Русская линия | Владимир Шульгин | 11.04.2009 |
Следует отметить при этом удивительный феномен. Представители политической элиты Империи не только недолюбливали главных носителей русского национального самосознания и одновременно вождей культурной элиты, но и делали всё возможное для недопущения смычки между ними и царской династией. Известно целенаправленное третирование Пушкина со стороны Бенкендорфа, четы министра К. Нессельроде, несмотря на признание Николаем I поэта «умнейшим человеком в России». Недаром В.А. Жуковский, поэт и политический мыслитель, принадлежавший к верхам культурной элиты Империи, после трагической гибели нашего национального поэта в 1837 г. написал полное упреков письмо к Бенкендорфу. Жуковский прямо обвинял Бенкендорфа в необоснованном предубеждении шефа жандармов по отношению к Пушкину. Шефу жандармов указывалось на поверхностность и ложность его представлений о национальном гении. Жуковский писал: «Вы называете его и теперь демагогическим писателем. По каким же произведениям даёте вы ему такое имя? По старым или новым? И какие произведения его знаете вы, кроме тех, на кои указывала вам полиция и некоторые из литературных врагов, клеветавших на него тайно? А истинно то, что Пушкин никогда не бывал демагогическим писателем. < > Он просто русский национальный поэт, выразивший в лучших стихах своих наилучшим образом всё, что дорого русскому сердцу» [1]. Жуковский подчеркивал необоснованность обвинений Пушкина-монархиста в либерализме.
Трагическое разделение дореволюционных элит России было связано с непониманием представителей верховной власти того кризисного положения, в котором оказалась Империя в условиях роста радикальной интеллигентской оппозиции. Атеисты В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский вдохновляли её на подготовку революционного ниспровержения законной власти, пользуясь западническими радикальными интеллектуальными моделями «социального» переустройства жизни, которые они стремились проводить в жизнь с русским дерзновением. Национальная же культурная элита, шедшая за Пушкиным, взяла на вооружение так называемую Русскую идею свободного торжества триады Православия, Самодержавия и Народности. Это была консервативная идея, но исповедуемая искренне, свободно.
Свободные консерваторы-самобытники, наиболее талантливые культурные деятели страны, стремились воспитать и царские верхи, и интеллигентские низы в духе следования народным православным и политическим (царско-самодержавным) традициям. Последователи Карамзина и Пушкина (славянофилы, почвенники) доказывали совместимость, даже родство традиционной русской самодержавной власти и эволюционно развивавшейся в обществе гражданской свободы. Будучи верующими людьми, они стремились преодолеть ошибки подражательного курса Петра по отношению к Западу, в частности раскрепостить Церковь и вывести её из-под государственной опеки, подрывающей её духовную силу и умаляющей свободу её нравственного действия. При этом в духе византийско-русской православной симфонии властей они ни в коей мере не покушались на умаление верховных полномочий Царской самодержавной власти. Еще Пушкин силой своего гения в драме «Борис Годунов», посвященной Карамзину, показал, что революционная смута является результатом незаконного похищения законной царской власти. Его идейный продолжатель поэт и политический мыслитель Тютчев возродил русское средневековое учение старца Филофея о Москве — Третьем Риме, показав необходимость утверждения православной доминанты во внешней политике России. Тютчев, наш первейший геополитик, доказывал, что Российская Империя, как православная в своей основе, является единственно законным в мире Христианским царством. Западные империи незаконны в своих притязаниях на глобальное господство, поскольку опираются либо на католический папизм, изменивший истинному Христианству, либо на немецкий протестантизм, еще более углубивший инославное отступление от вероучительных церковных истин.
