 |
| Русская линия | Георгий Геращенко | 25.03.2009 |
Поэтому как-то не удивительно, что 8 января 2004 года, 350-летний юбилей Переяславской рады, прошел без особых торжеств. И еще один факт. Практически в один год были сняты фильмы про Мазепу и Б. Хмельницкого. И фильм о Мазепе рекламировали во всех правильных СМИ и на всех телеканалах. Фильм о Б. Хмельницком такой чести не удостоился. Оно и понятно — ни одно историческое событие украинские национал-шовинисты не проклинают столь усердно, как Переяславскую раду 1654 года. Вовсю льют правильные украинские слезы, что заключила-де «незалежна козацька держава» Украина союз с Россией, а та договор нарушила и «незалежность» отобрала.
За три с половиной столетия это событие обросло таким количеством мифов украинофильского происхождения и ради соответствующих целей, что пора прорезать эту казакоманскую темень лучом прожектора непредвзятой исторической истины. И, прежде всего, заметим, что «юридически территория нынешней Украины не была тогда „незалежной“ и „суверенной“ ни дня». Не было и государства с таким названием. А было Войско Запорожское реестровое, служившее сначала королю польскому, а после 1654 года — царю Всея Руси". Были также нереесторвые казаки и еще обычные русские люди: прежде всего крестьяне, горожане, малочисленное православное шляхетство нисколько не лучше польского по отношению к крепостным.
КАЗАК РАВНЯЕТСЯ МАЛОРОС?
Во всех мифах, которые в 19 веке получили название «казакоманских», понятие казак и малоросс выглядят полностью тождественными. Рождены они были в основном в конце 18- первой половине 19 века в среде малороссийских помещиков, небольшой их части. Небольшая же часть местных разночинцев: учителей, ученых, чиновников, зачастую из той же среды, также оказались под их влиянием. Помещики, практически все, ведут свое начало от представителей казацкой старшины, «значных», «моцных» казаков. Со второй половины 18 века они ринулись доказывать свое благородное происхождение, чтобы числиться дворянами. Но, само собою, при отсутствии реальных документов о благородстве происхождения это далеко не у всех сразу и быстро получилось даже при явной снисходительности правительства по этому вопросу. Именно обида по поводу законных требований комиссии и стала той почвой, на которой здесь и выросло украинофильство, когда русское население Малороссии стали упорно называть украинцами в качестве некой отдельной нации. Перефразируя Маяковского, можно сказать: «Говорю казак — подразумеваю украинец, говорю украинец — подразумеваю казак». Однако, это совсем не так. При этом, как пишет Н. Ульянов в разгромном труде «Происхождение украинского сепаратизма», «облик казака в поэзии (и других произведениях искусства — авт.) мало сходен с его реальным историческим обликом.
Он выступает там в ореоле беззаветной отваги, воинского искусства, рыцарской чести, высоких моральных качеств, а главное — крупной исторической миссии: он борец за православие и за национальные южнорусские интересы». И в связи с этим на запорожское казачество установилось два прямо противоположных взгляда. Одни усматривают в нем явление дворянско-аристократическое — «лыцарское». Как, например, Дмитрий Дорошенко сравнивает Запорожскую сечь со средневековыми рыцарскими орденами. «Но есть другой, едва ли не более распространенный взгляд, по которому казачество воплощало чаяния плебейских масс, и было живым носителем идеи народовластия с его началами всеобщего равенства, выборности должностей и абсолютной свободы».
Оба эти взгляда не казачьи и даже не украинские и оба не соответствуют действительности. Касательно первого, имеющего несомненное польское происхождение из героико-романтических поэм Папроцкого (16 век), так «мы не знаем ни одного проверенного документа, свидетельствующего о запорожском казачестве, как о самобытной организации малороссийской шляхты». А их не может не быть, если это правда. И потом зачем в таком случае «высокородным» казакам в 17−18 веках было добиваться шляхетного звания сначала у польского короля, а потом у русского царя. Легенда демократическая — это плод усилий русских поэтов, публицистов, историков 19 века (Рылеев, Герцен, Чернышевский, Шевченко, Костомаров, Антонович, Драгоманов, Мордовцев), в том числе и малороссийского происхождения, воспитанных на западно-европейских демократических идеалах.
КАЗАКИ ВО ВСЕЙ СВОЕЙ «КРАСЕ»
На самом деле «объяснения природы казачества надо искать в „диком поле“ среди тюрко-монгольских орд. Запорожское казачество давно поставлено в прямую генетическую связь с хищными печенегами, половцами и татарами, бушевавшими в южных степях на протяжении чуть не всей русской истории». Костомаров, известный украинофил, пишет, что они осели в Приднепровье, их знают под именем Черных клобуков, христианизировались, обрусели и положили начало южнорусскому казачеству. П. Голубовский считает, что «на всем пространстве от Дуная до Волги…происходило сильное смешение кровей и культур. И в этой среде уже в Киевскую эпоху стали создаваться особые воинственные общины, в составе которых были как русские, так и кочевые инородческие элементы». Толкований слова «казак» много и выводились они всегда из восточных языков. Голубовский считает его половецким.
Хорошо известно, что «степь искони дышала разбоем и хищничеством, вольным разгулом грабительской ватаги». Сама казачья терминология, я уж не говорю о внешнем виде, носит тюрко-татарское происхождение. Слово «чабан» (пастух овец) заимствовано от татар. «Атаман» происходит от «одаман» (начальник чабанов сводного стада). 10 соединенных стад по 1000 овец в каждом называлось «кхош». А отсюда казацкое «кош» и «кошевой атаман». К степному же лексикону относится слово «курень» — множество кибиток в поле, стоящие кольцом. Н. Ульянов справедливо считает, что «наиболее вероятным ее источником были казаки же, только не свои русские, а татарские», поскольку это явление не специально русское, как полагают у нас и в Европе".
