 |
| Православие на Дальнем Востоке | Оксана Хлебникова | 31.08.2009 |
Александр Ермаков:
— «Двойки» сразу по двум обязательным предметам — математике и русскому языку — получили 910 человек. Это 4,3% от всего числа выпускников текущего года, а среднероссийский показатель — 2,2%. Вместо аттестатов о полном среднем образовании этим детям выдадут справки о том, что они обучались в школе.
— А раньше, до системы ЕГЭ, много в Приангарье было выпускников-двоечников?
Наталья Краснова:
— По статистике, их было порядка 2%, но в реальности — гораздо больше. Ведь — что греха таить — раньше дети экзамены пересдавали, а перепроверка работ на областном уровне часто констатировала, что оценки завышены. Да и самих выпускников тогда было больше, чем сейчас.
— И что дальше будет с этими двоечниками, куда их теперь возьмут без аттестатов?
Наталья Краснова:
— Их приглашает к себе вечерняя школа для того, чтобы еще раз повторить обучение в выпускных классах. Кроме того, у нас очень хорошая сеть учреждений начального профессионального образования, где их тоже с нетерпением ждут, поскольку рабочих рук в области крайне не хватает. Да и потом, со справкой на работу можно сегодня устроиться.
Вообще, я бы не стала из этого делать трагедии. Среди 910 двоечников очень мало ребят из обычных школ, в основном это выпускники вечерних образовательных учреждений, где учатся социально проблемные дети. Перед нашим министерством сейчас поставлена задача обратить серьезное внимание на подготовку в вечерних школах.
Александр Ермаков:
— Да и потом, мы в очередной раз порадовались за глубинку, где вообще не было «двоек» по обязательным предметам — Балаганский, Баяндаевский, Зиминский районы и так далее.
В целом по области средний тестовый балл по русскому языку — 52,6 — оказался почти на том же уровне, что и в прошлом году; по математике — 35,8 — мы значительно улучшили результат.
Задачи для тестов теперь придумывают учителя-практики
— А каковы предварительные итоги ЕГЭ по выбранным предметам?
Александр Ермаков:
— «Двойки» по химии получили 15,5% выпускников, по обществознанию — 10,5%. Не преодолели минимальный порог баллов по биологии 13,3% детей, по географии — 12,8%, по литературе — 13,8%, по информатике — 19%. Не освоили учебную программу по английскому языку 6%, немецкому — 12,2%, французскому — 16,6%. Нам удалось «подтянуться» по химии и географии, на том же уровне осталась биология. Немного снизился тестовый балл по обществознанию, скорее всего потому, что это самый популярный предмет по выбору — его сдавала почти половина выпускников.
— С чем вы это связываете?
Наталья Краснова:
— Только с тем, что в вузах на всех экономических и юридических специальностях от абитуриентов требуются результаты ЕГЭ по обществознанию.
о. Вячеслав Пушкарев:
— А я считаю, что обществознание дети так массово выбрали, поскольку тесты по нему сделаны лучше, чем по остальным предметам. Я посмотрел задания и убедился, что ответы не требуют конкретных знаний, а рассчитаны на понимание. Например, «что из предложенных вариантов характеризует экономическую сферу жизни общества, что является гражданским правонарушением?» Здесь трудно ошибиться.
Наталья Краснова:
— Вы не забывайте, что это дети. Конечно, нам с вами, как взрослым опытным людям, легко отвечать на такие вопросы. И потом, что такое понимание? Это уровень усвоения знаний.
о. Вячеслав Пушкарев:
— Простите, но почему тогда я, историк по образованию, ответил только на половину вопросов теста по истории?
Наталья Краснова:
— Вы имеете в виду вопросы, касающиеся дат событий?
о. Вячеслав Пушкарев:
— Я бы сказал, рамочных событий. Например, «какой ряд дат связан с созданием международных организаций социалистических стран во главе с СССР?» или «когда в стране началась юридическая реформа?» Чем толкать детей на слепую зубрежку цифр, лучше бы попросили рассказать о самой реформе — ее значении, последствиях.
Александр Костин:
— А вспомните традиционную систему поступления на исторический факультет, когда в билете было четыре вопроса. Один из них тоже касался дат.
о. Вячеслав Пушкарев:
— Да я не спорю с этим. Но скажите, почему с будущего слесаря требуют такие глубокие знания по истории? Ведь этот предмет в качестве ЕГЭ тоже нынче выбрали многие ребята, подразумевая, что, мол, не физика — проскочит.
