Россия: черты духовного кризиса

Возрождая духовность, возрождаем Россию

Каждая нация всегда обеспокоена тем, как во временной перспективе будет осуществляться её развитие. Наша новая жизнь даёт нам печальную возможность видеть, как с каждым днём съёживается и куда-то исчезает былое величие некогда могучей державы по имени Россия. И вот уже нынешние школьники совершенно серьёзно отвечают, что победу в Великой Отечественной войне одержали американцы, и вслед за родителями — поколением 80-х — презрительно повторяют в адрес своей Родины — «cовок"… Им трудно увидеть за завесой искусно скроенного лживого камуфляжа истинное лицо своей страны — ведь закройщики очень стараются.

Молодая мама идёт на прогулку с полуторагодовалым сынишкой — усердно дымя сигаретой и нещадно матерясь…на младенца. Нецензурная брань как средство воспитания… Ребёнок беспомощно хнычет, не в силах ещё понять смысла самих слов, но прекрасно ощущая смысл отношения — мама его не любит!

До трёхлетнего возраста ребёнок воспринимает всё сказанное родителями вне критики, и тут действует механизм, который называется «импринтинг» (запечатление — англ.): всё впервые увиденное, услышанное, совершённое, воспринятое ребёнком, составляет основу для формирования его последующих представлений. И именно то, как ведёт себя мама, какие слова она говорит, какие интонации предпочитает, какие жесты использует — всё это и многое другое непременно преломится в формирующейся личности подрастающего человека. Оскудение любви становится нашей общей бедой: мать, поливающая площадной бранью собственное дитя, отключает защитные механизмы ребёнка, разрушая чрезвычайно важное для его адекватного развития базовое чувство доверия. У нелюбящих родителей вырастают неспособные любить дети.

Культур-деструкция

Бывший министр культуры Швыдкой в памятной всем телепрограмме «Культурная революция» провозгласил нецензурную брань новой нормой — и «культур-деструктивным» способом изменил статус низменного стиля речи. Омерзительная брань стала для многих вовсе не способом словесно поразить противника, а просто…речью. Даже возникло выражение: «Он не ругается — он просто матом разговаривает». И если нецензурная брань прежде была прерогативой только мужского вида социально неодобряемого поведения, и «при дамах» не употреблялась — то теперь это гендерное различие из русского языка почти исчезло. А вместе с ним исчезли и «дамы» — пришла культура «унисекс». Деформация исконно женских и мужских ролей в современном российском обществе видна уже невооружённым взглядом. Но деформация коснулась и самого зрения: увидеть патологию в том, о чём вопреки здравому смыслу усердно говорят как о норме, способен уже не каждый. Да и что кажется страшного в образе девушки, на равных с другом тянущей пиво из бутылки или жадно затягивающейся на ходу сигаретой с выражением на лице важной миссии, понятной лишь ей одной? «Сейчас все так живут». А в юбках «продвинутые» девушки не ходят.

С тех пор, как в школе «отменили» воспитание, вопрос межпоколенной трансляции культурно-нравственных традиций получил новое решение — в виде отсутствия решения как такового. Место воспитателей оказалось пусто, но продолжалось это недолго. Кто же сегодня учит наших детей? Что предлагает им общество?

СМИ-яд

Благодаря наличию у нас огромного количества однобоких свобод наши СМИ и ТВ, театры и кинотеатры, музеи и литература перестали быть безопасными. Современные СМИ старательно продолжают начатое бывшим министром и, радуясь отсутствию цензуры, наполняют свои страницы разухабистой «желтизной». Газеты полны рассказов о любовных похождениях звёзд поп-культуры, историями их обогащения, подробностями бурных романов, пышных свадеб, скандальных разводов и шумного дележа имущества. Тщательно обсуждается, кто, как и когда кого-то увёл у жены, отбил у мужа, бросил, променяв на более престижного (ую), богатого, молодого и т. п.

На улицах как злосмрадные ямы стоят газетные киоски, полные смертельного яда для наших детей. Со страниц газет и журналов льётся на неокрепшие души никем не ограничиваемая похоть и страсть. При этом складывается интересная ситуация: законодательство даёт-таки нам рычаги для того, чтобы как-то воздействовать на данный процесс, «Закон о СМИ» указывает, каким образом должны охраняться дети от лицезрения разного рода «плейбоев» — те могут продаваться только запечатанными в прозрачной упаковке, вне поля зрения ребёнка, это же касается и дисков с фильмами и т. п. но — пользуемся ли мы ими?

