 |
| Известия.Ru | Елена Ямпольская, Николай Бурляев | 13.08.2009 |
ответ: Я пришел смотреть «Царя», потому что мне была интересна трактовка Павла — после «Острова». «Остров» ведь был настоящим поступком… Я заставлял себя оставаться в зале полчаса, хотя можно было уйти через пять минут, увидев непрофессиональную работу Петра Мамонова. На экране, извините, беззубый бомж, а не царь Иоанн Васильевич. Но самое главное — историческая трактовка неверная, уводящая нас от истинного понимания сути и образа Иоанна Грозного. Я категорически не согласен: и народ как быдло, и царь как упырь — все это антиисторично.
в: Абсолютно с вами солидарна. Однако на последнем «Золотом витязе», проходившем в Липецке, Гран-при достался «Тарасу Бульбе» Владимира Бортко. Вам не кажется, что «Бульба» и «Царь» в крайностях своих похожи?
о: Ни в коем случае. Победа Бортко на «Золотом витязе» была единодушным решением руководителей всех шести международных жюри, и я тоже принял этот фильм. Да, он эпический, да, пафосный. Он раздражает нашу элиту, особенно «пятую колонну», которая глядит на Запад и мало гордится собственным отечеством. Причем этот фильм примиряет русское и украинское. Хотя и на Украине были крики: «Богдан Ступка продался москалям!». Но если подняться над мелкими распрями, то Владимиру Бортко — как, кстати, и Наталье Бондарчук с ее новой картиной «Гоголь. Ближайший» — удалось дать единого, неделимого Гоголя. Отпадают все вопросы, кто он есть — украинец, русский? В обоих фильмах он сын единой неделимой русской земли. И я рад, что обе ленты отмечены главными наградами нашего фестиваля.
в: По-моему, именно после «Бульбы» — как и после «Царя» — голова сама поворачивается в сторону Запада. Пугает этот кровожадный патриотизм — бессмысленный и беспощадный.
о: Понимаю, о чем вы говорите. И я могу придраться к «Тарасу Бульбе» как профессионал: в чем перебор, без чего можно было бы обойтись, где артисты плохо играют. Но я прощаю малые огрехи, потому что это эпохально важная работа для сегодняшней России. Я счастлив за детей моих, что они увидели этот фильм — где говорится о подвиге ради Отчизны, о бесстрашии, о наших предках, потому что моими предками были запорожские казаки…
в: У вас ведь много детей?
о: Пятеро.
в: Кому сколько лет? Чем занимаются?
о: Иван — композитор, ему 33 года. Маша — артистка Театра Маяковского. Я был против, чтобы она пошла по актерской дороге, но… Она, кстати, играет в фильме «Гоголь. Ближайший» и, по-моему, лучше всех играет. Для меня было открытием, что у меня такая дочь. (Режиссер фильма Наталья Бондарчук — мама Марии и Ивана Бурляевых. — «Известия».) Георгию восемнадцать лет, поступил на юридический. Илье четырнадцать, учится в православной школе. Дашеньке двенадцать. Все дети очень хорошие. Один другого лучше.
в: Девочка младшая тоже в православной школе учится?
о: Да.
в: Ребята общаются только со сверстниками своего круга, своих взглядов?
о: Да что вы! Со всеми общаются. Они люди XXI века. Кстати, уже четвертый год работают в детском жюри «Золотого витязя». Учатся правильно оценивать искусство. Даже очень строго оценивают. Два года назад Илья был руководителем детского жюри и добился удаления из программы одного словацкого фильма. Говорит: «Пап, что вы нам показываете?».
в: А что там было?
о: А там было всё: мат, девочка, у которой мать проститутка, говорит: «Я вырасту и буду такая же», и так далее. Я поглядел — пришел в ужас. Говорю отборщикам: «Как к нам попал этот фильм?». — «Он на «Кинотаврике» получил премию». — «Вы сами-то его видели?». — «Нет, но мы поверили критикам». — «Да вы что? Где вы работаете?!». Пришлось изъять из конкурсной программы.
