Формирование инновационных способностей работника как фактор развития конкурентных отношений

Доклад на VII Международных Ильинских научно-богословских чтениях (Екатеринбург, 27−28 апреля 2009 года)

Природа инновации до сих пор не имеет единого толкования в современной науке. Является ли инновация выработкой новых идей или простым их обнаружением — вопрос открытый. Некоторые исследователи полагают, что рождение новой идеи происходит вообще «попутно», «случайно», связано с «боковым» мышлением и достигается само собой"[1].

Для объяснения таких спонтанных новаций еще древними греками было введено понятие «поризм». На Востоке это явление получило обличие легенды о трех принцах Серинпида (Цейлона), которые обладали способностью обнаруживать нечто ценное случайно, во время поисков чего-то другого. Эта способность («серендипити») сегодня довольно широко пропагандируется в психологии в качестве способа генерирования идей. Однако, имеются и менее экзотические методы и способы выработки новых идей, среди которых можно назвать следующие:

-метод мозгового штурма;

-метод синектики;

-метод Гордона;

-метод свободных ассоциаций;

-метод вопросника;

-метод вмененных связей;

-эвристический метод;

-метод записной книжки;

-метод инвентаризации слабых мест;

-контент-анализ;

-метод мечтаний о невозможном;

-метод бенчмаркинга.

Однако все этим методы непосредственно не раскрывают природу инновации, зато свидетельствуют, хотя и косвенно, о том, что инновация — это результат определенного социокультурного развития человека. Нахождение (heuriko — нахожу) нового является социальным действием, осуществляемым между людьми (очно или заочно) по поводу обнаружения или производства идей, ранее отсутствовавших в обществе. Для доказательства этого тезиса достаточно признать, что эвристический поиск дал результат — новые идеи — нужны определенные условия: 1) нужно иметь опыт решения подобных проблем; 2) необходима информация; 3) необходима определенная социокультурная коммуникация. Следовательно, обнаружение (нахождение) новой идеи само по себе уже ест процесс социального творчества. Но в структуре данного процесса такой поиск составляет лишь одну из многих фаз. Инновационный поиск соотносится с процессом социального творчества как частное с общим. При этом, данное частное есть прежде всего определенная ситуация, которая создается людьми для осуществления процесса 1) создания нового; 2) создания более совершенного; 3) его превращения в норму.

Первая фаза процесса социального творчества — создание духовной очевидности для творчества, духовного настроя субъекта социального творчества. Вторая фаза процесса социального творчества — создание поисковой ситуации. Смысл этой ситуации заключается в подготовке изменений (novatio — изменение, обновление). Такая подготовка задается духовной культурой, под влиянием которой человек осуществляет самоопределение. Но после этого ситуация не исчерпывается. Необходимо осуществление самодеятельности, которая также является проявлением субъектности человека. При этом следует помнить, что крайностями является абсолютизация субъектности либо на уровне личности (персоноцентризм), либо на уровне общества (социоцентризм). При такой абсолютизации происходит разрушение синергийности самого процесса социального творчества. Субъектность нельзя сводить только к социальной дееспособности, ведь в ее основе находится «духовная дееспособность», «работа со смыслами», «духовное делание». Третья фаза процесса социального творчества — поиск, который может быть представлен как разработка или придумывание новых идей, их анализ и накопление. Такая разработка не может относиться к чисто профессиональным видам деятельности. Она присуща самым разным людям в самых разных сферах их жизнедеятельности. Что же касается анализа уже готовых идей, то, при определенных условиях, он может быть отнесен к профессиональной деятельности (консалтинг, экспертиза и т. д.). В данном случае идеи не создаются (не придумываются, не вырабатываются), а оцениваются (перебираются, подбираются, комбинируются).

