Пережитого не забыть

Рассказ о немецкой военнопленной Имгард Древс, которая отрабатывала долги Германии в сибирской шахте

В Международном выставочном центре Мюнхена владелица картинной галереи «Exklusive Kunst aus der Natur» Имгард Древс из баварского города Эберманнштадт долго искала в сумке документы, необходимые для оформления стендов с анималистическими полотнами из большого собрания своей коллекции. Распознав мой русский акцент, она сначала с улыбкой посетовала на свой возраст и память, а потом вдруг несколько раз смело выругалась в свой адрес матерной бранью. За этим последовали и пара экспрессивных выражений из тюремной жаргонной лексики.

— Откуда вы знаете все эти ругательства?- удивился я. — Неужели после выставления картин в Москве?

— Совсем нет. Я — бывшая пленная узница Сталина. Сидела у вас в сибирском лагере и работала там в угольной шахте. В 1949 году возвратилась в Германию. Вот и нашла документ…

В протянутом мне целлофановом пакетике находились маленькая старая фотография и пожелтевшая справка об освобождении из лагеря в Кемеровской области и отправке на родину в город Лайсен.

…В течение часа общения с госпожой Древс понимаешь, почему она любит общаться с выходцами из России на их родном, хоть и очень ломаном языке.

— 8 марта 1945 года меня, еще невинную девчонку, никак не участвовавшую в войне, схватил на улице советский патруль. Без долгих объяснений и на правах победителей меня вместе с другими мужчинами и женщинами погрузили в обшарпанный товарный вагон и защелкнули замок. Вот таким странным образом меня, тогда еще наивную барышню школьного возраста, мечтавшую о наступлении мира после войны, сделали в короткое мгновенье так называемой «гражданской военнопленной», — рассказала госпожа Древс.

…В последний год войны ей было всего 16 лет. Из небольшого городка Майстервальд побежденной советскими войсками Германии ее насильно вывезли в сторону границы СССР. Через несколько недель изможденная дальней дорогой, голодная и холодная, она оказалась на незнакомой железнодорожной станции в Кемеровской области. Здесь 4 года и 8 месяцев вместе с другими 2356 немецкими узниками она выполняла тяжелые для девушки физические работы на шахтах предприятия «Прокопьевскуголь». Рядом с пленными немцами в качестве «спецконтингента» трудились интернированные граждане Австрии, Польши, Румынии.

По прибытии в спецлагерь ей пришлось спать на голых нарах. Она жила в антисанитарных условиях, ибо в спецлагере не хватало спецодежды, постельного и нательного белья. Весной и летом спецлагерь за колючей проволокой представлял собой обыкновенную землянку, а с наступлением жестоких морозов — подземелье. Рано утром под конвоем ее доставляли на работу и обратно. В лагере установили зону с жестокими условиями содержания. Ежедневная пайка состояла из 200 г хлеба, 100 г сала «шпик» и чая. «Витаминами» служили лишь картофель и сваренные капустные листья. Четыре ведра полугнилой картошки и один литр подсолнечного масла делили на сотню военнопленных. Если бы Имград удавалось выполнять дневную норму от 50 до 80 процентов, то ей выдавали бы пропитание, но на 25% меньше установленного. Имгард трудилась исправно, хотя по возрасту она и была самой младшей в группе немцев-военнопленных. Несмотря на это, лагерное начальство поручило именно ей отвечать за целое отделение, где было 20 человек. Если кто-то из ее бригады подвергался наказанию в виде ареста, то получал питание на 50% меньше нормы. Незнание русского языка, тяжелейшие условия жизни и труда, скудное питание были причинами высокой смертности и болезней. В шахтах гибли десятки, а, может, и сотни людей, и не только немцы, но их количество и имена ей неизвестны.

