 |
| Вифлеемский глас | Александр Бакулин | 24.06.2009 |
Затерянное в дремучих муромских лесах село Дедово перед революцией не было медвежьим углом. Здесь жили своей полнокровной жизнью крестьяне и мещане, отставные военные и лица духовного звания. На лето отдыхать на близлежащее озеро Большое Свято сюда приезжали студенты Московского, Харьковского университетов, духовных семинарий, муромские купцы, их семьи, то есть нетрудно представить, какой пестрой здесь была публика тех лет.
Несколько лет назад заведующая Навашинским районным архивом Валентина Ивановна Сочнева любезно предоставила мне увесистый том, в который были переплетены метрические книги, заполнявшиеся с 1897 по 1907 гг. в дедовской Спасской церкви. Признаться, я никогда не думал, что чтение этого пыльного фолианта доставит мне такое огромное наслаждение! Сколько имен, сколько судеб заключали в себе пожелтевшие за столетия страницы метрических записей. И я не мог не сделать несколько выписок для себя. Так, на всякий случай.
Метрическая книга на каждый год аккуратно заполнялась одним из священнослужителей, совершавших все необходимые церковноприходские требы. Родившиеся, бракосочетавшиеся и умершие записывались в метрике немедленно после исправления каждой требы, что и удостоверялось подписями священника и псаломщика.
Итак, год 1897-й.
В первый январский день в семье малышевского крестьянина Терентия Кукина умер младенец Стефан, проживший всего десять дней. В январе умерло еще трое детей в возрасте от 2 до 7 месяцев. Причина — «от жару», «от поноса», «слаборожденный». Наконец, январь завершается неблагополучными родами 36-летней крестьянки, во время которых она умирает. В течение месяца семь смертей. В феврале — три, в марте — ни одной. Но с июня по август детская смертность резко возрастает. В летние месяцы умирало до 30 и более детей в возрасте до одного года. Видимо, сказывались летняя жара, немытые овощи, ягоды, фрукты, холодная колодезная вода, которую мог выпить ребенок. В возрасте от 7 до 16 лет умирали уже довольно редко. Природа вершила свой строгий отбор, количеством умерших протоколируя и как бы подтверждая физическое здоровье остающихся в живых. Конечно, умирали и в 30, и в 40, но такое, судя по метрическим записям за целое десятилетие, случалось довольно редко. Значительно больше зарегистрировано случаев естественной смерти в возрасте 80−90 и более лет.
Нельзя не заметить и того, что крайне редко умирали из-за каких-нибудь случайных нелепостей, как это происходит в наши дни. Причем за десять вышеуказанных лет — ни одного самоубийства, ни одной смерти «без покаяния» — по причине пьянки или драки.
Впрочем, случайные смерти все же были: мужик утонул в Теше, замерзла в поле баба, еще один мужской труп был обнаружен на дороге: человек, как оказалось, умер «от разрыва сердца». Во всех подобных случаях становой пристав подавал прошение настоятелю церкви о. Александру Аменицкому: «…прошу Ваше Высокоблагословение предать земле по христианскому обычаю…»
От полицейской власти требовалось доказать и подтвердить, что смерть не связана с чьим-то преступным умыслом. И лишь после этого покойника хоронили на приходском кладбище.
Несмотря на, казалось бы, высокую детскую смертность, население не уменьшалось, а увеличивалось: в 1902 г. родилось 86 человек обоего пола (33 мальчика и 53 девочки), умерло же 45 человек; в 1903 г. родилось 75, умерло 54, в том числе 30 детей моложе года, 6 детей — до пяти лет; в 1904 г. родилось 73 — умерло 38, из них 15 младенцев до одного года, 18 — до семи лет.
Каким бы прискорбным ни был случай смерти в младенческом и детском возрасте, родители, видимо, утешали себя: «Бог дал, Бог взял». Для современной семьи, имеющей, как правило, одного-двух детей, смерть ребенка — непоправимая трагедия. Сто лет назад, очевидно, родители были более оптимистичными. Да и обыкновенной, а не «многодетной» семьей считалась та, в которой было 6−8 и более детей. Ладно, похоронил Терентий Кукин своего сына Стефана, погоревал, как водится, а в 1905 году в семье родился сын Григорий. Возможно, он и сейчас бы был в живых. Но лейтенант Кукин погиб в бою 8 января 1943 года.