В 1492 году хан Менгли-Герей писал Ивану Третьему, что войско его, возвращаясь из-под Киева с добычей, было ограблено «ордынскими казаками». Об этих ордынских или «азовских» казаках-татарах неоднократно пишут русские летописцы того времени и характеризуют их как самых ужасных разбойников, нападавших на пограничные города. Татарские казаки, так же как и русские не признавали над собой власти ни одного из соседних государей, хотя часто состояли на служении у Москвы, Польши и того же крымского хана. «…В военном, бытовом и экономическом отношении были самостоятельной организацией, так что польские летописцы, зная четыре татарские орды (заволжскую, астраханскую, казанскую, перекопскую), причисляли к ним, иногда, пятую — казацкую». Разбойничьими обычаями, нравами и всем стилем поведения беспринципного степного добытчика вполне объясняются их дела и поступки. По причине своевольства, необузданности, отсутствия жесткой внутренней дисциплины запорожским казакам государственного начала и не доставало.
Прославленные морские походы в Турцию выглядят совсем не патриотическим и благочестивым делом. Сами украинофилы 19 века писали, в частности Пантелеймон Кулиш, что казаки «розбивали християнське купецтво заодно с бесурменським, а дома плиндрували руськи свои городи татарським робом». (Твори П. Кулиша, т. 4, Львов, 1910 год). «Были в Швеции казаки запорожские, числом 4 тысячи, — пишет одна польская летопись. Над ними был гетманом Самуил Кошка, там этого Самуила и убили. Казаки в Швеции ничего доброго не сделали, ни гетману, ни королю не пособили, только на Руси Полоцку великий вред сделали, и город славный Витебск опустошили, золота и серебра множество набрали, мещан знатных рубили и такую содомию чинили, что хуже злых неприятелей или татар».(по Н. Ульянову) Там же: «В том же году (1603) в городе Могилеве Иван Куцка сдал гетманство, потому что в войске у него было великое своевольство: что кто хочет, то и делает. Приехал посланец от короля и панов радных, напоминал, грозил казакам, чтоб они никакого насилия в городе и по селам не делали. К этому посланцу приносил один мещанин на руках девочку шести лет, прибитую и изнасилованную, едва живую; горько и страшно было глядеть: все люди плакали, Богу Создателю молились, чтоб таких своевольников истребил навеки. А когда казаки назад на Низ поехали, то великие убытки селам и городам сделали, женщин, девиц, детей и лошадей с собой брали; один казак вел лошадей 8, 10, 12; детей 3, 4; женщин или девиц 4 или 3″. (С.М. Соловьев „История России“, т. 10)
Н. Ульянов задается вопросом: „Чем эта картина отличается от вида крымской орды, возвращающейся с ясырем из удачного набега?“ Разница может быть та, что татары своих единоверцев и единоплеменников не брали и не продавали в рабство, тогда как для запорожских „лыцарей“ подобных тонкостей не существовало».
Еще один пример откровенных казацких зверств. Когда Иван Брюховецкий, очередной малороссийский гетман, по «доброй» традиции поднял очередной старшинский мятеж против попыток контроля со стороны Москвы за собственной территорией, то в Гадяче, перебили 200 человек московских служилых людей, включая воеводу. Им дали твердое обещание выпустить их из города живыми, но, как всегда, его не сдержали. Воеводу Огарева, раненого в голову, спас местный протопоп и положил у себя, а жене Огарева, учинив величайшее зверство, отрезали груди и с позором водили по городу (по Н. Ульянову).
И в начале 18 века ничего не изменилось. Казаки не стеснялись называть свое ремесло его собственным именем. Когда Кондратий Булавин поднял на Дону восстание, он отправился в Запорожье за помощниками. Он «встал в Самарских городках и обратился к запорожцам с призывом: «Атаманы-молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, воры и разбойники! Кто похочет с военным походным атаманом Кондратием Афанасьевичем Булавиным, кто похочет с ним погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поесть, на добрых конях поездить, то приезжайте в черны вершины самарские!» (С. Соловьев, т. 15) За «воров и разбойников» запорожцы не обиделись и его услышали, а Сечь разрешила желающим отправиться на свой риск.
Николай Ульянов пишет, что школа Запорожья была не рыцарская и не трудовая крестьянская. Правда, много крепостных мужиков, хлопов, бежало туда от дикости и своеволия польских панов, но не они определяли образ Сечи. Это все равно, что лезть со своим уставом в чужой монастырь.
Здесь существовали свои вековые традиции, нравы и свой взгляд на мир. Попадавший сюда человек переваривался и перетапливался, как в котле, из малоросса становился казаком, менял этнографию, менял душу. Те, кто не смог побороть привычку трудиться на земле в абсолютном большинстве вновь начинали крестьянствовать. Казаки их называли «чернью» и позже беглецы вновь попали в крепостные, но на этот раз к казацкой старшине.
Вывод непредвзятого исследователя однозначен и справедлив. «Фигура запорожца не тождественна с типом коренного малороссиянина, они представляют два разных мира. Один — оседлый, земледельческий, с культурой, бытом, навыками и традициями, унаследованными от киевских времен. Другой — гулящий, нетрудовой, ведущий разбойную жизнь, выработавший совершенно иной темперамент и характер под влиянием образа жизни и смешения со степными выходцами. Казачество порождено не южнорусской культурой, а стихией враждебной, пребывающей столетиями в состоянии войны с нею».