Инновационная деятельность есть результат деятельности ума, т. е. сугубо интеллектуальной работы. Но такой работе всегда что-то дает определенный толчок, заставляет размышлять, нацеливает на поиск. Влияние окружающей среды может дать лишь первый импульс к поиску новой идеи. Но без определенного духовного настроя этот поиск ни к чему путному не приводит. Как возникает «зажигание» и «сцепление» в автомобиле, так возникает и новая идея: для этого необходим внешний импульс и внутренний настрой. Только при этих условиях имеют конструктивное значение все остальные атрибуты инноватики: источники информации; методы выработки новых идей; сравнительный анализ возникающих идей; преодоление сопротивления новому. Без этих предварительных условий человеческая личность будет подобна пустому сосуду, который можно лишь наполнять чужими замыслами.

К сожалению, до сих пор исследователи не проводят различий между понятиями творчество и инновация. А связано это, прежде всего, с прагматическим подходом к самому творчеству, с рационализмом и гедонизмом, которые усматривают смысл творчества в первую очередь в пользе (полезности)[2]. В начале ХХ в. З. Фрейд даже попытался связать творчество с либидо и доказать, что процесс творчества есть результат неудовлетворенных человеческих желаний. Но стремление удовлетворить такие желания в лучшем случае ориентирует человека на инновационную деятельность, результат которой (новация) еще не есть более совершенная идея или благо. В 90-е гг. ХХ в. Д. Баррон, Т. Санталайнен, Р. Стернберг, А. Лук и ряд других исследователей предложили отказаться от упрощенного толкования инновационной деятельности и сформулировали интегративный подход к исследованию творчества. Но и они не разводили понятия творчество и инновация. Прагматизация проблематики вылилась в разработку так называемого инвестиционного подхода, в соответствии с которым утверждалось, что личность должна обладать шестью специфическими, но взаимосвязанными, источниками творчества: интеллектом, знаниями, стилями мышления, личностными характеристиками, мотивацией и подходящим окружением (средой)[3].

По нашему мнению, инновационные способности личности представляют собой определенный набор характеристик, посредством которых человек осуществляет поиск и разработку новых идей. Сами по себе новые идеи есть полуфабрикат творчества, поскольку не всякое новое — более совершенное. Следовательно, при обнаружении брака (меньшей степени совершенства, качества) приходится от новой идеи отказываться. В целом же, перечень таких характеристик для инновационной деятельности существенно уже, чем для творчества. Ясно, что для инновационной деятельности необходимы знания, умения, навыки, логика, мышление, речь. Но только для творчества необходима духовная культура во всей ее полноте. Когда мы говорим о полноте духовной культуры, то подразумеваем совесть, ответственность, человеколюбие, этичность, эстетику и многое из того, что на стадии инновационной деятельности не играет существенной роли.

При этом необходимо помнить, что имеются и определенные препятствия для творчества: приспособленчество, меркантильность, опрометчивость, прагматизм и эгоизм. Но на уровне инновационной деятельности эти «обстоятельства» не играют сколько-нибудь существенной роли.

Творчество, например, далеко не всегда обусловлено хорошей организацией или планированием деятельности. Но для инновационной деятельности эти требования обязательны. Творчество не озабочено способами передачи информации или капитализацией своих достижений. Инновационная деятельность этим озабочена изначально. Творчество зависит крайне эластично от воли, тогда как инновационная деятельность находится в жесткой зависимости от нее. Творчество в гораздо большей степени связано с эстетическим наслаждением от самого процесса творчества, тогда как инновационная деятельность далека от такого наслаждения. Творчество есть радость сердца и души, тогда как инновационная деятельность есть их пытка и муки. Образная расхожая фраза о «муках творчества» лишь подтверждает мысль о том, что люди до сих пор крайне редко разводят эти понятия.

Творчество всегда самобытно, своеобразно, оно не поддается унификации, стандартизации, систематизации и формализации. Инновационная деятельность наоборот предполагает определенную систематизацию, формализацию и универсализацию. Именно поэтому до сих пор не написано ни одного учебника или хотя бы учебного пособия по творчеству, но зато изданы десятки книг и учебных пособий по организации инновационной деятельности.

