Граф Савва Владиславич как предтеча славянофильства и основоположник сербско-русских духовных связей

От редакции: «Русская линия» сообщала о старте проекта «Возвращение памяти», посвященного замечательному русско-сербскому государственному деятелю Савве Владиславичу-Рагузинскому. В июне в сербском городе Сремски Карловцы был открыт первый памятник русскому графу. Об этом событии РЛ публиковала эксклюзивный материал. Сегодня мы публикуем статью сербского автора Йово Бачича, которую в редакцию прислал наш друг профессор социологии белградского Института политических исследований Зоран Милошевич.

В истории развития сербско-русских связей, сложившихся еще в средние века и укрепленных в период правления Петра Первого, важную роль сыграл наш земляк-серб Савва Владиславич, который в российских источниках упоминается под фамилией Рагузинский. Во время своего пребывания в России он был советником российского императора Петра I, а также Екатерины I, что свидетельствует о большом доверии этих великих правителей к нему. Статус одного из самых влиятельных людей в России первой половины XVIII века сохранялся за Владиславичем до конца его жизни.

Как подчеркивает Йован Дучич, главный биограф Саввы Владиславича, в его функции входило решение особенно важных государственных проблем финансового и дипломатического характера: «В течение четверти века он был вовлечен во все ключевые события русского царства: он заключал военный союз с великим князем Молдавии в Яше, мирное соглашение с султаном в Пруте, конкорд с папой в Риме, пакт о сотрудничестве при принятии первого постановления о разграничении России и Китая с китайским царем в Пекине. Но, кроме того, заслуга Владиславича заключается в том, (до настоящего момента это не было известно сербскому народу, однако имеет первостепенное значение), что он бырл первым сербом, который еще закате смутного для нас XVII века убедил Россию, и лично Петра участвовать в освобождении сербского народа и Балкан… Владиславич приобрел в конце нашего злосчастного XVII столетия имя большого димломата великого славянского народа, отличившись огромными заслугами в важном для истории славян периоде. Он был первым, кто поставил проблему сербского народа в России во главе общей балканской проблемы» [1].

При каждой возможности граф Савва Владиславич указывал могучему правителю Петру Первому на бедственное положение сербов — народа, единого по крови и вере с русскими, обращая внимание царя и влиятельного верховного дворянства на то, что на Балканах живет порабощенный турками сербский народ, который нуждается в военной, политической, а также культурной поддержке.

К изучению личности этого несправедливо забытого исторического деятеля первым основательно обратился поэт Йован Дучич, который, в свою очередь, на протяжении многих лет собирал материалы об этом великом и влиятельном представителе сербского народа и написал книгу «Серб-дипломат при дворе Петра I и Екатерины I Савва Владиславич», которая была опубликована в Питсбурге (США) в 1942 году, во время Второй мировой войны. Данный интерес Дучича объясняется, прежде всего, тем, что сам он в некотором смысле был потомком графа, так как выходцы из г. Требине Дучичи являлись ответвлением родословного древа Владиславичей [2]. Для написания данного труда Дучич изучал материалы с 1933 по 1940 г., во время своего пребывания на посту югославского дипломата в Риме и Бухаресте. В данный период, как признался сам автор в предисловии, сведения он собирал сам, также посылал запросы в архивы Дубровника, Венеции, Москвы, Хельсинки, Бухареста и Белграда. Кроме архивных материалов в книге используется объемный список источников на русском, итальянском, немецком и сербском языках. «К написанию этой книги я подходил как поэт, я был далек от своего обычного предмета литературы, который всегда представлял произведение чистого вдохновения» [3].