Александр Костин:
— А для чего вообще человеку уметь читать, понимать, мыслить? Мы забываем с вами, что у любого ребенка, независимо от его будущей профессии, будет своя семья. Мы сейчас говорим о значении образования не только для человека, а в целом для общества, в котором он живет. Поэтому задания и результаты ЕГЭ надо соотносить не только с судьбой конкретного ребенка, а в целом с задачами общества.
Репетитор или школа?
о. Вячеслав Пушкарев:
— А не кажется ли вам, что ЕГЭ как оценка уровня знаний по сути является дискриминацией по умственному признаку?
Александр Костин:
— Последние 20 лет у нас вообще нет четкой системы оценки знаний учащихся — мы не можем точно сказать, что такое «тройка» или «пятерка» в отношении того или иного предмета. Учителя, жалея детей, часто завышают им заслуженные оценки. А потом выходит, что один из кожи вон лезет, чтобы получить достойную «пятерку», а другой рядышком сидит прохладцей и знает, что ему все равно поставят «три». И я считаю крайне несправедливым то, что в итоге оба получают аттестаты о среднем образовании.
о. Вячеслав Пушкарев:
— Александр Константинович, а вы с какими оценками окончили школу?
Александр Костин:
— Четыре «четверки», остальные — «пятерки».
о. Вячеслав Пушкарев:
— А у меня восемь «четверок», в том числе по точным предметам — физике, химии и математике. И мне это никак не помешало в жизни.
— А в чем тогда проблема? Откуда такой негатив к ЕГЭ?
о. Вячеслав Пушкарев:
— Большинство детей в классе моей дочери завалили нынче экзамен по математике, а отличники получили «тройки». Я не пошел после таких печальных результатов к учителю, это не ее вина — она вынуждена сегодня вести в школе сразу три предмета.
Александр Костин:
— И это правильно, мы не должны винить учителей за низкие баллы ЕГЭ. Федеральные стандарты педагогического образования серьезно отстают сегодня от профессиональных требований к учителю. Чтобы подстроиться под эти требования, молодой преподаватель должен поработать, набраться опыта. А в силу нехватки кадров, особенно в сельской школе, его сразу ставят на выпускные классы. Посильную помощь в подготовке к экзаменам учителю должны оказывать родители.
— А что могут сделать родители, если у ребенка каждый год меняются учителя?
Александр Костин:
— Самое главное — серьезно относиться к учебе детей. Ведь как часто бывает: мы пришли на родительское собрание, послушали оценки детей, решили организационные моменты и разошлись. Так вот, на собрании надо спрашивать учителей о том, как ребенок усвоил те или иные темы, по каким нужно «подтянуться» и так далее. А дома — помогать ребенку.
о. Вячеслав Пушкарев:
— Я, честно, помогал. Чтобы подготовить дочь к экзамену по математике, вынужден был пользоваться услугами репетитора, на что потратил много денег.
Геннадий Сапронов:
— А зачем тогда школа вообще?
Александр Костин:
— Давайте не будем столь категоричными. Система ЕГЭ со временем позволит перестроиться не только учителям, но и родителям. Мамы и папы раньше были убеждены в том, что плохо ли, хорошо мой ребенок учится — он все равно получит аттестат, а потом я за деньги устрою его в вуз. Мы дошли до того, что преподаватели вузов уже стали отказываться от коммерческих групп. А потом мы с вами получаем плохих молодых специалистов. Пора пересматривать менталитет родителей, которые убеждены в том, что ребенок непременно должен получить высшее образование.
Дмитрий Красноштанов:
— Мы забываем о том, что систему ЕГЭ внедрили как раз для решения проблемы поступления в высшие учебные заведения. Типичная ситуация: приходят люди в институт из разных районов области, в аттестате оценки одинаковые, а уровень знаний разный. И тогда включается механизм вуза: кто подсластит, у того больше шансов. ЕГЭ уравнял стартовые возможности. Я уверен, что в ближайшие года три-четыре, когда система пройдет обкатку, коррупцию в вузах мы искореним.
Наталья Краснова:
— И заметьте, раньше наши дети могли только мечтать о престижных вузах. Даже у призеров российских предметных олимпиад не получалось поступить в тот же МГУ. А сегодня этим призерам автоматически поставили по сто баллов в свидетельство ЕГЭ, и они могут выбрать себе любое учебное заведение. Кстати, в том, что наши «олимпиадники» заслужили эти сто баллов, мы не сомневаемся. У нас есть мальчик, который, несмотря на победу на всероссийской олимпиаде по информатике, решил попробовать себя в ЕГЭ и в итоге набрал 99 баллов.
