Русская линия / Библиотека периодической печати / Общерусские аспекты идентичности православных деятелей Галицкой Руси в конце XVI

Галицкая Русь раньше других русских земель вошла в подчинение Польше — ещё в XIV веке. Однако и в первую треть XVII века, когда вся Западная Русь была уже подчинена польской короне, а православная вера была в государстве под запретом, Галиция смогла стать не только центром православного сопротивления, но и источником духовного и интеллектуального обновления православного русского общества. Эта земля породила целую плеяду ярких деятелей, во многом возродивших и обновивших и западнорусское православие, и общерусское самосознание.

Конец XVI — начало XVII века — время, когда общерусская идея почти исчезла и в Восточной Руси, и в Западной. Не то чтобы она была полностью забыта, но действительно актуальным стал сепаратный местный взгляд, когда под словами «Русь», «Русская земля» понималась либо только территория Московского царства, либо только русские земли в составе Речи Посполитой. Такой ситуации немало способствовала церковная разобщённость Руси — с XV века существовало две русские митрополии. Наибольшую жёсткость сепаратный русский взгляд приобрёл в Московской Руси, где православных выходцев из Речи Посполитой даже полагалось заново крестить. И только ситуация запрета и гонений, в которой оказалось всё западнорусское православное население, возродило идеи общности русской жизни поверх политических границ.

Ещё в 1580-х гг. во Львове появилось мещанское братство православных прихожан Успенской церкви. Это было одно из первых подобных братств в Западной Руси — в ближайшие полвека их образовалось множество, и устав Львовского Успенского братства стал образцовым для многих других. Братства были способом самоорганизации православного населения городов в условиях кризиса в православной общественной и церковной жизни. Львовское братство уже в конце XVI века смогло получить права ставропигии, то есть независимости от местных церковных властей и прямого подчинения цареградскому патриарху, что было немаловажно в условиях, когда значительная часть церковного клира склонялась к заключению унии с Римом. Уже после заключения Брестской церковной унии 1596 года, Львовское братство стало одной из самых сильных и влиятельных православных организаций в Речи Посполитой, противостоящих униатству. Оно выкупило типографию общерусского первопечатника Ивана Фёдорова, благодаря чему смогло стать одним из важнейших издательских центров православной книжности. Оно содержало братскую школу, сыгравшую значительную роль в развитии православного образования на Западной Руси. Братство смогло построить (в немалой мере на деньги, пожертвованные московским царём) величественную церковь, по сей день украшающую город. И в среде этого братства мы можем видеть людей, фактически возродивших идеологию общерусского единства.

Львовское братство первым на Западной Руси попыталось возобновить связи с Москвою. В 1592 году оно послало русскому царю письмо с просьбами помочь восстановить сгоревшую Успенскую церковь с больницею и странноприимным домом. Уже в этом письме львовяне настойчиво проводили мысль о том, что московский царь является попечителем всей земли Русской, главою всех её православных жителей. Вот, что мы можем прочесть в этой челобитной: «Якож море широкаго Понту не требует рек к себе текущих, но от себе всю вселенную реками сладких вод напаяет: сице твое величество, царю, ничтоже от кого требуяй, но всем по вселенней иже во благочестии и православии живущим прохлаждение еси и утешение и окормление, паже же везде обретающимся от многоплеменнитаго рода Росийскаго; от них же и мы обретаемии во граде Львове духовнии, священници, дидаскале, род Российский и Греческий, убози и умалении суще паче всех человек жителей граде сего. Понеже в Польских странах во великих печалех обретаемся, и вси славнии и благороднейшии и могутством силнии во иноверия различна поползновением падошася; мы же, яко не имущи прибужища, к тебе благоутробному и тихому и милости требующим пристанищу благонадежному притекаем… Да уподобишься, всесветлый царю, памяти святей честнаго ти царства прародителю, великому Владимиру, просветившему весь род Росийский святым крещением и честными храмы святолепне землю Роскую даже дозде освятившему…» [1]. Как видим, здесь и утверждение общности всей Русской («Российской») земли, и понятие о преемственности царской власти от св. кн. Владимира над всем «родом Российским», частью которого видят себя львовские просители.

