 |
| Интернет против телеэкрана | Сергей Кара-Мурза | 25.04.2005 |
Доводом для такой интерпретации служит тот факт, что существующая в постсоветских республиках властная верхушка (Шеварднадзе, Кучма, Акаев) уже настолько зависима от ее отношений с Западом, что с точки зрения конкретных интересов США нет никакого смысла производить замену одной команды на другую, тем более с помощью таких дорогостоящих операций, как революции. Ни Шеварднадзе, ни Кучма ни в чем бы и так не отказали американской администрации (РФ, в силу наличия у нее ядерного оружия, является особым случаем).
Этот на первый взгляд убедительный довод уязвим. Дело в том, что речь идет не о конкретных частных целях администрации США, а о том, что в нынешнем состоянии постсоветские республики не вписываются в новый имперский мировой порядок из-за того, что обладают пусть и ущербной, но собственной легитимностью, кусок которой они получили путем дележа легитимности Советского Союза при его расчленении. Они — именно постсоветские, продукт советской системы, они символически еще в ней — одни надеются ее вернуть «в обновленном виде», другие проклинают.
Власть на этих территориях тоже постсоветская. Ельцин не «спущен» нам из США, мы вырастили его в своем коллективе. Он передал свое кресло В.В.Путину, и В.В.Путина принял народ РФ. Как бы В.В.Путин ни старался угодить США, он «наш». И народы «наши». И украинцы, и таджики — пока что представляют собой части разделенного советского народа, и эта принадлежность ощущается ими как нечто наднациональное.
Новый мировой порядок предполагает, что на территориях СССР, не принятых в «Запад», должна быть установлена власть, получившая легитимность из рук Запада — именно Запад должен стать действительным сувереном над этими территориями. Тогда и постсоветские народы получат от Запада статус «наций».
М.Ремизов пишет: «Бархатная революция» — это неоколониальная революция, вшивающая в саму структуру революционного субъекта и, следовательно, государствообразующего субъекта, ген зависимости. Оранжевая толпа стала «украинским народом» (т.е. субъектом революции) по мановению мировых СМИ и по мандату мирового гегемона. Отныне «украинская нация» (т.е. субъект государства) является таковой только относительно имперского центра и внутри имперского поля. Это значит, в частности, что «бархатные революции» следует рассматривать не в логике отстаивания интересов США, а в логике сложного процесса производства легитимности мирового имперского порядка".
Ремизов поясняет, что в таком контексте для Запада совершенно неважно, кто более эффективно радеет о его интересах — Шеварднадзе или Саакашвили, Кучма или Ющенко: «С точки зрения геополитики влияния и вообще политики интересов, режимы Кучмы и Шеварнадзе для Соединенных Штатов практически ничем не хуже и не лучше новых „революционных“ режимов. От постсоветской бюрократии США могли получить все, что хотели. Но суть империи в том, чтобы разрешать кризисы легитимности, подтверждая свое качество гаранта миропорядка, „метасуверена“. В зонах вакуума легитимности империя не строится на „прагматической“ логике рассуждений о том, кто наш, а кто не наш „сукин сын“. А мы, повторяю, все еще в зоне вакуума — „в условиях, сложившихся после распада огромного великого государства“, как и сказал президент».
На то, что результатом «оранжевой революции» должно стать возникновение власти с совершенно новым источником легитимности и даже возникновение «нового народа», настойчиво обращают внимание западные СМИ, что говорит о наличии продуманной политико-философской доктрины. В множестве сообщений о событиях на Украине прямо писалось, что украинцы стали «политической нацией» и перестали быть постсоветским народом. Можно предположить, что именно ощущение такого поворота, угроза утраты символической связи с тысячелетней страной привели к такому моментальному расколу населения Украины на две части.
Р.Шайхутдинов пишет об этом разрыве прежней (прозападной!) власти Украины с теми, кто надел «оранжевые» шарфы: «Этот новый народ (народ новой власти) ориентирован на иной тип ценностей и стиль жизни. Он наделён образом будущего, который действующей власти отнюдь не присущ. Но действующая власть не видит, что она имеет дело уже с другим — не признающим её — народом!.. Для нового народа у оппозиции существует внестрановая легитимизация: США, например, заранее объявляют, что выборы нелегитимны, и признают они только победу оппозиционного кандидата. Так другой народ приобретает легитимность извне».
Можно, однако, усомниться, что такой созданный с помощью технологических манипуляций «народ-гомункул» обретает собственную жизнь, которая будет продолжаться и после завершения «оранжевой революции». Для этого требуется изменение многих социальных, экономических и культурных условий, которые складываются исторически в ходе «молекулярной» деятельности населения и данной территории, и сопредельных стран, и Запада. На багдадском Майдане толпа шиитов могла на время стать «оранжевой» — после того как американцы арестовали Саддама Хусейна. Но мало кто верит, что дарованная оккупационными войсками США «внешняя легитимность» реально принята шиитами.
М.Ремизов пишет о технологии интеграции постсоветских стран в Новый мировой порядок: «Исходя из этого и следует, на мой взгляд, прочитывать исторический смысл „бархатных революций“. Режимы, выходящие из их горнила, по структуре своей легитимности уже не являются „постсоветскими“: их утверждение связано со сломом инерции и выходом на сцену мобилизованного массового субъекта. Или выкатыванием на сцену его муляжа.
В случае политического успеха массовой мобилизации, независимо от того, насколько она „постановочна“, конструкт становится реальностью, и „революция“ может быть признана состоявшейся. Это вполне относится и к украинскому сценарию смены власти: революция имела место, обозначено определенное событие в области легитимности. Вопрос, однако, в том, какова природа новой легитимности. Было бы большой ошибкой отвечать на этот вопрос по шаблону классического, современного понимания революции — и поспешно говорить, например, о появлении „гражданской нации“ как субъекта украинского государства».
Действительно, пока нет оснований считать, что «оранжевые» станут «субъектом украинского государства». Майдан подметут, студенты разойдутся по аудиториям, селяне западных областей вернутся к своему разбитому корыту. Но и утверждение, что в случае политического успеха «оранжевого» спектакля «конструкт становится реальностью» (даже если это муляж), требует проверки временем. Очень может быть, что ощущение всесилия новых политических технологий есть лишь психологический эффект от успеха ряда однотипных «блиц-революций». Столь же непобедимой казалась армия фашистской Германии в ее блиц-войне в Европе и летом 1941 г. в СССР.