I

Савва Владиславич происходил из древнего средневекового дворянского рода Владиславичей, проживавшего в окрестностях г. Гацак, а башня, которую воздвигли его предки находится на отрезке между селами Ясенка и Берушница [4]. Во время турецкого владычества представители рода не приняли ислам. В исторических записях упоминается отец Саввы Лука как человек близкий Василию Острожскому, чьим современником он и был [5]. Год рождения Саввы точно не установлен. Душан Синдик ссылается на один русский источник, в котором говорится о том, что Савва родился 16/27 января 1668 года [6]. В Большой советской энциклопедии, где статья о нем приводится под названием «Рагузинский Владиславич Савва», год рождения обозначен как 1670 [7]. Однако Йован Дучич предполагает, что Владиславич вполне мог был быть рожден в 1664 году [8]. Также нет точных сведений относительно места его рождения. Дучич приводит несколько различных мнений, согласно которым это могло произойти в Херцег-Новом, Гацаке или Дубровнике [9]. Ссылаясь на одно письмо консула Дубровницкой республики в Константинополе Луки Барки, Глигор Станоевич считает, что Савва рожден в г. Фоча, где жил и его брат Живко [10]. В свои неполные двадцать лет он оказался в Дубровнике, где, кроме навыков торговли, получил и кое-какое образование. Произошло это после землятрясения, которому повергся этот город «во время процветания дубровницкой литературы и науки» [11]. Еще в молодые годы торговые пути привели Владиславича в Константинополь в 1698 году, где он, благодаря своему авторитету, стал выполнять для жителей Дубровника особо важные поручения. Серьезная же его карьера, как утверждает Дучич, начинается в 1699 году, когда в Константинополе познакомился с иерусалимским патриархом Доситеем [12], весьма влиятельной личностью в православном мире в то время, а также большого друга России [13]. Как доверенное лицо иерусалимский патриарх рекомендовал его российскому послу в Константинополе Емельяну Ивановичу Украинцеву [14], которому, в свою очередь, Владиславич сообщил важные сведения [15]. Услуги серба весьма пригодились и новому российскому послу в Порте Дмитрию Михайловичу Голицину, который слыл одним из самых умных людей России того времени [16]. Также помощь Владиславича была на руку и приемнику Галицына Петру Андреевичу Толстому, которому тот сообщал важдые сведения о ситуации при дворе султана в Константинополе и Османской империи [17]. Связи купца Саввы Владиславича с русскими были извесны турецким властям, посредством которых это дошло до высшего уровня Порты. По этой причине российский посол Толстой в 1702 году принял решение на время скрыть Савву в России [18]. В Москве он был представлен как купец, вскоре отправился на север к Балтийскому морю, где в военном лагере Шлисебург встретился с российским царем Петром Первом, на которого он произвел сильное впечатление [19]. Владиславич недолго оставался в России — в 1704 году царь Петр Первый с письмом графу Толстому шлет его в Константинополь [20].

Непродолжительным был и визит Владиславича в Константинополь — в Москву он вернулся в 1705 году [21]. С ним в Москву, куда он переселился насовсем, переехал и его брат Йован со своими четырьмя синовьями. Также в Москву он привез одного молодого выходца из Эфиопии, которого купил на рынке рабов в Стамбуле. Его он подарил Петру Первому, царь же, в свою очередь, обрадовался такому подарку: молодого африканца царь окрестил, дав ему имя Петр, и послал его на учебу. Этот юноша был прадедом великого русского поэта Александра Пушкина [22]. Данный факт был известен и самому Пушкину, чем объясняется его симпатия по отношению к сербам [23].

Среди многочисленных отчетов, которые тогда подавал граф Савва Владиславич, была рукопись «Тайного описания Черного моря». За оказанные услуги царь Петр Первый щедро вознаградил серба, подарив ему дворец в Покровке в Москве и обеспечив право заниматься торговлей на Азовском море и в Малороссии, а также за границей [24]. Немного поздней царь осознал купеческие способности Саввы. Во время исторически важной Полтавской битвы 1709 года, в результате которой российская армия в пух и прах разбила шведского короля Карля XII, в обязанности графа Владиславича входило военное обеспечение армии: он успешно организовал поставку воловьих упряжек по непроходимым дорогам. За отличное выполнение поставленных задач Петр I наградил Владиславича имением в Малороссии [25]. Также ему было присуждено высокое звание придворного советника по вопросам православного Востока [26].

Затем последовала подготовка к войне с Турцией, однако в государственной казне не было достаточно средств для организации военных действий. Савва выступил автором плана пополнения царской казны, разработав и реализовав идею монетарной и налоговой реформы. Его план был осуществлен — казна была наполнена, а Петр Первый наградил его званием придворного саветника [27]. До начала войны с Турцией и российского поражения на Пруте в 1710 году Петр Первый пытался в качестве союзника заполучить молдавского князя Дмитрия Кантемира — проводить переговоры было поручено Савве Владиславичу [28]. Рагузинский также был одним из учасников с российской стороны переговоров с турками, когда после проиграной войны составлял мирный договор [29].

По семейным обстоятельствам, а также по причине российских государственных поручений в Венеции и Риме, Савва посетил свои родные места: г. Херцег-Нови, где проживали некоторые члены его семьи, и Дубровник, интересы которого он много раз отстаивал в Константинополе и в России. Из Москвы в 1717 году он сначала прибыл в Венецию, а оттуда в Дубровник, где пытался добится у Сената разрешения на строительство православной церкви, однако это ему так и не удалось [30]. Из Дубровника он уехал крайне недовольным [31], после чего отправился в Херцег-Нови, где встретился со своими родными, а также передал средства православных церквям на их поддержание [32]. Оттуда он поехал в Венецию.