Не только львовские братчики, но и православные епископы Галицкой Руси отвергли Брестскую унию. Епископ перемышльский Михаил Копыстенский и львовский Гедеон Балабан стали оплотом гонимого православия на Западной Руси. Гедеон Балабан (живший до 1607 г.) тогда временно стал патриаршим экзархом, т. е. фактически главою всего непринявшего унию православного священства. После него новым епископом стал Иеремия Тиссаровский, получивший посвящение от валашского митрополита Анастасия. Он было пообещал королю принять унию, чтобы быть им утверждённым, но перед посвящением отрёкся от этого обещания. До 1620 г., когда иерусалимским патриархом Феофаном была поставлена новая (нелегальная) православная иерархия, он, наследуя тем самым дело еп. Гедеона, был единственной православной церковной властью во всей Речи Посполитой, а Львов прочно удерживал положение оплота православного сопротивления католическим властям.

Глава новопоставленной в 1620 г. православной иерархии — митрополит Иов Борецкий — также родом галичанин. Он был ректором Львовской братской школы, и только в 1615 г. переехал в Киев, возглавив теперь школу при основанном там братстве. В 1619 г. он вместе с женой постригся в монахи, а в 1620 г. стал новым митрополитом Киевским, Галицким и всея Руси. Дважды Иов посылал в Москву посольства с просьбами о помощи, которая была так нужна в трудном деле борьбы с униатами и королевской властью за право существования православия в Речи Посполитой. Возможно, именно во время первого отправленного им к царю посольства луцкого епископа Исаакия Борисковича в августе 1624 г. и родилась идея присоединения Западной Руси к Московскому царству [2]. Вот что писалось в челобитной митрополита Иова к царю Михаилу Фёдоровичу: «Тако и твое пресветлое царское величество, царь от царей сый, отрасль и племя великих всея Россия самодержцов, божиею волею и его всесильным мановением не в чужду заведен краину, но свою от заведения освобождая землю, десницею вышнего царскую восприял еси диадиму и Российскоя великоя державы увенчеся венцем, и облечен бысть профирою. Яко да в первых ратных от твоея державы оточных силою креста ту без беды сотвориши, также да благочестивых род и церковь православных, в плузе работы и злочестивых и безбожных агарян озлоблении обретающийся, щедротами ти царскими утешити, последи же и о нас, росийскаго ти племени единоутробным людем державы ти и твоему самому царскому величеству родом плоти и родом духа единоя, святоя соборноя апостольския церкве людех же и градех…» [3]. Здесь мы уже видим однозначные утверждения единства русского народа («российского племени») в Московском царстве и в Западной Руси «родом плоти и родом духа», и подчёркнутое наименование царя саможержцем «всея Россия». Во втором письме (от 1 сентября 1624 г.) к царю и патриарху Филарет уже был назван «патриархом московским и всея России» (и там же: «всесвятейшаго господина и пастыря всея России владыки и архиереа» [4]), что было очень значимым признанием со стороны киевского митрополита — в завуалированной форме предложение о переподчинении его митрополии. Ещё в более открытой форме это сформулировано чуть позднее — в 1627 г. Иов писал, что приходится «иноверным работати нам властям», но «подобаше нам худым и озлобленным… российским сыном всегда к своим преимущим благодарованным вашим державным царским повиноватися скифетром» [5]. Впрочем, тогда в Москве к идее воссоединения русских земель были ещё не готовы, но сама эта идея, очевидно, уже не забывалась.

