О стихах и «стишатах»

Беседа с профессором, доктором философских наук В.А.Коваленко

— Здесь многое зависит от литературного направления, которому принадлежит автор стихов. Нельзя использовать одни и те же критерии (т.е. средства) оценки к стихам, скажем, Д. Хармса, С. Есенина, В. Брюсова и О.Мандельштама. Хотя можно говорить об условно единых требованиях, предъявляемых профессиональности их творений. Главнейшими такими требованиями (или триединым Требованием с большой буквы) я считаю единство (гармонии) сразу трех гармоний: музыкально-фонетической, эмоционально-экспрессивной и содержательно-смысловой. Мелодичность стихов обеспечивается целым набором средств, едиными из которых являются рифма; рефрен, анафора, сочетаемость согласных звуков в конце предыдущего и в начале последующего слова, а также аллитерация согласных (чаще) и гласных (реже) звуков. Гармоничными в эмоционально-экспрессивном отношении стихами являются те, в которых выдерживается единая оценка описываемого явления действительности, причем оценка совершается по следующим шкалам: «Красота — безобразие» (эстетическая), «добродетель — грех» или «божественное — сатанинское» (религиозная). В нерелигиозной поэзии основная оценочная шкала, как правило, эстетическая («красота — безобразие»). Гармоничными же в содержательно-смысловом отношении стихами считаются те из них, для понимания которых не требуется особых герменевтических умственных усилий. Заметим, что герменевтика — это наша духовная деятельность, направленная на раскрытие потаенных, скрытых смыслов и значений каких-либо текстов, в данном случае — стихов.

Нетрудно видеть, что как-то формализовать, то есть представить в виде строго сформулированных правил, этот принцип, чрезвычайно трудно (если вообще возможно). Поэтому решающую роль в различении бездарных (графоманских) и талантливых (профессиональных) стихов играет наша интуиция, наше чувство совершенного, наш вкус. А эти наши способности очень тонко различаются. И у разных людей, и в разные возрастные отрезки жизни, и даже в зависимости от нашего настроения на протяжении не слишком большого времени.

— Сейчас от многих начинающих поэтов можно услышать, что теория стихосложения не нужна. Они говорят, что и Пушкин писал, как дышал, и что он не высчитывал рифмы, слоги и прочее. Ваше мнение.

— Надо сказать, что ироническое отношение «знатоков поэзии» к теории стихосложения существовало, по-видимому, с незапамятных времен. Во все эпохи находились люди, которые оказывались способными к самонаучению в области поэтического творчества — лишь на основе знакомства с произведениями своих предшественников. Среди них, конечно же, встречались и весьма одаренные стихотворцы с добротной амбицией. Вот они-то чаще всего и были носителями негативного отношения к какой-либо школе, к обучению словесному искусству. Так же дело обстояло и во всех других областях художественной культуры. Ф.М. Достоевский в своем романе «Неточка Незванова» описывает судьбу одного весьма одаренного скрипача — Егора Ефимова — считавшего ненужным получение систематической школы в своей области музыкального искусства. В итоге, он так и не состоялся в качестве профессионального музыканта и исполнителя.

Но ведь направлений в этой же, скажем, русской поэзии было и существует в наши дни много. И уж дело самого индивида выбрать из них то, что ему более всего понятно (созвучно его душевному складу). А что касается таланта, то он, вообще-то говоря, бывает двух разновидностей: от Бога и от себя. Ярким примером поэта от Бога среди русских был Апухтин, чье дарование расцвело к 14 годам. Противоположным ему примером таланта «от себя» был Валерий Брюсов. В зрелые свои годы Валерий Яковлевич считался одним из крупнейших русских поэтов, так сказать научно-философского направления. Вот пример из его творчества.

Быть может, эти электроны —
Миры, где пять материков,
Искусство, знанья, войны, троны,
И память сорока веков!

И еще: он признавался фактически всеми русскими поэтами-современниками обладателем чуть ли не самой изощренной техники стихосложения. Одним из доказательств этого служит его знаменитый сонет, вмещающий в себя, по сути дела, сразу три сонета. «Отточенный булат — луч рдяного заката!» (См. Сонет серебряного века. М., 1990 г., с. 19).

Вот Сергей Есенин, несомненно, был поэтом от Бога. Что и сделало его одним из величайших в истории культуры, причем отнюдь не только «деревенским» стихотворцем.

— Валерий Александрович, а когда Вы начали писать стихи, то изучали теорию стихосложения или был какой-то наставник?

— Писать начал без малого в девять лет. Тогда же стал регулярно играть в шахматы и читать книги по истории. Первые стихи были явно подражательными, причем объектом подражания оказалась известная пушкинская «Сказка о попе и о работнике его Балде». Из нее были заимствованы размеры, ритмы (очень, кстати, вольные) и рифмы. А сюжетные ходы родились посредством свободного вымысла. В детстве, юности и ранней молодости писал редко: от случая к случаю. Каюсь, основной целью моих экзерсисов было самоутверждение и самовыражение. Хотелось производить впечатление на некоторых своих знакомых. Этому особенно содействовали стихи юмористического характера. Когда был студентом ВУЗа, то писал нередко прямо во время наших застолий в записную книжку. Таких чудаков, как я, в нашей компании было несколько. И мы часто устраивали турниры поэтов.