КАЗАЧЕСТВО КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ
В глазах современников, как отдельные казаки, так и целые их объединения, носили характер «добытчиков». «Жен не держат, землю не пашут, питаются от скотоводства, звериной ловли и рыбного промысла, а в старину больше в добычах, от соседственных народов получаемых, упражнялись». (Г. Миллер «Рассуждения о запорожцах»).
Недаром до учреждения оседлого реестрового казачества в середине 16 века, термином «казак» определялся особый образ жизни. «Ходить в казаки» означало удаляться в степь за линию пограничной охраны и жить там наподобие татарских казаков: ловить рыбу, пасти овец или грабить. Польские паны тоже этим не брезговали, правда, увлекались последним из перечисленного. Коронный гетман Ян Замойский, обращаясь к провинившимся шляхтичам, которые в оправдание прежних поступков выставляли свои заслуги в запорожском войске, говорил: «Не на Низу ищут славной смерти, не там возвращаются утраченные права. Каждому человеку понятно, что туда идут не из любви к отечеству, а для добычи». (П. Кулиш «Польская колонизация юго-западной Руси»).
Таковы были на самом деле «справжни украинськи лыцари», которые занимались грабительскими набегами на польскую Малороссию и русские украины, нередко вместе с татарами кстати. Не минула чаша сия и наш Харьков. Вот что пишет архиепископ Филарет, начало 19 века, в своем труде «Историко-статистическое описание Харьковской епархии»: «В истории епархии говорится, что в 1721 году монастырь (Хорошевский женский — авт) был ограблен разбойниками. Не сомневаемся, что в источнике, откуда взято это известие, сказано было, кто эти разбойники. Очень хорошо известно, что 1711 по 1721 год включительно запорожцы в соединениии с крымцами делали беспрестанные набеги и грабежи в нынешних уездах Змиевском, Харьковском, Валковском». (цит по Л. Мачулину «Тайны подземного Харькова», Харьков, 2005).
Ныне эти разбои выдаются за героическую борьбу за «незалежность Украины». И их степное хищничество, природные замашки в дальнейшем сыграли свою роль в делах и поступках казацкой старшины, особенно во второй половине 17 века.
КТО НАСТОЯЩИЙ ТВОРЕЦ ПЕРЕЯСЛАВСКОЙ РАДЫ
Фактически 1654 год начался в 1648 году, когда в Малороссии началась грандиозная крестьянская война, приведшая к падению ненавистного крепостного права и польско-католического владычества в крае. И Богдан Хмельницкий немедленно воспользовался этим уникальным шансом захватить фактическую власть на огромной территории. Как пишет Н. Ульянов, казаки мечтали получить в кормление какое-нибудь небольшое государство. В 1563 году под начальством Байды-Вишневецкого они чуть было не овладели Молдаво-Валахией и почти целое столетие продолжались попытки завоевания и захвата власти в дунайских княжествах. Как раз в середине 16 века Польша пришла к наилучшему способу борьбы с антигосударственными, охлократическими по сути формированиями казаков. Их легализовали причем в лучших традициях лозунга «Разделяй и властвуй». Часть казаков была внесена в реестровые списки. Их польское правительство приняло к себе на службу для охраны украинных земель от татарских набегов.
С течением времени к 1648 году количество реестровых довели до 6 тысяч человек. Они были подчинены коронному гетману и получили свой административный центр в городе Техтемирове. Реестровые казаки пользовались известными правами и льготами: избавлялись от налогов, получали жалованье, имели свой суд, свое выборное управление. Историки в реестровых видят, и они правы, избранную касту, получившую возможность обзаводиться домом, землей, хозяйством и применять труд работников и всевозможных слуг. Как справедливо отмечает Н. Ульянов, «реестровая реформа не только не встречена враждебно на Низу, но и окрылила все степное гультяйство; попасть в реестр и быть причисленным к «лыцарству» стало мечтой каждого запорожского молодца. Реестр явился не разлагающим, а скорей объединяющим началом…» А вот в качестве слуг и работников выступали как раз те, «кто, убежав от панского ярма оказались не в силах преодолеть своей хлеборобской мужицкой природы и усвоить казачьи замашки, казачью мораль и психологию… Лишь небольшая часть бесповоротно меняла крестьянскую долю на профессию лихого добытчика. В большинстве своем холопский элемент распылялся: кто погибал, кто шел работниками на хутора к реестровым, и всегда служили «пушечным мясом» для ловких предводителей из старых казаков вроде Лободы и Наливайки и натравливался на пристепные имения польских магнатов».
Верхушка казачества скапливала богатства, обзаводилась землей и слугами, экономически стала приближаться к образу и подобию шляхты. По материальному достатку она не уступала среднему и мелкому дворянству, давала детям хорошее образование. Не хватало только шляхетных прав для получения почетного места в панской Польше. Отсюда и неоднократные петиции и обращения к кролю и сейму. Вот одно из них, вполне типичное, к сейму 1632 года: «Мы убеждены, что дождемся когда-нибудь того счастливого времени, когда получим исправление наших прав рыцарских и ревностно просим, чтобы сейм изволил доложить королю, чтобы нам были дарованы те вольности, которые принадлежат людям рыцарским». (М. Грушевский «История Украины-Руси», т.8) Им хотелось также владеть крепостными.