Стоит особенно подчеркнуть, что митрополит Иов высказывал мысли о единстве Руси не только в посланиях в Москву, но и в текстах, имеющих внутреннее значение для Речи Посполитой. Вот в Протестации 1621 г. против обвинений его и всей новой иерархии в работе на турецкого шпиона (коим был объявлен иерусалимский патриарх) он пишет: «Естественней было бы патриарху, нам и казакам работать на стороне Москвы, с которой у нас одна вера и обрядность, один род, язык и обычаи» [6].

В те же годы перемышльский епископ Исайя Копинский писал патриарху Филарету о преследованиях православной церкви, обращаясь к нему такой формулой: «Всесвятейшему и всеблаженнейшему кир Филарету, милостию божиею преосвященному патриарху Великой и Малой России и до последних великого океяну». Такая титулатура московского патриарха потом ещё была не раз повторена другими западнорусскими писателями [7]. Там же еп. Исайя пишет: «Не имамы бо никамо прибежища и пристанища, разве Господа Бога и благочествиваго, и православнаго царя московского всеа Русии самодержца» [8].

Родом с галицких земель (из городка Судовая Вишня на Львовщине) был и ещё один видный православный деятель тех лет — Иоанн Вышенский. Именно в его сочинениях ещё конца XVI — начала XVII в. стали очень активно употребляться названия «Малая Россия» («Малая Русия») и «Великая Россия». Вот, например, как он подписывался: «Христолюбивому братьству Лвовскому и прочиим братиям, единомудренным и единомысленным, купно же и всем православным християном Малое Руссии, в санех и достоинствах различно приимущим, богатым и убогим, князем и паном и простым, духовным и свецким, и еликим до зрака очес сие писание приникает, Иоанн Русин, реченно Вышенский, скитствуяй в святой горе, от Христа Спаса спасения алчет и вседушно молит» [9]. В своей полемике с польским иезуитом Петром Скаргою, одним из главных идеологов Брестской унии, Иоанн Вишенский пишет: «Пойди, Скарго, в Великую Россию и прочитай истории житий оных святых мужей, чюдотворцев великих… А навет, если не хочеш плодоносия спасителнаго языка словенскаго от Великой России доведоватися, доступи в Киеве в монастырь Печерский, а ту же у тебе дома, в державе короны Польской, не ленися и выспрашивай о святых оных, чюдотворством мало не равным великороссийским от Бога почтенных святым мужем. И сих, ударованных и возвеличенных и по смерти от Бога прославленных, которых естеством род российский породил, спасенными же быти и освятити тот же святый язык славенский исходатаил, то о том тех в том вашем краю мало и коротко от языка славенскаго сторичный плод евангелский принесших (от онаго спасителнаго севца, взявши землю сердечную, семя, и уплодивши) споминаю» [10]. Подчёркивание единства «рода российского» и его духовной общности в русской вере стало важной идеей для всего движения православного сопротивления тех лет.

Делом галичан было и возрождение Киево-Печёрской лавры как важнейшего центра западнорусского православия. В 1599 г. её архимандритом был избран Елисей Плетенецкий, родившийся в селе Плетеничи на Львовщине. Он вернул Лавре и утвердил ставропигиальные права, в 1615 г. основал при монастыре мещанское (Епифаниевское) братство наподобие львовского, и при нём братскую школу, а также создал при монастыре типографию (выкупил её из Стрятина, имения львовского еп. Гедеона Балабана, где она после его ухода бездействовала). При нём Киев вновь стал центром православной учёности. Сюда приехали многие деятели русского движения из Львова. Один из них — Памво Берында, из числа образованнейших людей своего времени. Именно он при Балабане организовал работу типографии в Стрятине, и теперь развернул издательскую деятельность в Киеве.