— Как Вы сами оцениваете свои ранние стихи?

— Как обнадеживающие. То есть была уверенность, что я постепенно буду прибавлять в классе. Но выйти на профессиональный уровень своих стихов смог лишь в 20 лет. Тогда же впервые опубликовался, в институтской многотиражке. Моими любимыми поэтами, у которых я многому научился, были А. Пушкин и С. Есенин. Первый дал мне уроки музыкальности стихов, а второй — искренности, душевной распахнутости и стремления передать свои чувства посредством описания картин природы.

— С чего лучше начинать человеку, решившемуся писать стихи?

— Непременно много писать, много читать классиков и много заучивать их наизусть. Знание наизусть многих поэтических текстов вооружает нас умением писать с претензией на хорошее качество. Говорят, что Гомер был слеп, но это не помешало ему знать наизусть громадный массив поэтической информации. У него была уникальная память и обе свои поэмы — «Илиаду и Одиссею» — он знал наизусть. А произведения других поэтов заучивал изустно, слушая их произнесение своими знакомыми и друзьями.

Очень полезным является посещение занятий литобъединений. Правда, мой опыт в этом плане почти отрицателен. Меня часто критиковали не совсем заслуженно, при этом замалчивались несомненные удачи, либо они истолковывались по принципу «искривленного зеркала». Самой распространенной причиной неточной критики меня были проблемы в образовании моих критиков, среди которых встречались даже выпускники литинститута. А вообще-то я полностью с Л.Н.Толстым, говорившим, что для автора нет «ничего лучше грамотной критики его „вещей“ и нет ничего хуже критики безграмотной».

— Как-то в одно издательство пришёл начинающий поэт с предельно слабыми стихами. Когда ему об этом тактично сказали, он стал защищаться: мол, стихи Окуджавы тоже многим не нравятся. Это моя индивидуальность, и какое право вы имеете оценивать… Что таким людям говорить?

— В таких случаях надо терпеливо разъяснять стихотворцам, что новизна и оригинальность их стихов — это важное, но не единственное их качество, обеспечивающее профессиональный их уровень. Что существует, кроме того, требования формального и содержательного совершенства продуктов наших творческих усилий. А это оценивается с помощью вышеупомянутой «гармонии трех гармоний». По-видимому, стихи Окуджавы вызывали у многих их читателей отрицательные чувства из-за их перенасыщенности элементами просторечия. Но «просторечизмы» Булата всегда были тщательно взвешены и продуманы. Это была и остается прекрасная обыденная русская речь, пропущенная через горнило авторского художественного отбора, в том числе и через его чувство смешного. Это же относится и к В. Высоцкому, хотя разговор о его творчестве — сугубо особый.

— Расскажите о теории стихосложения. Чтобы читатель усвоил хотя бы основные понятия.

— По-моему, всякая такая теория должна начинаться с перечисления пяти основных размеров: ямба, хорея, дактиля, амфибрахия, анапеста. Ямб (например, «Онегин, добрый мой приятель, // Родился на брегах Невы) из всех размеров наиболее близок к разговорной речи. Он-то и является наиболее часто встречающимся в поэзии любого народа. Пример хорея — пушкинское «Буря мглою небо кроет». Он встречается несколько реже ямба.

Следующий, крайне важный признак поэзии — рифма, то есть созвучие, звуковая согласованность окончаний строк. О рифме на протяжении всего 20-го века было очень много разговоров и ей необходимо уделять достойное внимание в практике стихосложения. На смену строгой классической рифме на рубеже XIX—XX вв. пришла рифма неклассическая, связанная с созвучием, кроме гласных, лишь части согласных в последних слогах строк.

От медуз воде синё.
. Глуби — версты мера.
. Из товарищей «сеньор»
Стал и «кабальеро». (В.Маяковский)

М.Веллер как-то упрекнул Пушкина, поставив ему в вину обычность, иначе говоря, «классичность» его рифм. Но эта критика — мимо цели: ведь величайший наш поэт жил в эпоху, когда так писали практически все. Так писать предписывалось тогдашней поэтической парадигмой, то есть системой норм.

— У многих начинающих поэтов часто происходит сбой ритма. Это из-за того, что у них нет поэтического слуха?

— Иногда причина этих сбоев именно такая. Впрочем, некоторые поэты, даже достигшие того уровня мастерства, который позволяет им избегать данного вида нарушений формы, продолжают, уже намеренно, такие отступления от нормы совершать: с целью подчеркивания своеобразия своей стилистики. Важную роль в оценке поэзии того или иного автора играет выразительность его стихов, их способность производить на читателя яркое впечатление. Некоторые поэты эффекта выразительности стремятся достигать с помощью определенного сдвига (иногда значительного) в суммарном семантическом поле своих словесных конструкций. Так поступал О. Мандельштам. Но значительная часть поэтов достигает того же результата посредством как раз ритмических сбоев. (Например, С. Есенин в своей юности).