Однако польское ясновельможное шляхетсво в своем слепом кастовом высокомерии не хотело и слышать о казачьих претензиях. И именно это как реальный повод лежит в основе всех казачьих бунтов, которые украинофилы всех времен и мастей называют «национально-освободительным движением украинского народа» неизвестно откуда взявшегося. Однако, — как указывает Н. Ульянов, — национальной, а тем более украинской, идеи не было и в помине. Это была в чистом виде месть, совмещенная с приятными грабительскими занятиями, за непримиримую позицию польской шляхты. Причем, логику шляхты легко понять: с каких дел она должна была вводить в свое дворянское сословие людей без рода, без племени — вчерашних пахарей, пастухов или, в лучшем случае, потомственных разбойников.
А православное крестьянство, которое изнемогало под бременем налогов и барщины и иначе как «быдлом» поляки не называли, казаки лишь использовали для достижения своих выгод: управление крестьянскими восстаниями всегда находилось в казачьих руках. Холопская ярость в борьбе с поляками всегда нравилась казачеству, и оно использовало холопов, что входило в их расчеты, чтобы более успешно громить панские замки и фольварки. Так крестьяне сами посадили себе на шею новых крепостников, завоевав для казаков фактическую власть.
Итак, Богдан Хмельницкий, гетман реестрового казачества, в 1648 году выступил в поход. Однако не казаков боялись поляки. Вот что писал королю гетман Потоцкий: «Число его сообщников простирается теперь до 3000. Сохрани Бог, если он войдет с ними в Украину, тогда эти три тысячи возрастут до ста тысяч». Так и случилось. Первоначальное ядро его, вышедшее из Запорожья, потонуло в толпе новых ополченцев. Кстати, вообще «численно казаки представляли ничтожную группу; в самые хорошие времена она не превышала 10 тысяч человек, считая реестровых и сечевиков вместе». (Н. Ульянов) И уже первая битва при Желтых водах была выиграна благодаря переходу русских жолнеров Стефана Потоцкого на сторону Богдана. В битве под Корсунем помощь русского населения вновь сыграла главенствующую роль. А после битвы под Пилявой только на Раду в Белой Церкви явилось 70 тысяч человек. А мятежное крестьянское войско дальше только росло. Уже в том же 1648 году после Корсунской битвы Хмельницкий послал в Москву письмо с просьбой о принятии в подданство. И это было только первое из череды посланий и уж конечно говорить о воссоединении двух братских народов не приходиться, так как это не соответствует действительности. Зато утверждение о воссоединении двух половин древнего русского государства с русским же населением в обеих абсолютно верно.
ПОИЩЕМ УКРАИНЦЕВ…
Обратимся к цитатам и развенчаем еще один украинофильский миф. Гетман Сапега о том же времени говорит: «Против нас не шайка своевольников, а великая сила целой Руси. Весь народ русский из сел, деревень, местечек, городов, связанный узами веры и крови с казаками, грозит искоренить шляхетское племя и снести с лица земли Речь Посполитую». Незадача, однако. Не видит он украинцев в Червонной Руси, находящейся под властью Польши. А вот слова Богдана Хмельницкого из речи на Перяславской Раде: «Вот уже 6 лет живем мы без государя, в беспрестанных бронях и кровопролитиях с гонителями и врагами нашими, хотящими искоренить Церковь Божию, дабы имя русское не помянулось больше на земле нашей…» А в конце 1648 года, будучи в подпитии, он сказал следующее: «Я теперь единовладный самодержец русский». А это уж совсем нехорошо: оказывается, мифические украинцы боролись зато, чтобы носить «имя русское». И еще неприятность: клятвопреступник Выговский, которого приписывают к борцам за «незалежность», после своего Гадячского предательства получил в Польше титул «гетман русский и сенатор польский». А это уже поддых. Присовокупим и цитату главных украинофильских учителей. На помянутой выше Гадячской Раде в сентябре 1658 года польский посол Беневский говорил казакам: «Что приманило народ русский под ярмо московское? Вера? Неправда: у вас вера греческая, а у москалей вера московская!» (Н. Костомаров «Гетманство Выговского») Оставим злобность и лживость высказывания о вере на его совести, но украинского народа в Польше не нашел и Беневский.
А как же называлась та территория, которая воссоединялась с Русским царством. Продолжим цитировать речь Хмельницкого: «Это великий государь, царь христианский, сжалившись над нестерпимым озлоблением православной Церкви в нашей Малой России, шестилетних наших молений не презревши, теперь милостивое царское сердце к нам склонивши, своих великих ближних людей к нам с царскою милостию своею прислать изволил». Мало того, что не лелеял маниакальную мечту украинофилов о «незалежной и суверенной казацкой державе», так еще называет всю эту территорию «нашей Малой Россией». И это задолго до гадских «русских великодержавных шовинистов».
Для него совершенно очевидно, что именно отсюда, с Киева, с Малой Руси начиналась та Русь, которая потом стала Великой… Потому она и Малая, что изначальная, а вовсе не в целях уничижения, как это мнится нашим измученным комплексом неполноценности национал-шовинистам. В Польше, например, есть регион, именуемый Малой Польшей с тех позиций изначальности.
Нашим украинофилам по нраву название Украина польского происхождения, которое тоже было в ходу, но, естественно, больше со стороны поляков. Как пишет Н. Ульянов, пошло оно тоже от казачества, так как эта надпись на древних картах, не считая карты Боплана «всегда относится к области поселения запорожских казаков» на приграничных территориях русских владений Польши. В частности это так на карте Корнетти 1657 года между «Bassa Volinia» и «Podolia» значится по течению Днепра «Ukraine passa de Cosаchi». То есть остальная территория бывших русских княжеств имела собственные названия. На голландской карте конца 17-го века то же самое место обозначено «Ukraine of t. Land der Cosacken». Вообще, на старинных картах территории с надписью «Украина» появляются впервые в 17 веке.