До чтения метрических книг 1897−1907 гг. я почему-то был склонен считать, что самая свадебная пора приходилась на начало года, до Великого поста, или же на Покров, 14 октября, или на другие осенние месяцы. В дедовском приходе, оказывается, все было несколько иначе.
Берем 1897 год. В январе — одно венчание, с февраля по март — ни одного, в апреле и мае — по одному. А вот 17(30) августа отмечено шесть супружеских пар. Октябрем «деревни Коровково крестьянин Филипп Гаврилов, православного вероисповедания, сочетался вторым браком с крестьянской девицей Агриппиной (невесте было 17 лет и 3 месяца от роду — А.Б.)». Перед Покровом это была единственная брачующаяся пара. Итак, из церковных метрик, скупо отражающих лишь самые главные, священные события в жизни людей, видно, что свадебная пора в Дедовском приходе падала на август любого года, сразу после Успенского поста. В иные годы на следующий за Успенским постом день венчалось до 15 супружеских пар.
Каким был возраст новобрачных? Во многом это зависело от материального благополучия родителей жениха и невесты. Если в семье были одни девицы, то их — что греха таить? — старались побыстрее «сбыть с рук», так как земельный надел на них не полагался. А вот если дочка была единственною, то замуж отдавать не спешили, «жалели». Равно как и сыновей отец «отделять» не торопился — ему были нужны в доме работники. Неудивительно, что в некоторых семьях проживало до тридцати человек. Пример такой «супермногодетной» семьи — семья, где выросла Евдокия Андреевна Денисова, родившаяся в д. Коровково в 1906 г. Она вспоминала, что кроме 12 взрослых в семье было еще 19 детей. Дед, бабушка, их дети, внуки — все долгое время жили вместе.
В подавляющем большинстве случаев возраст жениха и невесты был 17−20 лет. Жених мог быть на полгода (и более) старше, и, наоборот, 19-летняя девушка могла выйти за 17-летнего юношу. За указаное десятилетие в метриках не значится ни одного жениха или невесты моложе 16-ти.
Часто ли распадались браки? Во второй части метрической книги лишь за 1900-й год встретилась единственная приписка в графе против поженившихся Василия и Пелагеи Б.: «Решением Владимирского Епархиального начальства, утвержденным Свят. Синодом… брак расторгнут… по ея прелюбодеянию…». На жену была наложена семилетняя церковная епитимия, в течение которой она не имела права вступать в повторный брак. А муж как истец мог в любое время жениться во второй раз. Сказано — «не прелюбы сотвори"… Седьмая заповедь строго соблюдалась. А вот Пелагея одна-единственная за десять лет нарушила супружескую верность на третьем году супружества. Во всяком случае, подобных записей за 1897−1907 гг. больше не было обнаружено. К этому можно добавить, что церковный брак, являвшийся в царской России законным, по иной причине, кроме указанной или сумасшествия одного из супругов, расторгнут быть не мог.
Сын крестьянский, как правило, брал себе в жены крестьянскую дочь из своего села или соседней деревни. Солдатский сын женился на дочери служивого. Лицо духовного звания, соответственно, поступало согласно своему общественному происхождению.
Вот подобная супружеская чета: учитель Чулковской церковноприходской школы Алексей Ландышев и дочь дедовского священника Лидия Аменицкая. Обоим по 25 лет. Таинство совершал приехавший из Позднякова благочинный отец Петр Кедров с местным причтом. Забегая вперед, отмечу, что из семьи священника села Дедово вышло более десяти человек настоящих русских интеллигентов — врачей, учителей, инженеров. Многочисленные внуки и правнуки также продолжали работать на ниве народного просвещения…
Одно лишь десятилетие, но каким роковым оно оказалось на изломе прошлого и нынешнего веков! Революционные потрясения, смуты и войны, тиф и голод — да мало ли чего выпало на долю старшего поколения, появившегося на свет Божий сто лет назад.
И, оглядываясь в прошлое на переломе тысячелетий, нельзя не ощущать тех нитей, которые нас связывают с теми, кто жил здесь до нас. Не порваться бы этим нитям…
Александр БАКУЛИН,
г. Навашино Нижегородской области
Отчего стало невмоготу жить на Руси?
Стародавние времена
Цивилизация
Е. ДОБРЫНКИНА
Цит. по: Памятная книжка Владимирской губернии. — Владимир, 1900. — С. 1, 11.
«Вифлеемский глас». 2009. № 6(8). Стр. 6−7.