Конечно, и в творчестве, и в инновационной деятельности особую роль играют чувства и переживания: страсть к поиску, дар импровизации, вдохновение, интуиция, воображение и т. д. Но всегда следует помнить, что в сфере подлинного творчества как целостного явления эти чувства подчинены абсолютным ценностям духовной культуры, тогда как в инновационной деятельности, как первой и неразвитой частичке творчества, эти чувства в большей мере обусловлены ценностями более низкого уровня, часто — конъюнктурного характера, а — то и вообще «псевдоценностями» отдельных субкультур.

Путаница в понятиях творчество и инновация — отнюдь не формальная проблема. Об этом можно судить хотя бы по аргументам А. Лука, который, отождествляя эти понятия, заявляет, что творческая личность должна обладать следующими особенностями:

— высоким интеллектом;

— готовностью к рискам;

— импульсивностью, порывистостью, независимостью мнения и оценок;

— склонностью к игре;

— чувством юмора;

— оригинальностью;

— жизнелюбием, широтой интересов, впечатлительностью;

— упорством, настойчивостью и целенаправленностью;

— сомнением в общепризнанных истинах, бунтарством и неприятием традиций[4].

Если это — психология, то психология весьма поверхностная. Что же касается философии, то она вообще здесь отсутствует. Рефлективное отражение атмосферы творчества, не говоря уже о его содержании, здесь даже не присутствует. Попробуем разобраться в сути вопроса. Для чего, например, творцу нового и более совершенного готовность к риску, если он творит из любви и веры? Зачем творцу нового и более совершенного сомнение в традиции, если он занимается иконописью или графикой?

Возможно, для написания «Монны Лизы» или «Крейцеровой сонаты» склонность к игре и имеет какое-то значение, но разве игра как легковесное ощущение реальности соответствует глубине этих шедевров?

Очевидно, что в рассуждениях А. Лука нет критерия отнесения той или иной деятельности к креативной и инновационной. А отсюда — смешение понятий и субъективизм. А такой критерий есть — это высокая духовная культура, обращенная к абсолютным ценностям бытия. Отсюда — и высокое искусство, и высокий слог в литературе, и высокая мода, и все остальное — высокое. Непонимание этого «высокого» ведет к отождествлению «верха» и «низа» культуры, к смешению понятий и выхолащиванию самой духовности как основы творчества, к сведению творчества к простой инноватике, или, выражаясь фигурально, к инженерии.

Подмена творчества такой инженерией ведет к персонификации вещей и овещнению лиц. Общественное богатство предстает не как человеческие способности, воплощенные в мир произведений (творений), а как сумма артефактов, комплекс рациональностей (капитал, деньги, активы и т. п.). Творцы превращаются в инженеров, индивиды превращаются производителей, гении — в изобретателей и конструкторов; они срастаются с ролями-масками, утрачивая подлинно духовную сущность творчества. В превратном мире возникает искаженное осознание сущности творчества, сводящее его к вещному фетишизму. Возникает представление о том, что творчество есть создание вещей, артефактов, технологий, методик и т. п. Предается забвению то обстоятельство, что в действительности творчество есть духовный акт, есть совершенствование самого себя, есть «духовное делание» своей человеческой природы. Объявляя творцами конкретных создателей атомной бомбы или автоматического оружия, технологии клонирования или порошковой металлургии, мы просто забываем, что инженерия есть всего лишь обновление (новация) и она вовсе не имманентна совершенствованию и созиданию, улучшению и продолжению жизни, тем более совершенствованию внутреннему, совершенствованию самого себя (а именно результатом такого совершенствования становятся настоящие шедевры!). Поэтому фетишизация результата (продукта) инженерии объективно ведет к подмене понятий и к представлениям о том, что творчество и есть инновация. Но в такой интерпретации творчества оно становится простым способом производства и накопления вещного богатства, оцениваемого и приравниваемого к деньгам (всеобщему его эквиваленту), т. е. богатства в его «сумасшедшей форме» (К.Маркс). О духовном богатстве как результате действительного творчества, о чем еще в начале ХVIII в. писал великий русский мыслитель И.Т.Посошков, сторонники узкой и вещной интерпретации творчества, вероятно, просто ничего не знают.