В Венеции Владиславич женился [33]. Избранницей графа стала двадцатидвухлетняя Вергилия, или Вергилия Тревизан, которую Дучич упоминает как Верджинию, девушка, происходящая из весьма авторитетной аристократической семьи, которая дала свету даже одного дожда [34]. Ко времени вступления в брак Владиславич уже разменял пятый десяток лет [35]. Кроме женитьбы, граф в Венеции и Риме приобрел несколько важных покупок по заказу царя и царицы. Одной из главных причин его поездки в Рим было подписание конкордата между Священной столицей и Россией. Владиславич встретился с папой Климентом XI и с ним согласовал все детали договора. Когда документ уже был сформулирован на бумаге и дело оставалось лишь за его подписанием, папа Климент XI неожидано умер, и, таким образом, данная миссия осталась незавершенной [36].

За проделанную работу в Риме и Венеции Савва Владиславич в 1722 году был награжден наивысшим знаком отличия и получит дворянский титул [37]. До того, на основании своего сербского дворянского происхождения, ему был присужден титул венецианского графа [38]. Российская царица Екатерина I одарила его новыми имениями [39]. Такое признае послужило новым импульсом для преданного исполнения новых задач, которые перед Владиславичем ставил Петр Первый. По совету друга царя, философа Лейбница, царь решил послать в Китай посла. На данный пост больше всего подходил Савва Владиславич. Однако, поскольку в скором времени российский император скончался, указ о постановлении графа на данную должность подписала в 1725 году царица Екатерина I [40]. И данную задачу Владиславич успешно реализовал, определив границу между Россией и Китаем, составившую 6 000 км [41]. О миссии и деятельности Владиславича в этой большой стране мы можем узнать из рукописи «Тайный отчет о мощи и положении китайского царства» [42]. Во время разграничения двух великих держав — России и Китая — Владиславич получил право В Сибири, на дальнем востоке, возвести укрепления, такие как Селингиской и Чиконской, и на день Святой Троицы в 1727 году, что особенно важно для сербов, основал город Троицкосовский, где построил церковь Святого Саввы Сербского Неманича [43].

В конце жизни Владиславича постигла большая трагедия: у него умерла мать, монахиня Теофания, и все три дочери, которые ему родила молодая супруга Вергилия. Крестной старшей его дочери Анны выступила Анна Петровна, дочь царя Петра Первого [44]. Савва Владиславич умер 17 июня 1738 года, а похоронен был рядом с матерью и тремя дочерьми в церкви Благовестия в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге [45].

II

Заняв высокое положение при дворе Российской империи и став ближе самому царю Петру Первому, Савва Владиславич свое новое положение использовал, чтобы помочь сербскому народу, всячески стараясь обратить внимания императора на трагическое положение сербов на Балканах, находящихся под властью турок. По мнению Йована Дучича, он был «первым, кто поставил сербский вопрос в России как главную проблему Балкан» [46]. Ему прекрасно было известно, что ни Австрия, ни Венеция ничего не предпримут во имя освобождения сербов от турецкого ярма, если те, в свою очередь, не отрекутся от православия [47]. Большие надежды, связанные с освобождением сербов из турецкого рабства, Владиславич возлагал на предстоящую русско-турецкую войну, которая планировалась в 1710 году. Тогда графу пришла в голову идея, что хорошо бы было в эту войну включить и балканских христиан, особенно его земляков сербов и христиан-албанцев таким образом, чтобы и они подняли восстание, в то время, когда русские войска начнут проводить операции против турок в Молдавии. Он не сомневался в готовности сербов взять в руки оружие. В случае успешного результата предстоящей войны для русских, сербы бы тоже выиграли: сербский вопрос бы серьезно встал на повестке дня Европы того времени [48].

На роль Саввы Владиславича в убеждении России вмешаться в политический процесс на Балканах первым указал Захарий Орфелин в своем известном произведении «История о житии и славных делах великого государя Императора Петра Первого», изданного в 1772 году, где говорится, что «тот Савва был принят Петром весьма милостиво, сразу же он заявил, что, если бы Его Царское Величество изволило написать черногорцам и другим соседним народам призыв взять, со своей стороны, оружие в руки против турок, все бы они с большой готовностью встали на службу Его Царского Величества, тем самым бы пошатнулось соотношение сил не в пользу турок» [49].

Безуспешное завершение русско-турецкой войны выпало на 9 — 12 июля 1711 года в Молдавии на реке Прут, левом притоке Дуная [50]. Той битвой русские войска стремились упрочнить свои недавно приобретенные позиции на Черном море, а турки, в свою очередь, прогнать русских с территории черноморского побережья и, таким образом, аннулировать невыгодный для них договор с Россией, заключенный в 1700 году [51]. Данная битва имеет большое значение не только в сербской истории на Балканах, но также и для турецких спахий (славянские наемники в турецкой армии), родом из Боснии, которые в большом количестве участвовали в битве на Пруте [52]. Боснийское войско возглавили Караилан Али-паша и Бечир-паша Ченгич [53]. Сохранился один список боснийских спахий, участвовавший в этой битве [54].