Преемником Елисея Плетенецкого стал Захария Копыстенский, родом из деревни Копыстна под Перемышлем. В 1615 году он переехал в Киев, в 1616 г. вступил в православное братство, а вскоре постригся в монахи. Захария преподавал в братской школе, был келарем и заведовал типографией Лавры. Под его руководством за несколько лет она стала одним из основных центров православной кириллической печати. К этому времени относится его работа по написанию самого значительного его произведения, известного под названием «Палинодия, или книга обороны кафолической святой апостолской Всходней церкви». Оно было написано в ответ на униатское сочинение Льва Кревзы «Оборона церковного единства» («Obrona iednosci cerkiewney», в историографии чаще именуемом «Оборона унии»), изданном в Вильне в 1617 г. Лев Кревза был представителем лидирующего униатского интеллектуального центра того времени — виленского монастыря Св. Троицы, и с 1617 г. являлся его архимандритом. Сформировавшийся при Елисее Плетенецком центр православного сопротивления вокруг Киево-Печёрской Лавры должен был дать на него свой ответ, написать который, как следует из предисловия к «Палинодии», и было поручено Захарии Копыстенскому. Оно так и не было издано, но хорошо расходилось в списках и оказало немалое влияние на последующую православную мысль.

Хотя значительная часть сочинения посвящена разбору догматических вопросов, не меньшее место занимает в «Палинодии» и историческая тема. Это касается как общей церковной истории, особенно VIII—XI вв., так и истории христианства на Руси. «Русский» народ, к которому причисляет себя Копыстенский (часто именуемый им также как «народ Российский», «род наш Российский»), разделяется им на две основные части: «Россов Великой России» и «другую часть Яфето-Роского поколенья, з Малой России выходячую» [11]. Несмотря на деление России на «Великую», или «Большую», и «Малую», обе эти части все же представляют для него целостность, что проявлено в употреблении слова «Россия» только в единственном числе (напр., «наша Россия Великая и Малая» [12]). «Палинодия» — одно из наиболее ранних из дошедших до нас западнорусских произведений, в котором термин «Великая Россия» употребляется столь активно.

Подробно описано в Палинодии Крещение Руси, которое автор разделяет на три «уверения Россов» и последующее «Володимирово и всей России крещение соборное». Особенно примечательно то, что крещение Руси не могло, по Копыстенскому, произойти раньше: Русский народ вошёл в небесное Царство православных лишь тогда, когда на небе освободилось место выпавших из Царства «Латинников», то есть крещение Руси прямо обусловлено отпадением Западной церкви от Восточной: в «989» году, как пишет Копыстенский, «Римляне не были в едности веры с Греками» [13]. «Уважай, православный чительнику, як Бог Святый церкви своей нагородил отпадненье Римлян и Латинников — наверненьем незличоных Малой и Великой России народов» [14].

Интересно, что эта теория встречается в ещё одном православном полемическом сочинении, но более раннего времени — «Перестороге», написанной где-то на переломе XVI и XVII века. В его составе содержится пересказ речи «одного з Львовского братства», произнесённой на Варшавском сейме 1596 г. в связи с заключением Брестской унии. И в этой речи о Крещении Руси говорится примерно то же: (обращаясь к русским) «были есте в послушенстве соборное кафолическое церкви, под порядком Вселенского патриарха, от которого вся Русская земля, от Всходу солнца аж до Полночи, с Словяны, Болгары и Сербами крестилися и чудами осветилися, по отпаденью Римских заходных народов» [15]. Таким образом, крещение Руси прямым образом увязывается и обусловливается церковной схизмой — «отпадением латинян». «Таков есть Божий промысл о человеческом роде нашом, который з высокости царства своего промышляет и о нашом Российском», [16] - говорил львовский братчик.

Мы можем сделать вывод о формировании уже в конце XVI в. в среде львовской православной общественности теории, по которой крещение русского народа произошло в результате отпадения западных народов, когда, выражаясь словами З. Копыстенского, Господь «наградил» Церковь свою «народом Российским» и всеми славянами, которые «наполнили» опустевшее после латинян «месце в небе» [17]. И здесь особенно стоит отметить, что эта теория очень гармонирует с идеологией поставления патриаршества в Москве, которое обосновывалось необходимостью восполнить Церкви место отпавшего папы Римского.