На оживлённой остановке пассажирка в ожидании транспорта разглядывает обложки выставленных газет и журналов и вдруг понимает, что все они — многократно повторенное изображение обнажённого женского тела. «Скажите, пожалуйста, почему у вас всё это выставлено здесь?» — простодушно обращается она к киоскёру — женщине пенсионного возраста. Та не менее простодушно изумляется: «А что?» «Вы что, закона не знаете?» — суровеет пассажирка. «Нет, а что за закон?» — «Я вам объяснять не должна, а вот вы или ваш хозяин ответите за это нарушение». «Не знаю, хозяин ничего не говорил мне». «Я вот сейчас уйду, а когда буду возвращаться — хотелось бы убедиться, что вы меня поняли, не дожидаясь, пока к вам придут другие «объясняющие», — не снижает натиска пассажирка и уезжает на подошедшем трамвае. На обратном пути она с некоторой долей изумления убеждается в том, что в киоске есть и другие издания — без фотографий обнажённого тела.

«Мама, купи монстра!»

Детские игрушки, призванные кодировать в своих недрах интегральный образ мира, предлагают детям образцы несвойственного возрасту поведения и активизируют несвойственные возрасту интересы, привлекая их внимание к неполезным для развития вещам. Усердно навязываемая во всех сферах современной жизни «эстетика безобразного» приучает малышей играться с ведьмами и, не пугаясь, смотреть мультики про монстров. Закреплённый на шнуре синюшный пластмассовый упырь, с шумом нарезающий круги под лампой, способен вызвать ужас у любого нормального взрослого человека — а как выглядит родитель, готовый купить «это» для своего чада?! Отсутствие закона об экспертизе игрушек разрушило всю охранную зону их производства: купив ребёнку настольную игру, нужно быть готовым к тому, что в ней можно всей семьёй не разобраться или наткнуться на явный вред здоровью. Огромные, в натуральную величину, мохнатые львы, зубастые крокодилы, кожаные броненосцы, неимоверно правдоподобные громадные пауки — все они давно стали причиной бесчисленных неврозов наших детей, а если долго находиться в таком магазине — взрослый тоже рискует расстроить своё здоровье. Сборные модели фашистской военной техники и фигурки солдат вермахта производства украинской фабрики игрушек в наших магазинах — вовсе не театр абсурда, а точно рассчитанная стратегия изменения национального самосознания.

В «Игровой зоне» (название-то какое «замечательное»!) одного калининградского торгового центра на большом экране демонстрируется видеоигра «Дом смерти»: лихая парочка, он и она, путешествует по небоскрёбу, населённому мертвецами и вампирами, ловко расстреливая монстров, вываливающихся с разной скоростью из всевозможных щелей — только успевай отбиваться. Семья на воскресной прогулке — крепко сбитый основательный папа, по виду бизнесмен средней руки, изящная ухоженная — с картинки гламурного журнала — мама, трёхлетняя нарядная куколка-дочка — остановились возле экрана. «Хочешь пострелять?» — щедро предлагает отец. Малышка, не отрывая взгляда от экрана, где снова и снова копошатся отвратительные мертвецы, молчит и на всякий случай нащупывает мамину юбку. «Ну что ты, постреляй» — присоединяется к уговорам мама. Папа приносит рулон жетонов и начинает показывать, как правильно целиться. Наблюдающая со стороны женщина обращается к маме: «А ваша девочка не напугается?» — и тут же жалеет о своём неравнодушии, натолкнувшись на изумлённо-холодное: «Что-о-о?»

Телевидение как замена жизни

Обессмыслившееся современное телевидение продолжает общую тенденцию выхолащивания из общественного сознания продуктивных форм семейного поведения. В тягучих сериалах вяло обсуждаются подробности измен и их последствий, извращенно обогащая существование мыльных героев. Оживление сюжету могут придать такие «неожиданные режиссёрские ходы», как одновременное существование двух отцов одной героини. Умиляясь по поводу их пламенной любви к внезапно обретённой дочери, нашедшей их через 20 лет в связи со своей неожиданной беременностью вне брака, зритель оставляет за гранью своего восприятия основную нить сюжета: если вдуматься, мать девушки, очевидно, вела распутную жизнь, находясь в близких отношениях с двумя мужчинами одновременно.