План включения балканских христиан для участия в данном военном конфликте, идею которого многие историки приписывают Савве Владиславичу, был очень прост. Ставка делалась на том, что восстание на Балканах, кроме православных сербов, поддержат католики, жившие с ними на одной территории, а также албанцы, исповедующие христианство. В этот раз, похоже, на помощь болгар и греков не рассчитывали. По плану к балканским христианам, прежде всего черногорцам, должны были отправиться двое переодетых русских офицеров, сербов по происхождению: полковник Михаило Милорадович, потомок славного герцеговского рода Храбренов, и капитан Иван Лукачевич родом из Подгорицы [55]. Восстание балканских христиан должно было быть согласовано с планом проведения российских военных операций в предстоящей войне против турок на Черном море. По этому случаю было подготовлено письмо Петра Первого, которое, по мнению многих, написал Владиславич. В данном послании царь обращается к «пресветейшему Митрополиту, высокопочтейнешим и многоуважаемым господам губернаторам, капитанам, князьям и воеводам, и всем христианам греческого и римского обряда духовного и мирского чина Сербии и Македонии, черногорцам и приморцам, жителям Герцеговины и Никшича, Бани и Пивы, Дробняка, Гацака и Требиня, племенам Кучи и Бьелопавличи, Пипери, Васоевичи, Братоножичи и Клименты, а также всем из Грахова, Рудни, Попова и Зупы» [56], призывая их поднять восстание и предлагая свою защиту [57]. Когда было принято решения о командировании Михаила Милорадовича на Балканы в Черногорию, он сам находился в Бухаресте. Ивану Лукачевичу Подгоричанину, «который незадолго до этого прибыл в Россию, где был возведен в чин капитана, было приписано в руководстве к действию, которое сочинил Владиславич: отпустить бороду, облачиться в монашескую рясу и в таком виде отправиться с упомянутым письмом через Молдавию» [58]. В истории это считается первой попыткой российского вмешательства в политическую ситуацию на Балканах. Данные действия русских на далекой Адриатике, как считает Йован Дучич, для некоторых российских военных и политических кругов в то время были весьма странными и даже, может быть, непостижимыми [59].

В середине июня 1711 года Милорадович со своей камандой ступил на берег Адриатического моря в селении Грбаль, призвав местных жителей к борьбе против турок, что было весьма воодушевленно встречено [60]. Вскоре он прибыл в Цетине, где владыке Даниилу и его брату Луке Петровичу передал письмо Петра Первого. Послание было прочитано в день св. Вида перед собравшимися главами племен, которые оживленно поддержали предложение царя [61]. Как утверждает Глигор Станоевич, произошло нечто необычное: «впервые в течение мучительного многовекового рабства в Черногорию пришли свои люди от имени великого и могучего царя, который предлагает помощь и защиту. Это звучало как настоящее открытие. Тем людям, которые всю жизнь крестились тремя пальцами и смотрели, как турки оскверняют их святыни, которых соседи (иноверцы — Й. Б.) и друзья венецианцы презирали как прокаженных, вдруг, словно Божье проведенье, явился найсильнейший православный государь на свете» [62]. Когда в Цетине было прочитано письмо Петра Первого «не было необходимо много усилий, чтобы храбрые черногорцы взялись за оружие, и восстание охватило часть восточногерцеговских племен.

Повстанцам сопутствовал успех, когда они сражались около Никшича, дойдя до Требине, однако туркам они не нанесли ни одного серьезного удара. Против укрепленных городом у нех не было артиллерии, а с ручным оружием они достигли лишь половины результата» [63]. Безуспешными были попытки осады городов, окруженных крепостными стенами, таких как Грахово, Гацак и Спуж [64]. Восстание распространилось внутри Герцеговины, повстанцы дважды пытались захватить Клобук, паля костры вокруг этой крепости. Во время подобных наступлений в середине 1711 года повстанцы предприняли попытки захвата, нанеся урон, многим укреплениям и башням в Герцеговском санджаке недалеко от города Билеча, а также в Рудине и Требине [65].