в: Наконец-то одобрено преподавание «Основ православной культуры» — или как этот курс будет называться — в средних школах. В каких-то регионах это будет культура мусульманская, иудейская, буддистская… Возникает вопрос: не обострятся ли со временем межконфессиональные проблемы в стране?
о: Конечно, нет.
в: Однако неофиты бывают очень агрессивными…
о: Если начнем жить согласно вере, никаких столкновений не будет. Ни в одной традиционной религии, ни в одной конфессии злоба не одобряется. Везде главное — любовь.
«После Иешуа Га-Ноцри нельзя играть подонков»
в: Вы сейчас мало снимаетесь. Значит ли это, что вы отказались от профессии, которую выбрали еще в детстве?
о: Начнем с того, что я ее не выбирал. Она меня выбрала. Я не хотел быть актером, потому что з-з-заикался. Потом оказалось, что существуют тайны психики человеческой, и актер может заикаться в жизни — Кторов, например, — но, играя роль, не заикается вовсе. У меня именно этот случай.
Летом 1959 года я возвращался из школы домой по улице Горького. Вдруг какой-то молодой человек сделал резкий шаг в мою сторону и сказал: «Ты мне нужен». Начал объяснять, что он заканчивает ВГИК, ищет для фильма такого мальчика, как я. Кино для меня уже было не ново, брат мой к тому времени снялся в шести картинах, я с ним часто бывал на «Мосфильме». Но мне 13 лет. А родители предупреждали, чтобы я на улице ни с какими дядями не разговаривал, они детей воруют. И я спрашиваю: «А документы у вас есть?». Парень показал студенческий билет: «Андрей Михалков-Кончаловский». Он привел меня на съемочную площадку «Иванова детства» — к Андрею Тарковскому и примерно тогда же привез в дом на Николиной горе. Там я познакомился с моим ровесником Никитой, и он стал моим другом — полвека назад…
Но и тогда я не говорил, как заявляют многие актеры, что они отдали бы всю жизнь подмосткам и рады умереть на сцене. Такая доля тесна была для меня. Уже играя в первом фильме, я подсознательно устремился к режиссуре. Примерно в сорок лет, сделав свою авторскую картину «Лермонтов», я вообще утратил вкус к актерству. Перерос актерские амбиции. После «Военно-полевого романа» Петра Тодоровского выдался год, когда у меня было 80 предложений. И все — на главные роли. Я отказался от всех восьмидесяти. Хотя родственники уговаривали: ты же бедный, у тебя же ничего нет…
в: Да, простой вопрос: как семью кормить?
о: У меня есть высшая оценка того, что нужно и не нужно делать в жизни. Этим я обязан Андрею Тарковскому. Он был очень расстроен тем, что после «Иванова детства» и «Андрея Рублева» я начал много сниматься — по пять-шесть фильмов в год. Говорил: «Коля, остановись. Побереги имя свое. Будешь голодать — не играй в том, за что потом будет стыдно"… Были еще «Мастер и Маргарита» Юрия Кары, но этот фильм вообще поставил передо мной преграду. Потому что после образа Иешуа Га-Ноцри играть подонков, генералов КГБ, продающих родину западным олигархам, неприемлемо. Я говорил: перепишите роль, чтобы этот генерал жертвовал жизнью за Россию, тогда я согласен.
в: А как вы рискнули сыграть Иешуа?
о: Да, риск был большой. Я шел к этому практически всю жизнь, в отдельных ролях пробовал элементы грима… Даже думал сам делать фильм — как режиссер — по Евангелию. Обращался к разным духовным лицам с вопросом: «Имеем ли право мы, грешные люди, браться за такие темы?».
в: И что вам отвечали?
о: Как правило, ответ был отрицательный. Но одно духовное лицо, выдающийся русский иконописец мне сказал: «Поскольку есть такой вид искусства — кинематограф, и вы им занимаетесь, и вам Господь определил этот окоп борьбы за душу человека, то вы просто должны это делать"… Что касается «Мастера и Маргариты», сначала Кара предлагал мне роль Ивана Бездомного. Но я ему прямо заявил, что эту роль играть я не буду, она мне глубоко неинтересна. А то, что я могу, и только я — заявил я режиссеру в гордыне своей — сейчас к этому готов, — Иешуа Га-Ноцри. Кара сделал пробу. Проба была столь убедительна, что он переломил волю худсовета. Я опальным был в те годы…
в: Почему?