Свободные консерваторы-самобытники, бывшие одновременно средоточием отечественной культурной элиты, очень переживали, наблюдая усиление примитивного безбожия и западничества у русской знати, равно и у разночинной интеллигенции. Их высказывания уже 50−70-х гг. XIX в. полны тревожных предчувствий за судьбу монархии в России. Поскольку вера выветривалась как в общественных верхах, так и в интеллигентских низах, Революция становилась неизбежной. Это понимали такие выдающиеся деятели отечественной культуры, как Тютчев, Достоевский, К.Н. Леонтьев, В.В. Розанов, В.С. Соловьёв и др. Наблюдая за судебным процессом над социалистом Нечаевым, Тютчев и Достоевский отмечали, что русскому политическому классу с его неверием в Христа-Бога нечего противопоставить революционной интеллигенции, буйно и искренне верующей (в силу своей полуобразованности) в социалистические химеры. Позднее эти догадки развили Леонтьев, Розанов и Соловьёв, прямо уже пророчествуя о неизбежности кровавого социального эксперимента в России XX века в силу того, что политические верхи Империи никак не могут избавиться от петровской подражательной бюрократической системы управления Россией, опирающейся на западническое по типу либеральное безверие. Недаром известный консерватор-самобытник генерал Р. Фадеев предупреждал еще в 70-е гг., что среди бюрократии непрерывно растет число «красных», презирающих русские народные православные традиции. Тютчев в письме к Антонине Блудовой (сент. 1857 г.) писал, что «власть в России на деле безбожна», поэтому неминуем «страшный кризис», который — «немного раньше или немного позже, но неминуемо — мы должны будем пережить» [2]. В другом случае, несколько раньше, Тютчев, характеризуя «официальную Россию», то есть политическую элиту Империи с горечью писал, что она «до того утратила всякий смысл и чувство своего исторического предания, что не только не примечала до сих пор в Западе своего естественного, неизбежного врага, но только о том и трудилась, как бы сделаться его подкладкой» (курсив мой — В.Ш.).
Представители культурной элиты, свободные консерваторы, на протяжении всего предреволюционного века, начиная с Пушкина, завершая Розановым, стремились пропагандировать в обществе свои идеи православного цивилизованного монархизма. Но, как это ни удивительно, на первый взгляд, постоянно встречали препятствия со стороны политических верхов Империи. Их работы запрещались цензурой, органы печати закрывались, сами они подвергались преследованиям (в частности, А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, И.В. Киреевский, И.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин, Ф.М. Достоевский, В.В. Розанов и др.). Так власть расправлялась с теми, кто искренне верил в Бога и старался в этой вере укрепить и Царский строй, лучший из всех возможных и наизаконнейший в наших условиях, который некогда у неба «вымолило немощное бессилие человечества» (по выражению Н.В. Гоголя). Так вполне была еще раз доказана Евангельская истина о недоверии людей к своим собственным пророкам, что неизбежно приводит к унизительному служению заморским лжепророкам, которым, в лице Д.С. Милля, К. Маркса, Г. Спенсера и др. русская интеллигенция воскурила незаслуженный фимиам. За что мы и до сих пор наказываемся.
Феномен двух противостоящих друг другу русских элит, политической и культурно-национальной, удивительным образом перекочевал в наши дни. С единственным исключением Сталинского времени, что вселяет некоторую надежду на возможность исправления в будущем. Рассматривая это явление раскола элит чисто социологически, следует подчеркнуть, что только в сталинский период культурная элита страны и её политические верхи образовали настоящий союз. Этому помогла сознательная ставка Сталина на русскую «отдельность» от Запада, которую восславил еще Пушкин, считавший, что наша история требует «иной формулы», чем те, которые изрекаются европейской либеральной мыслью. В данном случае совсем неважно, что Сталин говорил официально не о русской идее, а о построении социализма «в отдельно взятой стране».
По сути, именно такая постановка вопроса, устранившая интернационально-космополитическую верхушку большевицкой партии, делавшей ставку на мировую революцию любой ценой, неизбежно заставляла большевиков-сталинцев «обрусевать» (хоть и весьма своеобразно и неполно). Далеко не случайно, что в 30-е гг. в вузах возобновилось преподавание отечественной истории, было реабилитировано понятие патриотизма и русских исторических традиций. По инициативе самого Сталина снимается фильм о православном святом князе Александре Невском (правда, с усечением показа его религиозности), в 1937 г. организуется масштабное всенародное празднование, посвященное памяти Пушкина, сопровожденное отличным академическим изданием полного собрания сочинений национального гения. Далеко не случайно поэтому, что действительно лучшие представители культуры, такие как писатели Шолохов, А. Толстой, Твардовский, композиторы мирового уровня Прокофьев, Шостакович, ученые первого ряда (чьи всем известные имена не нужно и перечислять) тогда в значительной мере были неотделимы от высшего политического руководства, сливаясь с ним. Это преодоление системной дореволюционной болезни раскола элит, достигнутое в предхрущевский период, было важнейшим основанием, позволившим русскому и союзным с ним народам СССР победить гитлеровскую Европу, напавшую на нас в 1941 г. Не будем здесь обсуждать новые системные ошибки советского режима (бывшие следствием идеологии и результатом нового геополитического вызова со стороны Запада), в том числе и заблуждения самого Сталина (важнейшее — расправа с самобытной русской деревней). Важно в рамках нашей проблемы понять, сколь положительный конструктивный характер для жизни страны имеет единство культурной и политической элиты.