На призыв принять участие в восстании против турок, посланном православным русским царем Петром Первым, не откликнулись балканские христиане католической церкви. Барский епископ Андрия Змаевич своих прихожан известил о происходящих волнениях следующим образом: «На этих границах развязалась необычная война. Православные народы — турецкие подданные — объявили войну своему суверену, чтобы диверсией помочь русским» [66]. По мнению епископа Змаевича, победа православных над турками была бы самым большим поражением для католичества [67]. Римско-католические священники также подключились к смирению своих прихожан, дабы те не присоединились к повстанцам. «Латиняне» (как православные сербы в то время называли католиков) не только не присоединились к восстанию, но даже помогали турецким властям, таким образом, демонстрируя свое неприятельское отношение к восстанию. Как утверждает Дучич, «они даже предоставляли турецким властям данные о передвижении повстанческих войск, поэтому даже владыка (Даниил — Й. Б.) предупреждал некоторые племена об опасности, исходящей со стороны венецианцев, так как те выдают туркам все тайны нашего восстания» [68].

Как венецианцы, так и дубровчане смотрели на это восстание, инициированное Россией, с крайним подозрением. Этому существовали свои объяснения: Венеция данную территорию считала зоной своих интересов [69]. Аналогичную позицию занял и Дубровник, однако его граждане зашли еще дальше в проведении подобной политики: они отправили боснийскому паше письмо, в котором просили как можно скорее подоспеть с его армией, дабы они «освободились от этих повстанцев» [70]. Ни венецианцы, ни дубровчане не позволили повстанцам на своей территории приобретать порох и олово для заряжения своих ружей [71].

В момент, когда восстание развернулось в полную мощь, а повстанческие отряды заняли позиции по ущельям и укреплениям, поражением России и подписанием мирного договора на реке Прут завершилась русско-турецкая война. Текст мирного соглашения диктовала Турция [72]. На переговорном процессе о сербах не было упомянуто ни слова [73]. Только спустя несколько месяцев до повстанцев дошла весть о исходе недавно завершившейся русско-турецкой войны [74], после чего Милорадович и Лукачевич в апреле 1712 года тайно покинули территорию, на котором происходило восстание и направились в Россию [75].

Расправа с повстанцами не заставила себя долго ждать: турецкие власти решили строго наказать бунтавщиков, сжечь цетиньский манастырь и арестовать руководителей восстания Михаила Милорадовича и владыку Даниила [76]. В Стамбуле разрабатывался план военного похода на повставшие сербские племена в Черногории и Герцеговине [77]. Первый поход состоялся в 1712 году, командовал им боснийский наместник Ахмед-паша. Он подавил сопротивление повстанцев и летом того же года подошел к Цетине [78]. В 1714 году состоялся и второй поход возмездия под командованием Нуман-паши Чуприлича: тогда турецкое войско чинило еще большие зверства, нежели в предыдущей кампании, убивая и уводя в рабство всех, кого они встречали на своем пути, сжигая села… Однако руководителей восстания поймать не удалось [79].

Несмотря на бесславный конец войны, тяжелые последствия для сербского населения в Черногории и Герцеговине, когда многие поплатились жизнью, а уцелевшие лишились абсолютно всего, сожжены были деревни, это восстание все-таки имело сильное психологическое действие. Как верно отметил Йован Дучич, это было первое сильное доказательство того, что существует мощная православная Россия, которой известно о сербах, и они, таким образом, не одиноки в своих чаяниях [80]. С момента восстания начинается период укрепления связей между Серией и Россией, многие молодые сербы, проживавшие тогда в Гасбургской монархии и в Османской империи, едут на обучение в Россию, а после своего возвращения оттуда распространяют русское влияние в родной среде. Сербским монастырям и школам предоставляется значительная материальная помощь и церковные книги [81]. Главным же инициатором этих связей, продолжавшихся в течение восемнадцатого и девятнадцатого века, выступил граф-патриот Савва Влдадиславич.

III

Использовав свое приближенное положение к царю Петру Первому, граф Савва Владиславич всячески старался любовь к сербскому народу, выходцем из которого он сам и был, продемонстрировать и в области культуры, посредством книг пытаясь русским приблизить жизнь сербов и других балканских христиан. Во время великой реформы российской образовательной системы и просвещения в целом, инициатором которой в 20-е гг. XVIII века также выступил Петр Первый, были переведены на русский язык философские, научные и исторические труды самых известных в тот период европейских мыслителей, писателей и историков [82]. Данные обстоятельства использовал и Савва Владиславич, добившись перед этим расположения Петра Первого, и внеся предложение о переводе на русский язык книги «Королевство славян» Мавро Орбини. Насколько Петр Первый заинтересовался данным произведением показывает письмо, которое он из Астрахани в июле 1722 года отправил Синоду, в обязанности которого входило проведение реформы просвещения, где он уточнял, издана ли уже книга Мавро Орбини, требуя также, чтобы ему ее обязательно отправили после публикации [83]. С содержанием данной книги он ознакомился еще в то время, когда жил в Дубровнике. Как приводит Йован Дучич, еще более ста лет до перевода на русский язык это «была книга, по которой не только Владиславич, но и Гундулич, а также многие поколения изучали прошлое нашего народа» [84]. Книга содержит наиболее полное описание истории не только сербов, но и других балканских народов, «и уже только одним своим размером и объемом более пятисот страниц, книга внушала чувство уважения и приравнивалась по значимости к другим произведениям историографии своего времени, серьезным, достойным и создававшимся с большими амбициями» [85].