о: После «Лермонтова». Попал под каток, но это отдельная тема. Ко мне приклеили ярлыки мракобеса и черносотенца. В частности, «Известия» и «Неделя» приложили руку к травле этого фильма… В общем, худсовет объявил: «Бурляев утвержден». Мне позвонили, поздравили, а я в ответ отказался от роли. У них был шок. А во мне боролись страстное желание и понимание, что не должно этого касаться… На первый просмотр я шел с намерением раскритиковать свою работу в пух и прах. Но — не смог придраться ни к чему. На экране был другой человек. Иная пластика, интонации, голос, глаза. Это не я. Я был антенной, проводником… Тем не менее сейчас я бы точно не взялся за эту роль…
в: Взгляд церкви на актерство меняется?
о: Да. Церковь принимает искусство, творчество как опыт обновленного духовного сознания человека. Дело в тебе самом, с чем ты идешь на каждую роль. Мы на театральном форуме «Золотой витязь» ставим перед участниками вопрос напрямую: богоугодное ли дело театр и актерство по природе своей? Вот приехала Алиса Фрейндлих, играла спектакль «Оскар и Розовая дама». То, что она делала, и было ответом на этот вопрос. Да, богоугодное, если Алиса Фрейндлих играет умирающего мальчика, который обращается к Господу с письмами-посланиями.
в: Многие ли из российских актеров на тему богоугодности своей профессии задумываются и по этому поводу переживают?
о: Трудный вопрос. Но я полагаю, что многие. Как у Державина: «… Но сам собой я быть не мог. / Твое созданье я, Создатель! / Твоей премудрости я тварь, / Источник жизни, благ податель, / Душа души моей и царь! / Твоей то правде нужно было, / Чтоб смертну бездну преходило / Мое бессмертно бытие; / Чтоб дух мой в смертность облачился / И чтоб чрез смерть я возвратился, / Отец! — в бессмертие твое…». Это ощущение есть у каждого человека. Просто кто-то уже понимает, что он верит, а кто-то еще в процессе…
«Меня обвиняли, будто я антисемит»
в: Вам, человеку, который часто и открыто говорит о принадлежности к православию, о своей «русскости», бывает тяжело в общении? Вы упоминали историю с «Лермонтовым», однако не секрет, что и сейчас многие держат вас за черносотенца…
о: Уже меньше. Очень трудно приклеивать то, что не приклеивается. Меня обвиняли, будто я чуть ли не антисемит. Это оружие, кстати, мощное — приклеишь, и всё, русские люди тебя чураются. Господи, да о чем речь?! В нашем фестивале «Золотой витязь» участвует Израиль, мы уже три года отбираем их лучшие фильмы…
Я по сути человек замкнутый, мне бы жить одному где-нибудь в келье. Только почему-то жизнь все время бросает на передовую. Но общаться мне не трудно, нет. Я всех люблю. Правда, к врагам пока отношусь не по-христиански.
в: Кого вы называете врагами?
о: Тех, кто думает, что они мне враги. Я-то понимаю, что мы все находимся в процессе бытия…
в: Тогда в чем выражается «нехристианское отношение»?
о: Есть прекрасное изречение митрополита Филарета: «Любите своих врагов, уничтожайте врагов отечества, гнушайтесь врагами Божиими». Здесь очень важный водораздел, понимаете?
в: Надеюсь, вы не причисляете к врагам Божиим всех неправославных?
о: Нет, естественно. Они тоже верят в Бога, проходят свой путь, тут уж что сделаешь? Но спасутся только православные.
в: Откуда у вас такая твердая вера?
о: Ну, извините, мне 63 года. Как всякий интеллигент, я изучал в жизни разные религии. Меня тоже бросало в крайности. Чего только не было: и дзэн-буддизм, и Блаватская, и хатха-йога… Все искали. И Тарковский искал…
в: Про Тарковского робею вас спрашивать…
о: Н-не робейте.