Эти свидетельства важны для нас сегодня. К сожалению, мы вновь, как и в XIX в. опять имеем возможность наблюдать печальное возрождение раскола между культурной и политической элитами в стране. Достаточно сравнить публикации в «Литературной газете», хранящей традиции своего основателя, Пушкина, и передачи наших государственных каналов телевидения. «Литературка» чуть не в каждом номере публикует экономическую и политическую аналитику таких авторитетных в культурных кругах ученых и политических деятелей, как академики Львов, Глазьев, политик Ю. Болдырев. На телевидении мы их не видим. Почему? Потому, что они подчеркивают необходимость для России самобытной политики, внутренней и внешней, если она желает сохранить самостоятельность, Ученые-патриоты, в частности, доказывают недопустимость поддержки исключительно банковской сферы, поскольку она вторична, служебна в принципе. Банк должен обслуживать интересы производства, сельского и городского. У нас же по непонятным, на первый взгляд, причинам происходит подчас прямо противоположное — власти помогают не производителям, а денежным менялам. Почему так происходит? В силу несамостоятельности мышления. Деятели типа Кудрина считают, что единственно истинной является англо-американская либеральная экономическая модель, в которой банковская сфера наделена противоестественными преимуществами. Тот факт, что такая американизированная плутократическая система и привела мир к кризису и что для собственного самосохранения нам необходимо от неё отказаться, как-то и не обсуждается.
Вот и получается, что никакого реального контакта политиков с учеными и в целом, с деятелями культуры, в обсуждении экономических и политических проблем почти нет и Россия в лице нашей политической элиты почему-то бездумно присягает на верность откровенно паразитической системе хозяйствования, превозносящей все второстепенное, даже виртуальное (банковское, ипотечное, страховое дело, рекламу, охранную деятельность) и пренебрежительно относится к первостепенному, прежде всего к земле-матушке, на которой все меньше живёт крестьян, в результате чего уже более половины всего необходимого нам продовольствия мы ввозим из-за рубежа. Разговаривая с одним знающим хозяйственником, услышал от него печальный прогноз. Однобокий уклон всего и вся у нас в финансовую и иные обслуживающие сферы привел к такому забвению реального производства, что скоро инженеров и квалифицированных рабочих мы будем вынуждены завозить из Китая и Индии.
Наблюдая вредное, хотя и типичное для всего западного мира явление раскола между политической и культурной элитой, которого, к сожалению, не избежала и демократическая постперестроечная Россия, нам прежде всего необходимо извлечь уроки из собственной истории XIX—XX вв. Россия в лице лучших своих сынов, представителей пушкинской культурной традиции самобытничества, пришла к бесспорному выводу о том, что залогом наших успехов внутри и вне страны является «наша умственная и нравственная самостоятельность», как это отмечал еще в 1861 г. Аполлон Григорьев. Александр Блок, обративший свое внимание на эту созидательную мысль, указал, что она впервые была продумана именно Пушкиным, но не понята интеллигенцией, отличавшейся «интеллигентской скудостью и темнотой» [3]. Поэтому наше возрождение по Блоку и может начаться только тогда, когда мы пойдем тем путем, на который вывел нас Пушкин, стремившийся в духе Христовой правды объединить политическую и культурную элиты империи. Только так мы вновь обретем самобытность и поймем, что имел в виду величайший русский гений, когда призывал свое отечество: «Россия встань и возвышайся!».
Аналогичный урок из нашей истории расколов и поражений извлекал выдающийся исследователь — академик В.И. Вернадский. В соответствии с пушкинской традицией видения истинной и ложной просвещенности ученый призывал русскую интеллигенцию и политическую элиту отказаться от европейского безбожия, лежащего с самой главной основе современного мирового кризиса. Говоря об этом базовом интеллигентском грехе дореволюционной России, Вернадский указывал: «русская интеллигенция была даже не атеистична, она была арелигиозна; она пыталась прожить, не замечая религиозных вопросов, замалчивая их. Так было. Но так не будет» [4]. Хотелось бы, чтобы эти квалифицированные советы выдающихся представителей отечественной культурной элиты были бы, наконец, услышаны нашим политическим классом.
Примечания:
1 — В.А. Жуковский — критик. М.: 1985. С. 255−257 (выделено мною — В.Ш.)
2 — Тютчев Ф.И. Сочинения в 2-х т. Т. 2. М., 1980. С. 184.
3 — См. Блок А. О литературе. 2-е. доп. изд. М., 1989. С. 297−298.
4 — Биосфера и ноосфера. М., 2002. С. 568−569.
http://rusk.ru/st.php?idar=114049
|