Вот гетман Сапега сладостно вспоминает: «Было время, когда мы словно на медведя ходили укрощать украинские мятежи; тогда они были в зародыше. Под предводительством какого-нибудь Павлюка; теперь иное дело!» Логика понятна: земля находящаяся у края великой польской католической цивилизации, которая в основном населена русскими крестьянами и горожанами — «неверными», «схизматиками», православным «быдлом». Цитата польского современника о крестьянском войске времен восстания 1648−1654 годов служит лишним подтверждением: «Вся эта сволочь состояла из презренного мужичья, стекавшегося на погибель панов и народа польского». (по Н. Ульянову) А если вспомнить, что с конца 18 века после раздела Польши под чутким польским руководством украинофильство в России и Галиции набирает все большие обороты, то удивляться ничему не приходиться.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ИЛИ НА СТРАЖЕ ИНТЕРЕСОВ КАЗАЦКОЙ СТАРШИНЫ
После Пилявской катастрофы для Хмельницкого была открыта дорога на Варшаву. Повсеместная резня панов и ксендзов в Польше вызвала ужас и оцепенение. Народ требовал кончать ляхов. «Но тут выяснилась разница между чаяниями народа и устремлениями казачества. Повторилось, то, что наблюдалось во всех предыдущих восстаниях, руководимых казаками: циничное предательство мужиков во имя специально казачьих интересов» (по Н. Ульянову). Хмельницкий, сам крупный землевладелец, как и вся старшина, пошел против желания русских православных крестьян, жителей Малороссии.
Более того, «он вступил в переговоры с поляками насчет избрания короля, послал на сейм представителей, дал торжественное обещание повиноваться приказам нового главы государства и в самом деле прекратил войну и отступил к Киеву по первому требованию Яна Казимира».
Но холопов ждал другой удар. В своем универсале к дворянам Богдан выражал пожелание, чтобы те «жили с ними (холопами — авт) в мире и содержали их в своей милости» (Н. Костомаров «Богдан Хмельницкий»). Измена продолжалась и при новом столкновении с Польшей, в 1649 году. Когда крестьянская армия под Зборовом наголову разбила королевское войско, Хмельницкий не допустил пленения короля, но и преклонил перед ним колени и заключил договор, по которому Малороссия по-прежнему оставалась под польской властью, а об отмене крепостного права не было сказано ни слова. Зато казачество возносилось на небывалую высоту. Заветный список реестра увеличивался до 40 тысяч человек, старшина получила право владеть «ранговыми маетностями» и становилась на путь постепенного превращения в «лыцарей».
КАЗАЦКАЯ СТАРШИНА: ОРИЕНТАЦИЯ НА ПОЛЬШУ
«Никакой идеи о «незалежности» не было, а была лишь идея перехода из одного подданства в другое, а именно под руку русского царя. Но жила она в простом народе, непричастном ни к государственной, ни к общественной жизни». Все руководство сосредоточивалось в руках казачьей аристократии. А эта не думала ни о независимости, ни об отделении от Польши. Ее усилия как раз направлялись на то, чтобы удержать Малороссию под Польшей, а крестьян под панами, любой ценой. Себе самой она мечтала получить вожделенное панство, какового некоторые добились уже в 1649 году после Зборовского мира. Богдан и его приспешники, «борцы» против крепостной крепостной неволи, заботники народные, постоянно твердили одно и то же: «Нехай кождый з своего тишится, нехай кождый своего глядит — казак своих вольностей, а те, которые не приняты в реестр, должны возвращаться к своим панам и платить им десятую копу». («Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы.» 1954 год) И народ Малороссии усматривал единственный выход в московском подданстве. Многие «снимались целыми селами и поветами и двигались в московские пределы. За каких-то полгода выросла Харьковщина, заселенная теперь сплошь переселенцами из польского государства».
Казакам стало ясно, что это расстраивает все их помещичьи планы, так как народ под Польшей не останется. Симпатии Хмельницкого и компании ясны. А в московское подданство идти боялись — пугала неизвестность казачьих судеб. Что если воспользуется стихийной приязнью к себе южнорусского народа и произведет всеобщее уравнение в правах, не делая разницы между казаком и вчерашним холопом? И это было главным!
Среди старшины гуляла даже идея крымского и турецкого подданства, сулившая полное и бесконтрольное хозяйничанье в крае, но вопреки воле народа идти побоялись. О тайной раде в середине 1653 года одних полковников и высших войсковых чинов И. Выговский рассказывал: «Я гетману (Хмельницкому — авт) и полковникам говорил: кто хочет, тот поддавайся турку, а мы (еще полковник Жданович — авт) едем служить государю христиианскому…» (там же) Но в 1654 году после Земского собора 1653 года царь дал добро на просьбы Хмельницкого и Малая Россия, всего 10% от нынешней территории Украины, стала частью Московского государства.
В 19 веке Н. Костомаров выяснил, что сам Хмельницкий из-за принятой присяги стал двоеданником. Он нашел две турецкие грамоты Мехмет-Султана к нему, «из которых видно, что гетман… состоял в то же время подданным султана турецкого…, которое он принял еще в 1650 году: «…чтобы вы с увереностью возложили на себя этот кафтан в том смысле, что вы теперь стали нашим верным данником». (Н.Костомаров «Б.Хмельницкий. Данник оттоманской Порты», «Вестник Европы, 1878 год) Через полтора года после присяги Москве, султан шлет новую грамоту, из которой видно, что Богдан и не думал порывать с Портой…, но факт нового подданства скрыл, объяснив все дело, как временный союз, вызванный трудными обстоятельствами».