в: Недавно пересматривала «Андрея Рублева», и вдруг возникло чувство, что этот фильм снят совершенно неверующим человеком. Вся история — исключительно о зависти к большому художнику, о том, как его травят, как ему мешают работать. То есть фильм, по-моему, эгоцентричный, с огромной плотностью личной обиды и личных особенностей характера, которые, увы, стали всеобщим достоянием после публикации дневников Тарковского…
о: Вы знаете, я тоже в разные годы по-разному оценивал этот фильм. Первый раз он мне не понравился вообще — затянут, зачем эта кровь, зачем режет горло, коровы зачем горят, кони падают… Но потом, год за годом… Я сейчас попробую вам ответить. Ведь мы все из атеистического времени. Все крещенные в детстве — и Андрей, и я, но мы не жили по Закону. Он практически сделал первый шаг — столь объемным произведением выводя и себя, и Россию на эту дорогу. Я общался с Бертолуччи, Ангелопулосом, Кустурицей, Вайдой, Занусси. Все говорят об Андрее, что он — режиссер номер один. Он стал Андреем Первозванным не только для российского, но для мирового кинематографа. Он первым начал через экран возводить душу — и собственную, и всех, кто смотрел его фильмы, — к высшим сферам.
Путь Андрея — это путь из атеизма к Господу. Я говорил всю жизнь, и когда еще был жив Андрей и когда его не стало, что он человек верующий. Но доказать это не мог. То, что он на съемках «Рублева» повесил мне на шею крестик — первый в моей жизни, так то игровой был крестик, реквизитный. О Боге мы с Андреем никогда не говорили. Это вроде как было неактуально, тема не из нашей атеистической жизни. Но потом я стал по крупицам отыскивать подтверждения. И то, что он, уходя с кладбища, когда похоронил мать, оглянулся и перекрестил могилу… Далее, одна из его последних записей в дневнике: «Боже! Чувствую приближение Твое. Чувствую руку Твою на затылке моем. Потому что хочу видеть Твой мир, каким Ты его создал, и людей Твоих, какими Ты стараешься сделать их. Люблю Тебя, Господи, и ничего не хочу от Тебя больше. Принимаю всё Твоё, и только тяжесть злобы моей, грехов моих, темнота низменной души моей не дают мне быть достойным рабом Твоим, Господи! Помоги, Господи, и прости!». Тарковский искал Бога всю жизнь.
«Бондарчук сказал: «Я знаю, кто убил Шукшина»
в: Вы ездили на Алтай праздновать 80-летие Василия Шукшина?
о: Нет, к сожалению. Не получилось. Но мы отметили эту дату в рамках «Золотого витязя» в мае, провели вечер памяти и удостоили посмертно высшей награды — Золотой медали С.Ф. Бондарчука за выдающийся вклад в кинематограф. Ее получала дочь — Ольга Васильевна Шукшина. Был потрясающий вечер — с оркестром, с участием актеров, которые имели отношение к творчеству нашего классика, удивительной русской личности. Очень важно, чтобы мы помнили апостолов нашей культуры.
в: Насколько мне известно, вы часто говорите о том, что Шукшин не умер естественной смертью, но был убит. И ссылаетесь на Сергея Бондарчука.
о: Когда я делал фильм о Лермонтове, я сказал Бондарчуку: «Удивительная закономерность: как только поднимается пророк на Руси, его убивают. Пушкин. Лермонтов… Двадцатый век: Есенин, Маяковский. Игорь Тальков, убитый на эстраде. Почему-то только в это сердце стреляли. Вся наша пошлая эстрада тащит страну на дно, а стреляли именно в этого человека, по чьим песням молодежь заново открывала Россию… А Высоцкий?! Медик, делавший вскрытие, говорил, что такое могло быть только от яда…». И вдруг Сергей Федорович говорит: «А Шукшин? Это тоже убийство, и я знаю, кто его убил».
в: И кто же?!
о: Я спросил. Он не ответил.
в: Но зачем могло понадобиться убивать Шукшина? Дважды лауреат Госпремии, орденоносец, он в диссидентах не ходил.