Ложно понимаемая сущность инновации ведет к тому, что самоопределение развивается в актах самодеятельности, ориентированных вовне. Но когда деятельность направлена исключительно на изменение внешнего предмета и может быть несвободной, вынужденной внешними обстоятельствами и мотивами, то о каком же творчестве можно вообще говорить? Ведь смысл творчества состоит в творении тварности, в усовершенствовании самой тварной природы человека, в его духовном возвышении над собственной физической тварностью, в его продвижении к бессмертности духа. Чего стоят простые усилия по переливанию крови или выращиванию стволовых клеток, если человек устает от жизни или ощущает собственную никчемность и пустоту. В древнейшем памятнике человеческой письменности «Книге мертвых» (III тыс. до н.э.) воспроизведено оправдание самой жизни человека: «Вот я пришел к тебе, Владыка мертвых. Я не творил неправды людям; не уничтожал, а созидал; не ухудшал, а улучшал; не обижал, а жалел; не воровал, а отдавал. Я чист, я чист, я чист, я чист». Повторенная на четыре стороны света формула оправдания своего существования на земле давала человеку право на признание свыше правильности и созидательного (творческого) характера его временного бытия. Ведь в ответ он получал пропуск в бессмертие собственной души: «Ибо ты чист, как создатель всего сущего, и, по сему, быть тебе у его ног». Языческие формулировки не должны смущать исследователя феномена творчества. Главное здесь в том, чточеловек допускается до ранга Всевышнего только потому, что он (подобно Всевышнему) созидал, улучшал земной мир, жалел людей и творил правду (а не нечто другое, что может осуществлять бездуховная инженерия).

Известное марксовское рассуждение о том, что «человек не теряет самого себя в своем предмете лишь в том случае, если этот предмет становится для него человеческим предметом, или опредмеченным человеком»[5], составляет суть этического гуманизма. Но это рассуждение не относится к духовной культуре непосредственно, поскольку речь идет о человеческой предметности, а не о духовных основаниях бытия. А ведь известна истина, согласно которой «животворит только дух; тело не пользует нимало». Можно и нужно, конечно, беспокоиться о телесности (материализм), но творчество не исчерпывается ею именно потому, что оно в своей сущности трансцендентно, идеально и обращено к предельности и абсолютности нашего бытия. Назвать же предельностью или абсолютностью нашего бытия уровень потребления или размеры счета в банке значит сводить смысл жизни к ее видимости, измерять высшее — низшим. Но вот как быть с инновационными способностями, которые все-таки (и чаще всего) основываются не на духовных (предельных, абсолютных), а на интеллектуальных (умственных, мыслительных) «основаниях»? «Самостоятельное размышление, претендующее на всеобщность и на выход за рамки традиции, там, где оно имело место, выступало в завуалированном виде, ссылалось на авторитет. Это обстоятельство подтверждается институтом оракулов в частной и общественной жизни греков. Даже такие великие индивидуальности Древней Греции, как Солон и Фемистокл, обращались за санкцией на свои решения к Пифии. Анаксагор еле унес ноги от разгневанной толпы, когда попытался толковать скопление звезд не в мифологической, а в рациональной форме. Сократ за свое вольномыслие поплатился жизнью»[6]. «Результат» интеллектуальных упражнений древних греков (и далеко не только их!) всегда оказывался плачевным, если он оказывался не связанным (не обусловленным) социокультурным развитием самого общества, в котором «интеллектуальничала» личность. И наоборот: когда инновации оказывались естественным, органичным продолжением поиска (выбора) социума, они были не только успешными и востребованными, но и служили людям (не только конкретному социуму, но и другим социумам) длительной перспективе. Следовательно, поскольку именно исторический опыт является критерием и объективной основой для научных оценок, мы можем сделать вывод о том, что инновационная деятельность и инновационные способности человека как ценность (благо) выступают результатом, а не предпосылкой социокультурного развития общества.

Лазутина Татьяна Витальевна, директор Первоуральского филиала Российского государственного профессионально-педагогического университета

Михалев Александр Викторович, директор ОАО «Уралтрубпром» (Первоуральск)