— В таких ужасных условиях, в каких я жила и трудилась под землей на глубине 700 метров, можно было, конечно, выжить, но никак не сохранить и без того подорванное войной здоровье, — рассказала Имгард Древс. — Я, девушка-рабыня, выжила в страшной сталинской неволе, потому что имела стойкий характер моего отца. Конечно, сказывался мой юношеский возраст, но еще я была отважной и оптимистичной по духу. По ночам, как и все, часто плакала на соломенном матраце, и спрашивала вслух Бога, за что мне выпали такие жестокие испытания и страдания под чужим небом на сибирской земле? Попробовала робко задать этот вопрос и советскому начальству в лагере и получила в грубой форме такой «поучительный» ответ: «Вы должны работать именно в России, но для восстановления благополучия немецкого народа!». Правда, руководство спецлагеря не отвечало на мой другой вопрос, который я не осмеливалась ему задать: как долго будет продолжаться этот чудовищный кошмар в землянке и под землей? Мне, девушке, не достигшей 17-летнего возраста, никак не хотели идти на уступки. Я, как и другие военнопленные, оказалась подневольной заложницей, в течение неполных пяти лет принудительно отрабатывавшей в сибирской шахте долги Германии. Наверно, уж таков суровый закон войны… А может, и право победителей казнить или миловать побежденных — граждан своих врагов. Я видела и среди советских заключенных «врагов народа», удел которых заключался в том, чтобы не выжить, а умереть на тяжелых работах под землей. В шахте я случайно узнала о существовании среди лагерников «волжских» советских немцев, разговаривающих на немецком, но на малопонятом для меня диалекте. С ними нам было категорически запрещено общаться, тем более, что они и мы всюду были под усиленным наблюдением вооруженных охранников. О, как последние погоняли и оскорбляли нас и как ругались матом в нашу сторону! Хочешь не хочешь, а впечаталась в мою память матерная брань…

Имгард Древс познакомилась в России с несколькими простыми сибиряками, пытавшимися помочь в годы неволи как-то сгладить ее существование, с горем пополам выучила бытовой русский язык, узнала некоторые обычаи и традиции сибиряков, даже полюбила застольные песни, сибирские пельмени и русскую водочку:

— Она по праздникам всегда припасена для моих гостей и для меня.

Госпожа Древс ценит сердечность, открытость и терпеливость русских людей. Умудренная и закаленная жизнью, она, кажется, вопреки логике, не судит строго своих бывших обидчиков, не перекладывает всю вину на русский народ, не требует у бедной страны никакой компенсации за нарушение ее гражданских прав:

— Я знаю, что в годы сталинизма страдали не только военнопленные, но и невинные русские люди и немцы Поволжья…

Как и многие немцы, она до сих пор не понимает феномена победителей в великой войне против фашизма, которые, имея такую богатую по природным ископаемым «Сибирь-страну», так и не зажили даже полвека после войны более и менее богато и сытно:

— Не вся же Россия живет в благополучной Москве! Есть еще и сибирские города и деревни…

Госпожа Древс все и всем великодушно простила:

— Но не забыла! Разве пережитое спецлагере и шахте можно забыть?…

Сейчас она каждый день благодарит Бога, что выжила в сталинской спецзоне:

— Знаете, когда покидаешь ад, жизнь на свободе кажется настоящим раем!..

В 1999 году она посетила в Кемеровской области те места, где когда-то пережила жесточайшие испытания, встретилась с теми, кто еще ее помнит, поставила свечи в церкви, помянула с водочкой по русскому обычаю всех погибших. Завела знакомство с новыми сибиряками, рассказала им о своей жизни в современной Германии, где стала владелицей художественного салона, полюбила охоту и анималистическую живопись, приобрела много знакомых среди знаменитых художников с мировым уровнем, ежегодно стала участвовать с картинами из своей коллекции в международных выставках, стала собирать среди своих знакомых гуманитарную помощь для сибиряков.

….Как близких родных встречает и принимает госпожа Древс в своем баварском городке Эберманнштадт старых и новых знакомых из далекой Сибири, накрывает гостям стол по баварскому и русскому обычаям с пивом и водкой. Первый тост — за встречу, второй — благодарность Богу, что выжила, третий — за погибших. Просит гостей спеть полюбившуюся ей песню «Волга-Волга — мать родная…». Как может, подпевает и сама и все расспрашивает о Сибири. На прощание обещает гостям, что обязательно приедет еще раз в Кемерово на свидание с прошлым…
Анатолий Холодюк, Мюнхен