Александр Ермаков:
— ЕГЭ — это еще и экономическая выгода. Раньше, чтобы ребенок из глубинки поступил в иркутский вуз, его надо было сначала привезти сюда, жить здесь во время вступительных экзаменов. А сейчас он разослал из своего Чунского района заявления с копией свидетельства ЕГЭ в десять вузов страны и следит за рейтингом бюджетного набора на сайтах вузов.
Душа — это сколько баллов?
— А что можно сказать о качествах тестов? Соответствуют ли, по-вашему, задания уровню знаний сегодняшних абитуриентов?
Сергей Язев:
— Тест по физике мне очень понравился. Я вообще-то раньше негативно был настроен по отношению к ЕГЭ. Как и многие, считал, что если свести все просто к тестированию, можно упустить творческую личность в ребенке. Сейчас вижу больше плюсов. Когда, например, я сдавал в вузе вступительный экзамен по физике, в билете было три вопроса. И это была скорее лотерея, потому что абсолютно всего среднестатистический выпускник школы знать не может. Сейчас мы имеем развернутую систему заданий, которая пусть и поверхностно, но отражает общие знания абитуриента по всему курсу физики и четко дает понять, учил он или нет.
— А как вам часть «С»? Говорят, что она даже учителям не под силу…
Сергей Язев:
— Хорошая часть, изменилась в лучшую сторону по сравнению с прошлым годом. Я поговорил с преподавателями, проверяющими работы ЕГЭ, и выяснил, что задачи там вполне решаемые. Две, правда, с подковырочками, но они рассчитаны на высокий балл. И это правильно: тот, кто намерен поступать в МГУ, должен их осилить.
— То есть минусов в ЕГЭ вы теперь не видите?
Сергей Язев:
— Большим минусом является организация процесса. В этом году правила игры менялись по ходу дела. С сентября учителя и дети готовились к ЕГЭ по одним предметам — и вдруг среди учебного года узнали, что вузы принимают по другим. Это шок, это до инфаркта. Представьте себе ребенка, который годами не обращал внимания на физику, а тут вдруг понял, что ему предстоит сдавать экзамен по ней через три-четыре месяца. Мои знакомые очень хорошо в этом году заработали на репетиторских курсах «Физика с нуля». Я считаю, что менять правила игры надо в мае, чтобы можно было заранее скорректировать учебные планы.
Александр Костин:
— Ну, это же первый этап, еще возможны изменения в системе. Сегодня обязательно сдают математику и русский, завтра еще что-нибудь добавят или, наоборот, уберут. Я, например, считаю, что литература непременно должна быть обязательным предметом.
Геннадий Сапронов:
— Я, кстати, посмотрел тест по литературе. Сложного в нем ничего нет. Но и литературы особо нет. Ответить на вопрос по «Капитанской дочке» Пушкина «кто указал Гриневу путь в буране?» можно, не прочитав произведение. Достаточно, чтобы папа вечерком подробно пересказал сюжет. А вот как по ЕГЭ оценить знания мальчика, который мне на вопрос «понравился ли тебе «Тарас Бульба?» отвечает: «Нет. Потому что он убил своего сына»? Это нормальная оценка произведения, которая говорит о том, что человек его прочитал и сделал вывод. Он не знает размеры стихотворений, средства художественной выразительности. Зато у него есть душа, а сколько она баллов в ЕГЭ?..
На самом деле я не против системы, но что-то меня в ней настораживает. За круглым столом сегодня звучат одни и те же слова — баллы, рейтинги, цифры. Мы говорим о механизмах и забываем о духовности, культуре — о тех фундаментальных основах, на которых держится образование. Я понимаю, мы сейчас находимся в реформе, в каком-то ремонтном цехе — все разломали, а в уголке что-то собрали и смотрим, что же у нас получилось. Мне кажется, мы слишком увлеклись этим, заигрались: а был ли мальчик?
Уровень образования-то катастрофически падает. Это видно и с экрана телевизора, и по культуре речи наших политиков. Вы думаете, что ЕГЭ нам поможет это исправить?
Понятно, физика и химия — точные науки, а как же творческие литература и русский язык?
Сергей Язев:
— Да и по физикам этот низкий уровень хорошо видно. Мой преподавательский опыт показывает, что современная молодежь не умеет говорить, у нее проблемы с логикой. Я знаю репетиторов, которые великолепно натаскивают на выполнение тестов детей без особых знаний. Ребенок берет формулу, подставляет данные задачи и легко ее решает, не вникая в суть. Формальность — это беда ЕГЭ.
«Двойки» — не трагедия
— С другой стороны, ЕГЭ — это такой прозрачный срез качества образования. Если бы не ЕГЭ, мы бы, возможно, сегодня не узнали, что во всей школе дети не знают математику…
Геннадий Сапронов:
— Да в этом нет ничего страшного. Я помню, мы на первом курсе филфака за диктант получили даже не двойки, а колы. Ну и что теперь — уходить из университета? Я бы точно завалил математику на ЕГЭ, потому что всегда списывал у соседа.
