Вальс Шопена

Однажды в юности мой товарищ по училищу уговорил меня быть вместо него патрульным на танцах. В клуб училища я не заходил давно: все время отдавал занятиям и спорту. Без всякого интереса я бродил по залу с танцующей публикой и с досадой думал, что суббота потеряна. Заглянув в соседнее помещение, я вдруг увидел там белокурую девушку с золотистыми завитками у висков. Она сидела за пианино и играла 7-й вальс Шопена. Я сразу узнал мелодию, потому что всегда был неравнодушен музыке, да и сам играл на домре в струнном оркестре.

Из соседнего зала доносился грохот нашего училищного ВИА, топот ног и громкие крики: «эй-ей-ей-хали-гали», а здесь звучал Шопен и тонкие, оголенные до плеч руки, плавно порхали над клавишами. Меня поразил этот контраст. Я потерял ощущение пространства и времени и, вместо того, что бы нести патрульную службу, стоял, как завороженный, слушая музыку и глядя на золотые завитушки и наивно-серьезное личико…

Мы познакомились. Оля сказала, что учится в специализированной музыкальной школе при Консерватории, куда собирается потом поступать, чтобы стать музыкантом. На танцы пришла впервые вместе с сестрой, но ей не понравилось, и она решила уединиться. Я проводил сестер до КПП и попросил у них номер телефона, который поздно вечером, придя в комнату, записал на клочке бумажки.

Утром, проснувшись на казенной койке, я почувствовал какую-то радость, как в детстве, когда под елкой тебя ждал подарок. В чем дело? Ах да, вчерашняя девушка… «Вот уже со школьницами стал знакомиться, пятикурсник, гардемарин», — подумал я и вдруг вздрогнул, как от удара. А если неправильно записал номер телефона? Тревога нарастала. С трудом нашел монету, потом побежал к зданию клуба, где находился единственный телефон-автомат. Там, как всегда, была очередь. Я ее тут же возненавидел и, потеснив своих молодых коллег, набрал номер, впервые при этом сильно волнуясь. Мне ответила Оля.

Но наше первое свидание состоялось не скоро и при необычных обстоятельствах. Во время соревнований по морскому многоборью, которое проходило в акватории Невы, я простудился и получил радикулит. Пришлось лечь в госпиталь.

Оттуда я позвонил своей новой знакомой и из-за свойства своей натуры решил ее разыграть. Сказал, что болен тяжело, ожидаю серьезную операцию и, возможно, уже не выйду из госпиталя никогда. В выходные дни меня навестили родственники, а когда все ушли, меня вновь вызвали к посетителю. Прихрамывая и удивляясь тому, кто бы это мог быть, я вышел в приемную и увидел Олю. Она смотрела на меня широко открытыми глазами, и кульки и свертки из ее рук медленно падали на пол. «Зачем вы меня обманули?» — строго спросила она. «А зачем ты пришла?» — ответил я, в душе радуясь ее приходу.

Мы стали видеться часто, гуляя по обширной территории госпиталя, построенному еще по указу Петра I. Моя новая знакомая рассказывала мне о себе, своей семье и о том, как много надо учиться, чтобы стать музыкантом. Она говорила эмоционально, переходя на детали и заглядывая мне в лицо. И я ловил себя на мысли, что мне вовсе не скучно, а интересно. Может быть, потому, что в детстве в меня заложили зернышки эстетического воспитания, но они остановились в своем росте, а теперь ожили, освещенные солнышком по имени Оля. Находясь рядом с ней, мне не хотелось строить из себя супермена, опытного во всех отношениях парня. Я, наоборот, потянулся к этой девочке, которая была душевно лучше и чище меня. Я изменился, почти перестал бывать в прежних компаниях, участвовать в застольях. Оля открыла для меня новый мир: филармония, театр, выставки.

От друзей и знакомых свою девушку я тщательно скрывал. Мой друг, догадавшись, в чем дело, приставал с вопросами: «Неужели тургеневскую барышню нашел?» — спрашивал он. Я от этой темы уходил. Мне не хотелось, чтобы мой «аленький цветочек» видели и обсуждали товарищи. Каюсь: Олю я иногда обижал и обманывал. Мог отказаться от свидания под предлогом, что мне принесли на один день интересную книгу. Но проходило время, и меня неудержимо тянуло к ней, на Можайскую улицу, где она жила с родителями, которые хорошо меня принимали.

Настало время привести и ее в свою семью на смотрины. Мы приехали, но дома никого не оказалось, и я предложил Оле пойти прогуляться по улице Вавиловых. Была слякоть. Мы шли, разговаривали, я, видимо, отвлекся, а потом вдруг обнаружил, что на том месте, где только что была моя спутница, никого нет. Я стал оглядываться и увидел на луже, около которой стоял, какие-то пузырьки. Упав на колени, я просунул руку между льдин и сильным рывком вытащил из этого ужаса свою русалку. Оказывается, она мгновенно соскользнула в глубокую яму, затянутую льдом, и теперь стояла мокрая и ничего непонимающая… Я привел Олю домой, дал ей мамин халат и отправил в ванную под горячий душ.
После него она и предстала перед моей матерью. Потом мы пили чай, сушили Олины наряды, а пословицу «Встречают по одежке, а провожают по уму» пришлось понимать наоборот. И вот итог всего этого: у нас с Ольгой Алексеевной две дочери, обе уже окончили Санкт-Петербургский госуниверситет, живем все очень дружно.

Такова история моей любви, которая была, есть и, надеюсь, всегда будет, как и нежная мелодия вальса Шопена, которая соединила нас.