ПРО СТАРШИНСКОЕ ВОРОВСТВО И ПЕРЯСЛАВСКУЮ «КОНСТИТУЦИЮ»
Так дрожали за свое господское положение, что, явившись к присяге, «старшина и гетман потребовали, вдруг, чтобы царь в лице своих послов присягнул им со своей стороны и выдал обнадеживающие грамоты». Даже угрожали сорвать кампанию по приведению к присяге населения Малороссии. «Николи не бывало и впредь не будет, — сказал стольник Бутурлин, — и ему и говорить о том не было пристойно, потому что всякий подданный повинен веру дати своему государю». Употребление слова «подданный» никак не совместимо с самостийнической легендой о формате якобы договора равных сторон. Он же гарантировал: «Мы вам и преж сего сказывали, что царское величество вольностей у вас не отнимает… и маетностей ваших отнять государь не велит». (Статейный список посольства В. В Бутурлина, по сборнику документов, 1954 год) И настоял на обращении к царю с челобитьем, которое украинофилам захотелось назвать «конституцией» и «договором».
Такая челобитная была подана и почти все просьбы удовлетворены. Лишь вопрос о жалованье запорожскому войску был отложен до упорядочения общих фискальных дел. Оно должно было идти из налогов с Малороссии в царскую казну. За городами было сохранено Магдебургское право, духовенство сохранило прежние владения и права, остаткам уцелевшей шляхты подтвердили их старинные привилегии. Казаки только приобрели: реестр был увеличен до небывалой цифры — 60 тысяч человек, полного списка которого, хотя бы приблизительно, ни одно царское правительство до самого упразднения гетманства так никогда и не получило. Оно и понятно — на эти мифические тысячи было положено определенное казенное содержание, куда вся старшина запускала руку как в свой карман. И это не говоря уже о том, что абсолютное большинство записавшихся в казаки мужиков по-прежнему продолжали крестьянствовать. Мало того, что казаки из мятежных холопов платили за это гетману — «имали с тех людей, которых писал в реестр, золотых червонцев по 30-ти и по 40-ку и больше. Хто ково больше мог дать, того и в рейстр писал, для того, что никто в холопстве быть по-прежнему не хотел». («Воссоединение Украины с Россией», т.3) Позже эти казаки из холопов вновь угодили в крепостничество, но уже казацкое.
Весь старый уряд сохранен полностью, оставлено право выбирать себе старшину и гетмана с последующим доведением до сведения Москвы. Разрешено также принимать иностранные посольства. Щедрость выше необходимого. То есть, самодержец даровал ту же автономию, что и донским и яицким казакам. Ну и конечно самостийная легенда о «переяславской конституции» и «договоре» не имеют под собой никакого исторического обоснования. Так как произошла безоговорочная присяга народа Малороссии и казачества царю московскому. И все!
НА ПУТИ ПРЕДАТЕЛЬСТВА… В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ
Исходя из всего выше сказанного, совершенно не удивляет тот факт, что сразу же после присяги старшина во главе с Хмельницким начала изменять ей. Дело дошло до того, что они «решились на открытое государственное преступление, нарушив заключенный царем виленский договор с Польшей и вступив в тайное соглашение с шведским королем и семиградским князем Ракочи о разделе Польши». (Д. Баньтыш-Каменский «История Малой россии», т.2) Ракочи было послано 12 тысяч казаков. Главный момент — шведский король Карл Густав не числился в друзьях великого государя русского Алексея Михайловича. «И ты гетман оказал пособие шведскому королю без соизволения великого государя, забыл страх Божий и свою присягу перед святым Евангелием». (по Н. Ульянову) Неуправляемыми своевольниками были, своевольниками и остались.
ГЕТМАНЫ КАК ТУРЕЦКИЕ ПОДДАННЫЕ
Мифу о казаках как защитниках православия также уделим внимание. «Наличие в Сечи большого количества поляков, татар, турок, армян, черкесов, мадьяр и прочих выходцев из неправославных стран не свидетельствует о запорожцах как ревнителях православия. Данные, приведенные П. Кулишом, исключают всякие сомнения на этот счет». Оба Хмельницкие и Петр Дорошенко «признавали себя подданными султана турецкого — главы ислама. С крымскими же татарами, этими «врагами креста Христова», казаки не столько воевали, сколько сотрудничали и вкупе ходили на польские и на московские украины. Адам Кисель, православный шляхтич, писал, что у запорожских казаков «нет никакой веры"… Православный митрополит и основатель киевской духовной академии — Петр Могила — относился к казакам с нескрываемой враждой и презрением, называя их в печати «ребелизантами». (по Н. Ульянову) То есть мятежниками, бунтовщиками.
Вспомним также приведенную выше цитату архиепископа Филарета, где сии доблестные «защитники православия» в трогательном единениие с правоверными мусульманами разграбили православный женский монастырь. Надо полагать, и монашками попутно воспользовались, если те не успели бежать через имеющийся подземный ход.
МАЛОРОССИЯ ДО И ПОСЛЕ
До 1948 года гетманская власть понималась как власть военная, которая распространяется только на войско запорожское. Остальная Малороссия управлялась польской администрацией, которая была изгнана или уничтожена физически. Позже, согласно Зборовскому и Белоцерковскому трактату, ничего не изменилось. После перехода Малороссии под руку русского царя, Алексей Михайлович подтвердил соответствующие польские грамоты и верховной государственно-административной властью в крае считалась отныне власть царская.