Наталья Краснова:
— Да нет же, я уверена, что на «тройку» вы бы точно написали. И потом, 910 «двоечников» — это не трагедия. В прошлом году у нас половина выпускников получили «двойки» по математике.
— А как нам удалось так серьезно улучшить результат по математике?
Наталья Краснова:
— Тесты подверглись критике, изменились. Если раньше они писались в одном учреждении, то сегодня любой учитель может отправить свою задачу в банк данных ЕГЭ. Кстати, работы ЕГЭ проверяют специально подготовленные учителя, они и смотрят, насколько корректно то или иное задание.
о. Вячеслав Пушкарев:
— Хорошо, а тогда как вы можете объяснить то, что на ЕГЭ выпускники девятого класса сдали математику на «два», а на пересдаче в традиционной форме — на «пять»?
Геннадий Сапронов:
— Футболисты играют у нас хорошо, а за рубеж поедут — плохо.
Наталья Краснова:
— Экзамен в девятом классе в традиционной форме сдается по сборнику заданий, который можно держать под подушкой, за год прорешать и выучить наизусть. Я, например, в этом вижу некую нечестность.
Александр Костин:
— Повторяю, ЕГЭ будет совершенствоваться. Самое главное то, что эта система заставит учителя более ответственно относиться к работе. Раньше он мог махнуть рукой: «А, на это времени нет; это не буду объяснять, потому что все равно не поймут; а это я сам не понимаю…» Сегодня он обязан дать ребенку основной минимум знаний.
о. Вячеслав Пушкарев:
— А о возрастной психологии мы забываем? Мы забываем, что это дети, что им бегать, прыгать хочется, а не физику учить.
Сергей Язев:
— Как это? На пинках (смеется). В советские времена так не рассуждали.
Александр Костин:
— Человека надо учить труду. Мы забываем, что раньше дети по всем предметам сдавали экзамены. Падали в обморок, скакало давление, но сдавали.
о. Вячеслав Пушкарев:
— Дети разные. У меня семеро по лавкам: четверых не надо заставлять, а с троими надо сильно мучиться.
Геннадий Сапронов:
— В литературе тоже о психологии особо не думают. Вот тебе 15 стихотворений — учи наизусть. А может, ребенок цифры хорошо запоминает, а рифмы ему не идут…
Наталья Краснова:
— Я сейчас настолько благодарна своим учителям за то, что в свое время так много учила наизусть. Хотя в пятом классе категорически не понимала, зачем мне 20 стихов Пушкина, 20 Лермонтова, торговалась…
Геннадий Сапронов:
— А я до сих пор вспоминаю своего учителя физики, который пришел к нам в школу ветераном войны без ноги. Мы его очень любили, хотя физика — это вообще не мой предмет. Педагоги должны быть интересны ученикам.
Сергей Язев:
— То есть самое главное — поднять уровень учителя. При высоком уровне любая система будет второстепенна. Мы сейчас споткнулись из-за того, что в 90-е годы был провал в педагогике. Никто не хотел идти в школу. Я в пединституте проработал три года и ушел, потому что понял, что это бессмысленно. Ни один из ребят-физиков, которых я учил, не пошел в школу.
Наталья Краснова:
— Учителя понимают, что это экзамен для них. Они бросают свои дела и бегут на курсы повышения квалификации, куда мы их долго не могли вытащить.
о. Вячеслав Пушкарев:
— То есть ЕГЭ все-таки второстепенен…
Геннадий Сапронов:
— Вот я и говорю: а был ли мальчик? Нужно сначала престиж учительской профессии поднять, а потом думать о ЕГЭ.
Александр Костин:
— Мы аккредитуем школы во всех уголках области. И я хочу подчеркнуть, что гуманное отношение к ребенку осталось. Нужно время, чтобы осознать, как совместить механизмы ЕГЭ с традициями системы образования. И кто знает, может, через три года мы с вами снова соберемся и скажем: «Слава Богу, что есть ЕГЭ».
По данным исследования Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ)
Сторонники ЕГЭ:
— отличники и хорошисты, а также школьники, у которых брат сестра или близкий друг уже сдавали данный экзамен
— передовые педагоги, постоянно повышающие свой профессиональный уровень
Противники ЕГЭ:
— двоечники, а также ребята с повышенным уровнем тревожности
— учителя, избегающие каких-либо нововведений в работе
— родители выпускников
Источник: общественно-политическая газета «Областня».