Вступающие в юношеский возраст активно формируют свою идентичность. Постоянно сверяют своё представление о себе с предъявляемыми обществом образцами. Формируют установки и стереотипы поведения. Объединяют в единое целое свои представления о себе как о сыне или дочери, брате или сестре, друге или подруге, потенциальном супруге.

Стараниями Лолиты Милявской, Анфисы Чеховой и их товарищей по цеху тема целомудрия, верности, любви на экранах ТВ постоянно подвергается осмеянию, низводится к грубым инстинктам. И Лолита, разгуливающая перед концертом по холлу в одних колготках и Анфиса, плотоядно рассказывающая про срамные места и не менее срамные дела, привносят в копилку юношеских представлений об образе женщины цинизм и бесстыдство. Парикмахер Сергей Зверев, регулярно учит страну, как надо жить. Рассказывая находящемуся рядом с ним «сыну», как правильно ухаживать за собой, он транслирует миллионам мальчиков-телезрителей в качестве образца для подражания поведенческие расстройства и неспособность к созданию семьи.

Информационный проект изменения общественного сознания под названием «Ксюша Собчак» задаёт тон: женщина должна быть модной, стильной, любующейся собой, холящей своё тело, хладнокровно разбивающей сердца, гордо несущей себя по жизни. Смыслом и целью жизни такой женщины является рафинированный эгоизм — и в него совсем не вписываются дети и муж, и забота о них. Мужу отводится лишь роль трамплина для преодоления очередной высоты; при появлении на горизонте новой высоты требуется уже новый трамплин. Образ матерящейся профессорской дочки не только проводит параллели с Эллочкой-людоедкой, но ещё и даёт образец того, к чему, по замыслу современных законодателей мод, нужно стремиться, воспитывая детей. Как говорила разбойница в одном детском фильме: «Детей нужно баловать — тогда из них получаются настоящие разбойники».

Модели виртуального мира

Компьютерный мир предлагает юным свои подсказки. Так, виртуальные женщины ловки, хитры, похотливы и хитры. Они мастерски владеют самыми разными видами оружия, уничтожая мужчин направо и налево. Мужчины в создаваемых мирах грубы, агрессивны, примитивны. Сюжеты о созидании семьи отсутствуют — здесь просто сосуществуют два вида человеческих особей, ведущих между собой не знающую пощады войну, которую они время от времени прерывают для реализации инстинктов. Используемые при их конструировании архетипы активизируются в подсознании зрителей и, прорастая в сознание, программируют их поведение, внушая ненависть к человеческому телу, презрение к чувствам и пренебрежение ценностью человеческой жизни.

Наружная реклама уже не оставляет никакой тайны: женщина более чем раздета — она уже лишена привлекательности. Кругом выпирают, бьют в глаза одни лишь инстинкты. Пошлость, двусмысленность и садизм — вот что предлагает реклама на вооружение основным своим потребителям — детям и подросткам. А заграничный «праздник» Хеллоуин вдруг проглядывает из безобидной тыквенной маски зверским оскалом мертвеца.

Музеи, в судорожных попытках привлечь посетителей, выставляют работы «художников», которым, по-хорошему, полезно было бы отдохнуть в специальных лечебницах, объявляя продукты их нездоровья последним словом в искусстве. «Осторожно, религия!», «Запрещённое искусство» и прочие скопища болезненных фантазий т.н. авторов опасны для психического здоровья зрителя любого возраста. Пресловутая «Музейная ночь» при ближайшем рассмотрении являет собой во многих городах удручающую картину коллапса культуры.

Коллапс культуры по-театральному

Репертуар современного театра совсем никем не регулируется, театр исчез, уступив место «перформансу»; теперь там ставятся спектакли о скучающей буржуазии, развлекающейся в изощренной похоти во время отдыха на курорте, или о даме, вступающей в близкие отношения с нечистой силой. Потеряв нравственные и духовные ориентиры, давшие миру Станиславского, позволявшие театру когда-то задавать высокую планку норм общественной жизни, судорожно цепляются теперь в своей агонии многие из т.н. театральных коллективов за последнюю надежду на то, чтобы быть замеченными — предъявляют эпатаж, «чернуху», разврат.