Посредством данной книги, в которой описана сербская история, в переводе на русский язык Петр Первый, российское дворянство, церковные круги и прочая интеллектуалная элита могли познакомится с славным прошлым православных сербов, с денастией Неманичей, а также остальными народами, которые жили с ними и рядом на Балканах. Владиславич, прежде всего, был купцом, поэтому переводом занимался сколько ему позволяли время и возможности. Однако интерес Петра Первого к сербам и их прошлому очевидно и навел Владиславича на мысль, самому взяться за перевод; во время своего пребывания в Дубровнике он выучил итальянский язык, на котором и было написано произведение Орбини.

Книга Орбини в переводе Владиславича появилась в августе 1722 года, получив новое, более длинное название «Книга историография початия имени, славы и раширения народа славянского… Собрана из многих книг исторических, через Господина Мавроурбина Архимандрита Рагужского"… [86] Это в сущности был не дословный, «настоящий перевод, нежели выписка и сокращенная версия произведения Орбини, составленная по выбору и личному решению переводчика» [87]. Часть глав этой книги он в сущности сократил, а некоторые вообще пропустил. Таким образом, «изложение Орбини о славянах и Дубровнике (5 — 205 с.) у него заняло… меньше объема книги (1 — 184 с.). Перевод Барской родословной на итальянский, выполненный Орбини, (206 — 241 с.) также не был передан целиком (185 — 216). История Неманичей у Орбини (242 — 272 с.) в книги Саввы Владиславича получила сжатое воплощение (217 — 236 с.). История Мрнявчевичей (274 — 280 с.) также не была полностью переведена (237 — 240 с.). Это же относится к Воиновичам (281 — 285 с.), хотя в меньшей мере (240 — 243 с.)"… [88] Аналогично автор поступил и с Балшичами, Лазаревичами и Бранковичами, сократил историю Боснии, а сразу после этого раздела разместил главы, где речь идет о Болгарии, пропустив, таким образом, историю Хума и Хорватии [89].

Эта книга была напечатана на русском языке и вызвала большой интерес в славянском православном мире, который именно посредством перевода, выполненном Саввой Владиславичем, имел возможность познакомится с произведением Мавро Орбини. Книга произвела сильное впечатление на историков, вызвав даже полемику в российских интеллектуальных кругах [90]. Однако даже несмотря на качество перевода, «книгу была очень хорошо восприняли, усердно читали, и она оказала значительное влияние на развитие сербской историографии,… когда как болгарам она помогла в формированию их современной историографии» [91]. Переводом Владиславича пользовались и последующие сербские историки Василий Петрович и Йован Раич, черпая из него необходимые сведения [92]. Особое влияние она оказала на болгарских историков: опираясь на нее Паиссий Хиландарец написал свой труд «История славяноболгарская» [93]. Только после выхода этой книги русские стали адекватным образом понимать этнические и исторические проблемы на Балканах, а также различать южных славян и греков [94].

В царском государственном архиве, благодаря влиянию и вмешательству Саввы Владиславича, архивные материалы, касающиеся сербов, выделили в отдельный раздел под названием «Сербские дела». До этого времени архивные документы по вопросам Сербии содержались в разделах «Греческие дела», а порой и «Турецкие дела» [95]. Только после этого в донную область пришла определенная ясность.

Близость Саввы Владиславича с Петром Первым и российской императорской семьей способствовала тому, что для сербов открылись двери российских государственных и духовных учреждений, там их стали с удовольствием принимать, выслушивать и стараться помочь [96]. Митрополит белградско-карловацкий Моисий Петрович, сталкнувшись с сильным давлением со стороны Габсбургской монархии и Римско-католической церкви, которые, в свою очередь, не выбирали средства, чтобы обратить православных сербов, проживавших на территории Австро-Венгрии в униатство, в 1718 году тайно, с помощью российского консула в Вене направил Петру Первому просьбу прислать ему русских учителей и русские книги [97]. «Мы не просим богатства, нежели помощь в просвещении и учении, оружии душ наших, дабы могли мы противостоять тем, кто нас угнетает», среди прочего говорилось в письме, адресованном Петру Первому [98]. Вскоре из России прибыл учитель Максим Терентьевич Суворов, 400 букварей, 100 славянских грамматик, а также значительная сумма денег [99]. С тех пор к сербам стали приезжать русские учителя, а сербские молодые люди из Австро-Венгерской и Османской империй получили возможность получать образование в России, откуда они возвращались на родину, распространяя русофильство и славянские идеи [100].