о: Не знаю. Это версия. Не подтвержденная, но об этом многие говорят. Ему не дали сделать «Разина» — фильм по роману «Я пришел дать вам волю». Помню, я был у тогдашнего руководителя Госкино Ермаша — по поводу моего «Лермонтова», но тогда же поднял вопрос о запрещенной им работе Глеба Панфилова «Жизнь Жанны д’Арк». И нечаянно надавил Ермашу на больную мозоль. Говорю: «У Глеба потрясающий сценарий. Не дайте, чтобы получилось, как с Шукшиным». Тот аж поднялся с кресла: «Ладно, ты лучше думай о своем Лермонтове! Тоже мне, ходатай!».
«Я пришел дать вам волю» — первая книга в моей жизни, над которой я плакал. Такое у меня было еще только раз — когда читал сценарий «Военно-полевого романа». Попадание прямо в сердце.
в: Тут мы с вами не совпадаем…
о: Так вы не казачка, видать?
в: Видать, нет.
о: А я казак, и мне это близко. Чиновники обокрали Россию, не дав появиться «Разину». Ох, какой был бы фильм! Здесь больше, чем конкретный исторический персонаж. Здесь Шукшин дал Русь, ее дух, ее волю. Кстати, я «Лермонтова» озаглавил первоначально «Сын вольности».
в: А что такое для вас воля?
о: То, что чувствуешь от рождения, то, что чувствует твоя душа. Воля как свобода и воля как Божий инструмент для правильной жизни.
в: Говорят, воля опасна в России, она здесь превращается в бесчинство.
о: Добрая воля — благо для России.
в: А где ее взять — добрую-то? Не у Разина же с Пугачевым.
о: Например, у меня добрая воля…
в: Тогда, Николай Петрович, последний вопрос. Он — к вам, но и к самой себе в той же степени. Потому что люди мы, как выяснилось, во многом тактически расходящиеся, но стратегически движущиеся в одном направлении. Итак, мы знаем за собой определенную правоту. Знаем — или чувствуем, что истина — в православии. Мы не станем смотреть фильмы про геев, более того — постараемся выкинуть их из любой программы, если, конечно, сможем. У нас есть основания полагать, что в расколе внутри Союза кинематографистов правда на стороне Михалкова. И так далее. Но не получится ли, что благодаря нашим выступлениям, нашей уверенности в собственной правоте кого-то опять начнут сажать за сексуальную ориентацию?.. Или — раньше преследовали верующих, а теперь начнут преследовать атеистов?.. Мы с вами вреда не причиним?
о: Мы с вами — нет. Правота не должна навредить, она должна помочь.
в: Но мы можем кого-то спровоцировать на резкие действия…
о: Что касается голубых, надо ограничить беспредельные права в демонстрации данной патологии по телевидению. Угодно грешить — пожалуйста в подворотню. Зачем втягивать всю страну в этот патологический омут? Зачем нам этим любоваться? Теперь по поводу атеистов. Никто их преследовать не будет, потому что вера православная терпима и терпелива, она гармонична, она принимает всех и вся, она понимает, что все в процессе бытия, что и атеистов — в том числе нобелевских лауреатов — возможно, осенит озарением Божиим… Добро, исполненное любви, не принесет вреда Отечеству. Поэтому не надо пугаться ни «Основ православной культуры», ни Михалкова в СК. Он творит благо, он государственник, патриот. Ну, зачем травить его, как Бондарчука? Помню, я однажды приехал к Бондарчуку, он говорит: «Ты читал?» — и показывает мне газетную статью. Я успел ее прочитать. Там прикладывали нас обоих. Но я-то молодой еще, у меня есть время, я понимаю: правда за мной, все равно выиграю. А Сергей Федорович вдруг говорит: «Знаешь, я это читал в воздухе, когда летел в Осло на премьеру фильма, и у меня была одна мысль — открыть люк и выйти». Затравили. Хотят и Михалкова так же? Мы не дадим!
в: Теперь уже я на правах следующего поколения поддержу: правда за нами, все равно выиграем. Но тем более: не боитесь, что нашей правдой кто-то воспользуется, дабы начать гонения — на врагов Михалкова, на врагов православия, на врагов русского народа?..
о: Абсолютно не боюсь. Поправим, если что.
в: Каким образом будем поправлять?
о: А вот так же — открыто. Общественное мнение-то есть.