Постоянное акцентирование двусоствавности и общности Великой и Малой России и признание важнейшей роли московских царя и патриарха для всего православного населения Речи Посполитой составляло основы идеологии возрождения единства Руси, объединения всех русских земель под началом Москвы. Эта идеология стала важнейшим интеллектуальным фоном для расцвета Киевской православной учёности в первой половине XVII в. Прошло довольно немного времени, и уже в середине XVII в. она стала руководящей для крупного народного движения. Последующее соединение украинных земель с Московским царством, активная эмиграция в Москву православных деятелей со всей Западной Руси и основание в Москве Славяно-Греко-Латинской академии по образцу Киевской (и с преимущественно западнорусской профессурой) перенесли и утвердили идеи общерусского единства на великороссийскую почву, сделав их частью государственной — и, впоследствии — национальной идеологии России.

Галицкая Русь дважды в истории становилась важнейшим источником общерусской мысли: так было во второй половине XIX — начале XX в., так же было и в конце XVI — первой половине XVII в. И хотя теперь нам привычно воспринимать Галичину как центр и оплот украинского национализма, мы не должны забывать великую общерусскую историю этой земли, и ту большую роль, которую сыграл для всей русской культуры расцвет на ней православной русской мысли в XVII в.

Примечания:

1 — Челобитная Львовского православного братства Московскому царю Феодору Иоанновичу, 15 июня 1592 г. // Акты, относящиеся к истории Западной России. Т.IV. Спб., 1851. С. 48.
2 — Это подмечено Б.Н.Флорей в статье «Древнерусские традиции и борьба восточнославянских народов за воссоединение», см. кн.: Пашуто В.Т., Флоря Б.Н., Хорошкевич А.Л. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М., 1982. С.208−209.
3 — Челобитная киевского митрополита И. Борецкого царю Михаилу Федоровичу… // Воссоединение Украины с Россией. Сб. материалов и док-тов. М., 1954. Т.I. № 22, с. 47.
4 — Письмо киевского митрополита И. Борецкого к царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету… // Там же. № 23, с.48−49.
5 — РГАДА, ф.124, 1627 г., д. 1, л.10 (1 марта 1627 г.).
6 — «Podobniey bylo Patryarsze y nam y Kozakom praktykowac sie na strone Moskwy, s ktorymi nam iedna wiara i nabozenstwo, ieden rodzay, iezyk y obyczaie». См.: Протестация митрополита Иова Борецкого и других западнорусских иерархов, составленная 28 апреля 1621 г. // Жукович П.Н. Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковной унией (до 1609 г.). Спб., 1901. С. 143.
7 — См., напр., Палинодию Захарии Копыстенского (Русская историческая библиотека. Т.IV. Спб., 1878), стб.1158.
8 — Письмо перемышльского епископа И. Копинского патриарху Филарету, 4 декабря 1622 г. // Воссоединение Украины с Россией. Сб. материалов и док-тов. М., 1954. Т.I. № 15, с. 27.
9 — Иоанн Вишенский. Послание Львовскому братству // Вишенский И. Сочинения. Под ред. И. П. Ерёмина. М.-Л., 1955. С. 206.
10 — Иоанн Вишенский. Зачапка мадраго латынника з глупым русином // Там же, с. 192.
11 — Палинодия, или книга обороны кафолической // Русская историческая библиотека. Т.IV. (Памятники полемической литературы в Западной Руси. Вып.1. Под ред. П. Гильтебрандта). Спб., 1878. Стб.1110.
12 — Там же, стб.847.
13 — Там же, стб.1000−1003.
14 — Там же, стб.883.
15 — Пересторога зело потребная (1600) // Акты, относящиеся к истории Западной России. Спб., 1851. Том IV, с. 224.
16 — Там же, с. 229.
17 — Палинодия // Русская историческая библиотека. Т.IV. Спб., 1878. Стб. 1107, примерно то же — стб. 770, 883.