Но по факту Малороссией управляла дорвавшаяся до властной кормушки казацкая старшина, которая перенесла сюда всю систему запорожского правления. И «под разными (надуманными — авт) предлогами административный аппарат русского царя попросту не был допущен в Малороссию до самого 18 века. И ответ на вопрос «Почему казаки даже не думали о «суверенных правах» и «национальной независимости»?» (им страшно мучаются украинофилы со своими ущербными воззрениями) кроется в их степной природе добытчиков, неважно каким способом. Эти отвлеченные принципы не имели никакой цены в сравнении с фактической возможностью управлять, чтобы «распоряжаться ее богатствами, расхищать земли, закабалять крестьян. О национальной независимости они даже не думали» прежде всего «по причине крайней опасности этой материи для казачьего благополучия». В независимой Малороссии «казаки никогда бы не смогли превратиться в правящее сословие, тем более сделаться помещиками». (Н. Ульянов).
Лишь в 1657 году правительство решительно подняло вопрос о введении воевод и взимании налогов. А до того оно поддалось на уговоры Хмельницкого повременить с описью на предмет обложения и с присылкой воевод. И за это время гетман и старшина приобрели необычайный вкус к власти и к собственному обогащению собирали налоги со всех слоев населения в свою пользу. Как результат, Богдан отказался от собственных слов в Переяславле о сборе налогов в пользу великого государя. Тогда он выговорил право собирать их не московским приказным, а местным людям.
Поэтому понятно, что уже при Выговском, который тоже хотел собирать налоги себе в карман, «воеводский вопрос» был причиной всех смут, заполнивших вторую половину 17 века. О воеводах рассказывали небылицы типа запрета ношения сапог и введения лаптей, представляли людьми жестокими, алчными и т. д. Обилие жалоб в это время без ссылок на конкретные факты всегда исходило от старшины чаще в устной форме на радах. Но вот все решающее опровержение: «Ни в московских, ни в малороссийских архивах не найдено делопроизводств и расследований по поводу обид и притеснений, учиненных над малороссами царскими чиновниками, нет указаний на самое возникновение таких документов».
Есть другие документы. Когда в 1667 году воевода каневский князь Волконский не предупредил гетмана Самойловича и начал следствие по факту измены полковника Гурского, то из Москвы получил отставку и выговор: «То ты дуростию своею делаешь негораздо, вступаешься в их права и вольности, забыв наш указ…» Что уж говорить о более мелких чиновниках. А на Глуховской раде 1668 года при избрании в гетманы Д. Многогрешного князь Ромодановский по поводу обвинений служилых людей в поджогах с целью грабежа сказал: «О том великому государю не бывало ни от кого челобитья ни прежде сего, ни в последнее время; если же бы челобитье такое было, против челобитья был бы сыск, а по сыску, смотря по вине, и тем ворам за их воровство и казнь учинена была бы. Знатно, то дело ныне затеяли вы, чтоб воеводам в городах не быть». (Н.Костомаров «Руина», 1879 год).
Нежинский протопоп Максим Филимонов прямо писал боярину Ртищеву: «Противятся этому некоторые старшие для своей прибыли: возлюбивши власть не хотят от нее отступиться». (С. Соловьев «История России», т.11).
И еще любопытное замечание касательно налогов. В 1658 году стольник Кикин по дороге в Киев выяснил, что казаки систематически не получают жалованья. И он разъяснял, что все поборы с Малороссии идут в гетманскую казну. Собираются и расходуются казацкими властями. Именно эти объяснения вызвали злобную настороженность гетмана Выговского и генерального уряда, тех немногих, кто об этом знал. Новое доказательство низменности целей, с которыми захвачена власть над Южной Русью.
КТО ГРАБИЛ УКРАИНУ
Особо следует остановиться на стенаниях о «грабеже Украины» царским правительством. «До учреждения «Малороссийской коллегии» в 1722 году правительство довольствовалось номинальным пребыванием Малороссии в составе Российского государства». Удивительно ли, «уже в 18 веке малороссийские помещики оказываются гораздо богаче великорусских, как землями, так и деньгами». Стяжательство всех гетманов и старшины, «значного и моцного» казачества не знало границ. И в этих условиях уже при героическом ныне Мазепе генеральная канцелярия обращалась в Москву за деньгами на жалованье охотничьему войску. Позднее Петр Великий говорил: «Можем непостыдно рещи, что никакой народ под солнцем такими свободами и привилегиями и легкостью похвалиться не может, как по нашей царского величества милости, малороссийский, ибо ни пенязя в казну нашу во всем малороссийском краю с них брать мы не повелеваем». Правда все «привилегии», «легкости» и «свободы» достались только казачеству.
А вот цитата из наставления Н.А. Румянцеву при назначении его малороссийским генерал-губернатором в 1764 году: «От сей толь обширной, многолюдной и многими полезными произращениями преизобильной провинции, в казну государственную (чему едва кто поверить может) доходов никаких нет. Сие однакож так подлинно, что напротив того еще отсюда отпускается туда по сороку по восьми тысяч рублей». («Бумаги императрицы Екатерины Второй», 1871 год) Картина красноречива.