Калининградцам ещё памятен скандал вокруг спектакля «якобы-прогрессивного-театрального-коллектива» с «якобы-неоценённым-новым-творчеством», в котором «альтернативный» режиссер, изгнанный когда-то из родных пенатов за поведение, недостойное высокой миссии искусства, проливающий слёзы в Сети о «горькой доле родиться русским» и изрыгающий фонтаны ненависти к тем, кто не сумел очароваться его изощрениями, не нашёл другого средства натужно заявить о себе миру, кроме как назвать поколение отцов «сбродом блатных и нищих», поглумиться над верой предков и, конечно же — а как ещё прикрыть пустоцвет притязаний? — пустить на сцене в ход голое тело и нецензурную брань.

Другой столь же альтернативный «гений», также в своё время получивший отставку за нетрадиционно понимаемые нравственные подходы к творчеству, много лет ждал своего часа для реванша, и «стараниями друзей» тот настал: город содрогнулся от вакханалии распутства, в которую по причине абсолютной творческой беспомощности режиссёра превратилась классическая пьеса.

К сожалению, ничего нового они не придумали — неприличные слова на заборах мальчики с преждевременно или неверно сформированными «интересами» писали всегда. Но спектакли явились катализатором, четко обозначившим полярность современного общества: на защиту «права художника» рьяно бросились представители «нетрадиционной богемы» — одинокие несчастные люди, не создавшие семей, не имеющие детей, впадающие в истерику при словах «нравственность» и «духовность», и проявляющие в силу своей немногочисленности удивительную сплочённость.

Можно, конечно, бичевать их кривду, не оставляющую шанса на существование в жизни чего-либо светлого, но отчего-то их просто очень жаль: молодёжь 80-х, они жестоко поплатились за очарование Родины флёром западной демократии, присоединившей к своей жизни только самое ядовитое и безобразное. Издеваясь над упорным желанием нынешних стариков защитить своё коммунистическое прошлое, они, не ведая того, как близнецы-братья, точно также защищают своё прошлое — только уже либерально-анархическое.

Воспоминания о юности — времени чистоты, надежд и необозримости будущих горизонтов — всегда остаётся для каждого заповедным уголком жизненного пространства, яростно защищаемым от посягательств чужой критики. А собственная критичность в этом случае не срабатывает. Усвоив в юности пресловутое «что не запрещено, то разрешено», лишившись в паспорте графы «национальность», узнав, что внезапно исключённый из классификации болезней гомосексуализм больше не патология, поверив, что их страна была «тюрьмой всех народов», что жизнь отцов — абсолютно ошибочна, а диплом советского ВУЗа — самое последнее, чем можно похвастаться перед вожделенным Западом, на котором только и может быть настоящая жизнь, к своим сорока годам — времени сбора первых плодов жизни — они подходят с урожаем неплодной смоковницы. Можно ли этого не ощущать? И можно ли при этом быть счастливым?..

Патологизация общественного сознания

Патологизация сознания стала актуальной проблемой для страны: за последние 10 лет в России уровень психических заболеваний вырос в 1,5 раза, а среди детей и подростков — в 2,5 раза. Около 30:% населения страны являются психически больными людьми, страдающими неврозами, психозами, наркоманией, хр. алкоголизмом, психическим недоразвитием, шизофренией.

Это становится благодатной почвой для произрастания зависимостей самого разного рода, в т. ч.: от азартных игр (гемблинг), от компьютера и Интернета, аддикция отношений (сексуальная, любовная, избеганий), аддикция к трате денег, ургентная аддикция, а также работоголизм, зависимость от упражнений (спортивная), духовный поиск, состояние перманентной войны, синдром Тоада (зависимость от «весёлого автовождения»); переедание и голодание.

Публичное обнажение в психиатрии носит название эксгибиционизм, а подсматривание за обнажением называется вуайеризм — то и другое является психопатологией и требует лечения. Конкурс на раздевание на вузовском Дне первокурсника, когда фотографии несовершеннолетних студенток, снимающих на сцене нижнее бельё, украшают потом новостные порталы информагентств — симптом всеобщей болезни.