— А как человеку узнать, есть у него поэтический талант или нет?

— Надо много писать и показывать написанное талантливым литераторам, которых вы уважаете. При этом ваши литераторы могут быть и не обязательно поэтами, а, скажем, стиховедами. С некоторыми поэтами, не являющимися хорошими стиховедами, возможны проблемы: из-за того, что эти люди часто излишне доверяют своему личному вкусу, своей личной эрудиции. А они ведь могут быть слишком субъективными и односторонними, эти вкус и эрудиция. У стиховедов же и то, и другое всегда шире, а значит объективнее бывают их оценки.

— То есть человек должен быть в оценках своих стихов объективен и самокритичен?

— Да, это обязательно должно быть. И выслушивание умной критики других людей очень полезная штука. Хотя, как уже говорилось, выслушивание не слишком умной (грамотной) критики надо производить осторожно. Здесь самое главное вот что: самым суровым критиком ваших стихов должны быть вы сами. Если вы не способны это делать — упорно учитесь. Учиться, учиться и еще раз учиться! Но старайтесь, чтобы ваша оригинальность, то есть новизна ваших стихов, покупалась не ценой нарушения принципов литературного творчества, скажем, нарушения значений используемых слов, ценой злоупотребления просторечиями, ненормативной, включая тюремную, лексикой. (Все эти отступления от норм помещайте только в прямую речь).

— Сейчас многие авторы в стихах совсем не ставят знаков препинания. Как вы к этому относитесь?

— Пропуск знаков препинания в нашей русской поэзии — это своеобразный «возврат моды», а верней говоря, запоздалое проникновение в нашу страну литературного явления, которое, скажем, во Франции апогея своего развития достигало в 30-е годы прошлого века. Каково нынешнее состояние этого феномена на Западе, мне неизвестно. Как утверждает социальная психиатрия, мода — это форма достаточно безобидного массового психоза. Данная мода дошла до нас двадцать лет назад и, как кажется, не собирается уходить. Перефразируя одного из героев Ильфа и Петрова, можно сказать: «Раз мода существует, должен же кто-то ей следовать». Вот ей и следуют некоторые мои знакомые литераторы. И я не берусь их за это ни хвались, ни поощрять. Хотя сам я не являюсь последователем этой моды.

— На поприще поэтического творчества в большинстве случаев почему-то преуспевают технари, часто люди из других областей знания, а не филологи…

— Согласен, что к поэзии и даже к прозе это имеет самое прямое отношение. Но ведь литературное творчество включает в свой состав и публицистику. Так вот любой филолог, как мне представляется (а также философ-эстетик) это уже готовый публицист. А если он к тому же и стишата пописывает, хотя бы даже «в стол», то он в принципе способен достигать в публицистике весьма высокого уровня. Прекрасным поэтом был один из крупнейших русских философов В. Соловьев. Глубокими философами-моралистами были Ф. Достоевский, Л. Толстой и А. Платонов. Классиками мировой философии оказались классики мировой литературной прозы А. Камю и Ж.П. Сартр. Ну и так далее.

У нас еще нет-нет да и появляются странные высказывания о некоей «роковой» якобы необразованности С. Есенина и А. Платонова. Причем об этом обстоятельстве говорится как о факторе, позволившем каждому из них достичь тех творческих вершин, которых он достиг. А на поверку выясняется, что оба эти гения русской литературы были весьма образованными людьми, причем, философски образованными, не в последнюю очередь.

— В поэзии всенепременно надо быть самим собой, не так ли?

— Вот именно. Причем именно в поэзии. Часто говорят об авторах, которые на время интенсивной работы замыкались в собственную скорлупу: ни с кем не общались, не читали, не смотрели ТВ. Всё делалось для того, чтобы достичь полной концентрации над темой своего творчества. Некоторым все эти меры действительно помогали эффективно работать. Но далеко не всем. Быть самим собой вовсе не означает отказа в какой-либо форме использовать достижения других авторов. Творчество невозможно без применения «чужой» информации. Ведь творчество — это всегда диалог, всегда спор, полемика, дискурс, борьба противоположностей: Я и не Я. Да и само Я каждого из нас выстроен отнюдь не из вакуума, а из информации, почерпнутой в течение жизни. Нужны ли творческие вузы, где учат на профессиональных творцов художественной культуры? Вся история человечества демонстрирует, что это очень полезно. Хотя роль самообразования в деле подготовки субъектов творчества была и остается доныне грандиозной.

— Что бы Вы хотели пожелать начинающим поэтам?

— Трудолюбия. Трудолюбия неиссякаемого и бесконечно-мужественного. И убежденности, что главные ваши достижения, самые большие ваши успехи — впереди. Но такого рода и трудолюбие, и убежденность в качестве своего фундамента с необходимостью имеют (должны иметь) громадную Вашу любовь к поэтическому творчеству, а значит, любовь к Его Величеству — Поэзии.
Беседовал Андрей Сигутин