И в последние часы своей жизни Савва Владиславич думал о сербском народе: в завещании наследнику, племяннику Моисию Ивановичу Владиславичу, граф завещал «отправить в сербские земли три сундука славянских книг: первый — в монастырь в Херцег-Новом (где находились монахи, бежавшие из монастыря Тврдош недалеко от Требине), второй — в монастырь Житомислич на реке Неретва в Герцеговине, а третий — церкви в Топле в Боке Которской. В сундуках находилась серебряная церковная утварь, кадило и крест за упокой его души. Эти предметы были сделаны в Москве, лично по заказу графа Саввы Владиславича, из чистого серебра. И сегодня они хранятся в этих сербских церквях» [101].

Примечания:

1 — Дучић J. Гроф Сава Владиславић. Београд, 1999. С. 24 — 25.
2 — См.: Там же. С. 24 — 25.
3 — Там же. С. 10.
4 — См.: Там же. С. 13, 16.
5 — См.: Там же. С. 63, 65.
6 — См.: Синдик Д. Прилог биографији Саве Владиславића. // Сентандрејски зборник, № 3. Београд, 1997. С. 163.
7 — Большая советская энциклопедия. Т. 21. Москва, 1975. С. 330.
8 — См.: Дучић J. Гроф Сава Владиславић. Београд, 1999. С. 85.
9 — См.: Там же. С. 68 — 69.
10 — См.: Станојевић Г. Неколико података о породици Владиславић (фрагмент труда, на котором не обозначено данных относительно места и времени издания. В Народной библиотеке Сербии зарегестрирован под порядковым номером II 150 279/2). С. 247.
11 — Дучић J. Гроф Сава Владиславић. Београд, 1999. С. 87 — 88.
12 — См.: Там же. С. 97.
13 — Патриарх иерусалимский Доситей (1657 — 1708) рожден в 1641 году на о. Пелопоннес. Дьяконом стал в шестнадцать лет, в двадцать пять был избран константинопольским синодом в качестве митрополита Цезари, а уже в 1666 году — патриарха иерусалимского. Самоотверженно боролся за чистоту православия, был большим скептиком учения Римско-католической церкви и протестантизма. Являлся автором теологических споров. Среди его самых известных произведений следует упомянуть «Исповеди» и «Теология противкатолическая». См.: Дучић J. Гроф Сава Владиславић. Београд, 1999. С. 106 — 108.
14 — См.: Там же. С. 95, 97.
15 — См.: Там же. С. 97.
16 — См.: Там же. С. 98 — 99.
17 — См.: Там же. С. 99 — 103.
18 — См.: Дучић. С. 110; Синдик. С. 163.
19 — См.: Дучић J. Гроф Сава Владиславић. Београд, 1999. С. 114 — 115.
20 — См.: Там же. С. 125.
21 — См.: Дучић. С. 130; Синдик. С. 164.
22 — Данный факт вдохновил Пушкина на написание повести «Арап Петра Великого».
23 — См.: Дучић. С. 130; Синдик. С. 164; Рудјаков П. Сеоба Срба у Русију у 18. веку. Београд, 1995. С. 9 — 10.
24 — См.: Дучић. С. 142; Синдик. С. 164 — 165; Рудјаков. С. 9 — 10.
25 — См.: Дучић. С. 146.
26 — См.: Там же. С. 164.
27 — См.: Там же. С. 182 — 184.
28 — См.: Там же. С. 232 — 234.
29 — См.: Там же. С. 243.
30 — См.: Там же. С. 255.
31 — См.: Там же. С. 255 — 263.
32 — Йован Дучич утверждает, что Савва и ранее был женат, но ни одного подтверждения факта его первого супружества не сохранилось. Из этого брака у него родился сын Лука. Однако на основании внимательного анализа двух завещаний Владиславича, Душан Синдик утверждает, что в них нигде нет ни одного упоминания его первого брака, а значит, из этого брака у него не могло быть сына Луки. См.: Дучић. С. 317 — 319; Синдик Д. Тестамент Саве Владиславића.// Мешовита грађа (отрывок). Књ. 8. Историјског института. Београд, 1980. С. 149.
33 — См.: Синдик. Тестамент Саве Владиславића. С. 150; Дучић. С. 286 — 287.
34 — См.: Дучић. С. 286 — 287.