КАЗАКИ-КРЕПОСТНИКИ
И последний миф, требующий развенчания, это миф о закрепощении малороссийского крестьянства Екатериной Второй. И кто из самостийников только за это не проклинал как ее лично, так и «москалей» вообще. Особенно умиляет плачь по этому поводу В. В Капниста, сына казачьего полковника. Вот слова Петрика, казачьего аристократа, сбежавшего в Сечь после служебного преступления. По его словам, они «позволили нашему гетману раздавать старшинам маетности, старшины позаписовали себе и детем своим в вечное владение нашу братью, и только что в плуги их не запрягают, а уж как хотят, так и ворочают ими, точно невольниками своими». (С. Соловьев, т.14) Правда, до побега был правой рукой генерального писаря Кочубея и это его устраивало.
Между тем в положение малороссийского крестьянства указ от 3 мая 1783 года не внес никаких изменений. Как хорошо известно, всякий закон или нормативный акт есть всегда реакция на то, что уже происходит в реальности. Вот пункт 8-ой указа, наиболее нас интересующий: «Для известного и верного получения казенных доходов в наместничествах Киевском, Черниговском и Новгород-Северском, и в отвращение всяких побегов к отягощению помещиков (то есть уже в реальности существуют и крестьяне уже сейчас реально бегут! — автор) и остающихся в селениях обитателей, каждому из поселян остаться в своем месте и звании, где он по нынешней последней ревизии написан, кроме отлучившихся до состояния сего нашего указа…» («Полное собр. законов Российской империи, т.21).
Уже из него можно заключить, что крепостничество в Малороссии существовало как факт, а не вводится как нечто новое. На что непременно была бы специальная ссылка в его тексте. И целью указа было распространение на Малороссию административных мер, связанных с фиском и действовавших во всех прочих российских губерниях. Как справедливо заметил Н. Ульянов, «мы видим здесь весь характерный крепостной ландшафт — «помещиков», «поселян», «побеги», доставляющие помещикам «отягощения». То, что поселяне бегут, а не просто уходят, свидетельствует о невозможности легального ухода с места. А это и есть главный признак зависимости.
Уже с момента присоединения к Великой России старшина, «можнейшие из можнейших», самые хищные и пронырливые, «обнаружили в полной мере свою столетнюю мечту учредиться помещиками и занять место изгнанных польских панов. Первые же посланники к Алексею Михайловичу — войсковой судья Самойло Богданов и переяславский полковник Тетеря — били челом в Москве о «привилеях на хартиях золотыми буквами писаных: мы судье, на местечко Имглеев Старый с подданными там будучими и со всеми землями издавна до Имглеева належащими, а мне полковнику на местечко Смелую также с подданными в ней будучими, и со всеми землями к ней належавщими». (по Н. Ульянову) Царь ни в чем не отказывал. Почти каждый видный урядник, с течением времени, обзавелся желанным документом на имение. Из-за боязни негативной реакции крестьян, которые одних помещиков уже раз вырезали, они остались лежать в шкатулках до лучших времен. Но тяга к крепостничеству очевидна.
Реального закрепощения добивались окольным путем. Например, с помощью «ранговых маетностей» — жалованья в виде имения для крупных воинских чинов. Жители такого имения обязывались различными повинностями в пользу владельца урядника. Та же панская вотчина, только не частная. Доставались они «бунчуковому товариству» при генеральном уряде и значковому или «полковому товариству». И о детушках подумали. Значные казаки, численно небольшая сплоченная группа запорожской школы, обеспечивали и их войсковыми вотчинами, приписав к генеральной войсковой канцелярии. Со временем старшина добилась превращения войсковых экономий в частную и наследственную собственность. Выпрашивали также земли, «к диспозиции гетманской надлежащих», которые передавались в личное владение. Вместе с ними и население, зависевшее прежде от войска, переходило в частную собственность.
Но всего этого «лыцарям» было мало и оно не брезговало ни ростовщичеством, ни игрой на народных бедствиях ради завладения крестьянскими «грунтами». Н. Ульянов приводит типичный пример, как отец гетмана Данилы Апостола давал в неурожайный год деньги в долг, «чтоб деток своих голодною смертью не поморити», а потом отнимал у них землю. Полковник Лизогуб содержал шинок, с его помощью опутал долгами мужиков и за эти долги тоже отбирал землю. Беглых малороссийских крестьян по приказу Мазепы ловили уже в 1707 году. В 1739 году генеральная канцелярия запрещает переходы под угрозой смертной казни. Через 18 лет гетман Разумовский своею властью издает другое распоряжение равносильное запрету переходов. Но лучшее свидетельство от сторонников украинофильства. Исследовательница А. Я Ефименко констатирует, что весь процесс закрепощения крестьян «совершился чисто фактическим, а не юридическим путем, без всякого, по крайней мере, непосредственного вмешательства государственной власти» (по Н. Ульянову).
Как-то автору попалась на глаза статья под названием «Переяславская рада: миф или реальность?» Ответ один: несомненно, реальность и, несомненно, благо. И еще одно несомненно — в воссоединении единоверного русского православного народа нет ровным счетом никакой заслуги ни Хмельницкого, ни казацкой старшины, значных, «моцных» казаков. Скорее уж это случилось вопреки их воле. И сегодня наблюдается то же самое: явное различие в интересах галицизированного руководства нынешней Украины, явно не совпадающими с реальными государственными, и народа ее незападной части, исторически тяготеющего к России. Остается только высказать надежду, что когда-нибудь и его мнение будет учтено. Ну, а пока Украиной правит «новая казацкая старшина» с теми же выраженными хищническими устремлениями и нивелированной моралью тем более национал-шовинистской направленности. И 400-летний юбилей Перяславской рады, пожалуй, вообще будет забыт.
Геращенко Георгий, Единая Русь
На РЛ прислано в рассылке Всеукраинского Объединения «Русское содружество»
http://rusk.ru/st.php?idar=113979
|
|
