобрели, и показывают на улицу, по которой катаются велосипедисты… Но «изобретатель» упорен. Он доказывает, что люди ездят на «неправильных» велосипедах, а он изобрёл самый правильный и самый настоящий…
В конце раздела «Археология и этническая история: возможности и пределы взаимодействия» И.Л.Измайлов пытается подвести читателя к мысли, что я иронично отношусь к «инородцам», которые по своей косности и национальной ограниченности совершают ошибки. Это абсолютная ложь! Просто я, в отличие от И.Л.Измайлова, психологически живу в XXI в. и, пользуясь случаем, ещё раз настойчиво напоминаю Искандеру Леруновичу, что «национальной науки» не бывает!..
Хочется также пожелать оппоненту более внимательно проверять те факты, которые он приводит в этом разделе. Например, перечисляя этносы, входившие в черняховскую культуру, не нужно через запятую указывать сарматов и аорсов, потому что аорсы — это одно из сарматских племён, т. е. те же сарматы (ошибка № 8). Научной школы Крайнова не существует (ошибка № 9) (Мельникова О.М. Научные школы в археологии. Автореф. дис. док. ист. наук. Ижевск, 2004). Вопреки мнению И.Л.Измайлова, специалисты чётко различают кушнаренковскую (VII — IX вв. н.э.) и караякуповскую (VIII в. н.э.) археологические культуры (ошибка № 10) (Ф.Сунгатов. Волго-Уральскии регион в эпоху тюркских каганатов // Древнетюркский мир: история и традиции. Казань, 2002). Что касается дискуссии по мазунинской и бахмутинской культурам, то Искандер Лерунович, к сожалению, не знает, что ижевские археологи признают не только мазунинские памятники (Среднее Прикамье), но и бахмутинские (Бельско-Уфимское междуречье, т. е. более южные районы) (ошибка № 11) (Останина Т.И. Население Среднего Прикамья в III — V вв. Ижевск, 1997; кстати, по мазунинской культуре Т.И.Останина защитила докторскую).
Перейдём к разделу «Маятник интерпретации: от тюрок к славянам и обратно к иранцам».
И.Л.Измайлов пишет: «К сожалению, А.В.Овчинников не прав, когда говорит, что изучение памятников этой культуры началось полстолетия назад». Это очередная подтасовка. В моём тексте значится совершенно другое: «Изучение именьковской культуры (а не памятников. — А.О.) началось полстолетия назад, и в настоящее время известно свыше 500 памятников, на ста из которых проводились масштабные или небольшие рекогносцировочные раскопки». Думается, из этого предложения непредвзятому читателю ясно, что я имею в виду изучение именьковской культуры после появления соответствующего термина в научном обороте, а не случайные сборы с в будущем «именьковских» памятников, известных «любителям» археологии не только в XIX в., как утверждает И.Л.Измайлов, но и в XVIII в. (подтасовка № 3) (получается, что он сам ошибся на столетие (ошибка № 12).
Вопреки мнению И.Л.Измайлова, именьковских крупных толстостенных черепков с шамотом, едва лощёных и без орнамента, не бывает! Полевой археолог объяснит уважаемому оппоненту, что существуют две группы именьковской керамики: толстостенные сосуды с шамотом и бугристой поверхностью и тонкостенные с гладкой, иногда подлощённой поверхностью. Толстостенных черепков с шамотом, едва лощёных, не существует! (ошибка № 13). К сожалению, Искандер Лерунович не знает и того, что на некоторых именьковских сосудах встречается орнамент (ошибка № 14). Если И.Л.Измайлов позиционирует себя специалистом по раннему средневековью, то ему не к лицу делать подобные ошибки.
Александр Викторович Овчинников , кандидат исторических наук.
(Продолжение следует)
Впервые опубликовано: Звезда Поволжья. — 2009. — №№ 26 (9 — 15 июля), 27 (16 — 22 июля), 28 (23 — 29 июля).
http://rusk.ru/st.php?idar=114531
Страницы: | 1 | |