Свою лепту в патологизацию общественного сознания вносит активно навязываемый в городе стриптиз: девочек приглашают в школы танцев, где среди различных танцевальных направлений им предлагают стрип-данс, убеждая боязливых, что учиться они будут только для себя. Четыре школы стриптиза, школа гейш, школы танцев живота для девочек с 4 лет (в какие гаремы их готовят?), школа эротического танца, обучающая девочек с 13 лет, набирают обороты, и за полгода в городе прошло уже два чемпионата по стриптизу. Охват новым «видом спорта» поистине полный: так все спортивно-оздоровительные комплексы типа «Юности» или «Альбатроса» включают в свой арсенал обучение «новому направлению» всех возрастных групп — от мала до велика. Правда, неизвестно, информируют ли об этом родителей. А в качестве неофициальной рекламы нового местного развлечения на мероприятиях по случаю открытия торговых центров вниманию всех зрителей — в том числе и несовершеннолетних — предлагаются самые настоящие стрип-танцы, которые, дети и подростки, возбуждённо пылая щеками, фотографируют на свои телефоны. И никого из взрослых не шокируют появившиеся в городе топлесс-бары с бесстыдной рекламой и ещё более бесстыдными лесбийскими шоу.

Всё это явилось следствием катастрофичного решения о создании в нашей области игорной зоны — проекта девальвации духовно-нравственных ценностей: когда порок провозглашается ресурсом обогащения страны, и в общественном сознании становится не злом, а благом. Если можно зарабатывать на азарте, то почему тогда нельзя на блуде — даёшь легализацию проституции! В результате со временем незаметно для нас самих приемлемым станет не только стриптиз («долой мораль!»), но и…эвтаназия.

Всё пропало?

Мы уже стали почти 100-% обществом потребления — обществом, в котором женщины не хотят рожать детей, но увлечённо выбирают марку автомобиля или сорт стирального порошка. Лавиной, сметающей всё на своём пути, стремимся мы во множестве открывающиеся магазины в ненасытной жажде всё нового потребления. Слово «потреблять» сродни с «истреблять» — мы становимся истребителями жизни. Неужели всё уже истреблено?!

В воинской части поселка Чкаловска проходил службу Тимур Апакидзе. Летчик-ас, в 1991 г. первым посадивший на палубу авианосца самолёт СУ-27. Когда единственный в стране полигон-тренажёр для тренировки морской авиации при передаче Крыма Украине также отошёл к ней, украинские, а потом и грузинские власти наперебой звали к себе уникального специалиста, суля должности, звания, оклады. При одном м-а-а-аленьком условии — присягнуть на верность новой «родине».
"На верность Родине два раза не присягают!» — ответил офицер и вместе со всем полком отправился на…север — с понижением окладов и должностей, в холод и неуют. Задача была поставлена жестко: за полгода освоить посадку на авианосец — иначе его продадут, а полк расформируют. Апакидзе смог подготовить лётчиков, не потеряв при этом ни одного из них и сохранив наш последний авианосец «Маршал флота Кузнецов». Золотая звезда Героя России была вручена ему по достоинству; а во время тренировочного полёта 2001 г. в г. Остров 47-летний генерал-майор Апакидзе погиб.
Тимур Апакидзе свято верил в возрождение России и в одном из последних интервью говорил: «Я уверен, что не всё потеряно — встанем мы ещё с коленок. Русский человек — его дух, его возможности безграничны! Его можно не кормить, он будет небрит, немыт, но взлетит и — победит!»

…Любой больной человек всегда верно ощущает своё нездоровье. В народе чрезвычайно велика жажда излечения смертельно больной страны, поэтому необычайно популярны сейчас военные парады — как надежда на возвращение Родине чувства собственного достоинства. И поэтому с таким ликованием воспринял русский народ весть о том, что Россия храбро пришла на помощь Осетии. Народ жаждет получения возможности уважать свою страну! Но для того, чтобы смутное ощущение жажды подвига («Нет большей доблести, кроме как умереть за други своя»!) стало осознанной необходимостью жертвенности — во имя ребёнка, семьи, товарища, страны — нужно, чтобы для целительного посева брались не «зубы дракона», а здоровое зерно истинного Духа, тщательно отделённое от плевел. И эту тяжёлую кропотливую и неблагодарную работу рано или поздно нужно начинать. Не откладывая — чтобы не опоздать. Чтобы не потерять страну….