35 — См.: Там же. С. 300 — 306.
36 — См.: Там же. С. 334 — 336.
37 — См.: Там же. С. 308 — 311.
38 — См.: Там же. С. 334.
39 — См.: 350 — 351.
40 — См.: Там же. С. 377.
41 — См.: Там же.
42 — См.: Там же. С. 373 — 374.
43 — См.: Там же.
44 — См.: Там же. С. 385.
45 — См.: Там же. С. 385 — 392.
46 — Там же. С. 10.
47 — См.: Там же. С. 198.
48 — См.: Там же. С. 194 — 195.
49 — Орфелин З. Петар Велики. Београд, 1970. С. 30 — 31.
50 — См.: Peladija Е. Bosanski ejalet od Karlovackog do Pozare-vackog mira. Sarajevo, 1979. С. 30 — 32.
51 — Там же. С. 30.
52 — Там же. С. 31.
53 — См.: Скарић В. Попис босанских спахија из 1123 (1711) године. // Гласник Земаљског музеја, св. 2. год. XLII. Сарајево, 1930.
54 — См.: Историја српског народа. С. 29; Ћоровић В. Историја Срба. Други део. Београд, 1989. С. 220; Дучић. С. 196 — 201; Станојевић Г. Црна Гора у доба владике Данила. Цетиње, 1955. С. 61.
55 — См.: Историја српског народа. С. 29; Ћоровић В. Историја Срба. Други део. Београд, 1989. С. 220; Дучић. С. 196 — 201; Станојевић Г. Црна Гора у доба владике Данила. Цетиње, 1955. С. 61.
56 — Дучић. С. 238.
57 — См.: Орфелин. С. 100 — 101; Дучић. 238 — 240.
58 — Орфелин. С. 93.
59 — См.: Орфелин. С. 100 — 101; Дучић. С. 238 — 240.
60 — См.: Станојевић. ёугословенске земље. С. 436; Станојевић. Црна Гора у доба Владике Данила. С. 62 — 63.
61 — См.: Дучић. С. 201 — 203.
62 — Ћоровић В. Историја Срба. Други део. С. 221.
63 — Историја српског народа, четврта књига. Први том. С. 34.
64 — См.: Peladija. С. 134.
65 — См.: Станојевић Г. ёугословенске земље. С. 436 — 437.
66 — Там же. С. 436 — 437.
67 — См.: Дучић. С. 205.
68 — Станојевић. Црна Гора у доба владике Данила. С. 63.
69 — См.: Станојевић. ёугословенске земље. С. 438.
70 — Там же. С. 438.
71 — См.: Дучић. С. 205.
72 — См.: Дучић. С. 206; Peladija. С. 31 — 32; Ћоровић В. С. 221.
73 — См.: Дучић. С. 206.
74 — См.: Станојевић. Црна Гора у доба владике Данила. С. 68.
75 — См.: Дучић. С. 212.
76 — См.: Станојевић. ёугословенске земље. С. 439.
77 — См.: Peladija. С. 77.
78 — См.: Peladija. С. 78; Станојевић. ёугословенске земље. С. 440.
79 — См.: Историја српског народа. Четврта књига. Први том. С. 34; Станојевић. ёугословенске земље. С. 440.
80 — См.: Дучић. С. 210.
81 — См.: Ћоровић. Историја срба. Други део. С. 229.
82 — См.: Дучић. С. 343 — 344.
83 — См.: Дучић. С. 344 — 345; Синдик Д. Прилози биографији Саве Владиславића. // Сентандрејски зборник, № 3. Београд, 1977. С. 168.
84 — Дучић. С. 344.
85 — Пантић. Живот Мавра Орбина. С. LIX — LX.
86 — См.: Радојчић Н. Српска историја Мавра Орбинија. Београд, 1955. С. 74.
87 — Пантић. Живот Мавра Орбина. С. LXXXV
88 — Радојчић. С. 75.
89 — См.: Там же.
90 — См.: Дучић. С. 346 — 348.
91 — Радојчић. С. 76.
92 — См.: Пантић. С. LXXXV; Самарџић Р. Предисловие. // Орбин М. Краљевство Словена. Зрењанин, 2006. С. CXLII.
93 — См.: Радојчић. С. 76.
94 — См.: Димитријевић Ст. М. Грађа за српску историју из руских архива и библиотека. Споменик СКА. LIII, књ. 45. Сарајево, 1923. С. V.
95 — См.: Дучић. С. 348.
96 — См.: Скерлић Ј. Српска књижевност у XVIII веку. Београд, 1966.С. 88, 93, 101, 131; Дучић. С. 348 — 349; Вуковић С., епископ. Српски јерарси. Београд — Крагујевац, 1996. С. 336.
97 — См.: Ћоровић. Историја Срба. књига друга, С. 226.
98 — Скерлић. С. 101; Дучић. С. 348; Вуковић С, епископ. С. 336; Ћоровић. С. 226.
99 — См.: Ћоровић. С. 229.
100 — См.: Дучић. С. 394; Синдик. С. 120.
101 — Дучић. С. 394;